— Есть, — констатировал Вакатоши, — магия воды или любой иной жидкости, включая кровь.
Он написал что-то на припасённом клочке бумаги. Мисочка продолжала своё движение. Она поколебалась на середине, после чего уверенно, словно кто-то потянул за невидимую нить, заскользила к уже начавшему подтаивать кусочку льда. С иглой повторилось всё то же самое: она дёргалась, извивалась, в тщетном старании высвободиться из высушенного листика.
— Как вы и предполагали, коллега, — обратился Вакатоши к чародейке, успевшей подняться в его глазах от бывшей студентки до коллеги, — лёд. Трансгрессия одного вида зачарованного вещества в другой. Далее предсказываю маршрут нашей ладьи: она остановится у стихии, которую мы по традиции наших континентальных соседей называем цилан или смерть. Сие явится подтверждением смертоносной направленности заклятия, заключённого в артефакте в виде браслета кочевников. Ну что? Не хотите сделать ставки?
— Пожалуй, воздержусь, — ответил Вил, — не стоит смешивать работу и развлечения. К всему прочему, нимало не сомневаюсь в вашей компетентности.
— И правильно делаете, очень правильно делаете, — Вакатоши жестом предложил удостовериться в своих словах.
Из импровизированной лодочки куда-то испарилось всё масло, и иголке удалось, наконец покинуть свой плен. Она пригвоздила к доске цветок аспидистры, окрасившийся в оттенки крови.
— Как вы можете убедиться, я оказался прав: итогом заклятия, прятавшегося в невинной на вид безделушке, оказалась трансгрессия льда в иную форму с высвобождением энергии полудрагоценных камней. Об этом свидетельствует полное испарение лаврового масла, вылетевшая игла и смена цвета у символа смерти. Кстати, я не стал бы исключать жертвоприношение при наложении заклятия. Слишком уж быстро и кардинально покраснел цветок. Он поглотил всю энергию жизни. Взгляните, только что сорванный мною цветок завял, истлел и рассыпался прахом.
— Это старинная вещица или новодел? — спросил Вилохэд.
— Старинная, с гарантией. Несколько эпох пережила точно. Я бы датировал её, — профессор вооружился лупой, так и сяк поворачивая браслет, — эпохой Расцветания и Увядания, а то и раньше. Настаиваю на континентальном происхождении браслета, — заявил он, хотя никто и не думал ему возражать, — именно кочевники Великой степи обожествляли лошадей, в частности — кобылиц, приписывая им силы созидания и разрушения.
— А по какой причине убийца продолжала носить на руке артефакт, когда он уже полностью потерял свои свойства? — спросил коррехидор, которого волновали куда более прозаические вопросы, нежели созидание и разрушение.
— Сперва скажите мне, — прищурился Вакатоши, — данный артефакт использовал человек, лишённый магической одарённости?
— Мы не знаем о магических способностях женщины, убийство которой мы в данный момент расследуем, — ответил коррехидор, — но, полагаю, что чародейкой она не являлась, ведь так? — он вопросительно глянул на Рику.
— Конечно, при вскрытии я смогу провести проверку на следы магический цепей, но судить об их уровне развития будет сложновато. То, что она пользовалась артефактом, наводит скорее на мысль об отсутствии способностей к магии.
— Тогда предположу следующее, — Вакатоши отозвал хомячка и смахнул остатки ритуала в мусорное ведро, — ваш убийца знал, что в его руках имеется смертоносное оружие, но при этом он не имел представления о его истинной природе, то бишь: амулет это или артефакт. Посему после использования продолжал носить браслет в надежде, что он перезарядится. Возможно, опыт использования амулетов сослужил дурную службу.
Они поблагодарили профессора Вакатоши за помощь, пообещали непременно воспользоваться приглашением обращаться за помощью безо всякого стеснения и впредь, после чего вышли в знаменитый парк отделения Прикладной маги.
— Прежде чем идти и предъявлять обвинения жене министра финансов, — невесело проговорил Вилохэд уже в магомобиле, — следует хорошенько всё обдумать. Давайте-ка ещё раз проверим наши выкладки.
И они проверили. Выходило, что сначала госпожа Фань Суён встретилась на приёме в доме Харады с Сюро Санди, бывшим сотрудником артанской разведки, и этот самый сотрудник в иносказательной форме предостерегал делийку от неких опрометчивых действий.
— Постойте, — Рика наморщила лоб, — вы помните, что было перед этим?
— Общение с дядей Джейком слегка расцветило скучный приём.
— Я вспомнила, что прежде господина Сюро делийская красавица беседовала с хозяином дома.
— С Харадой?
— Да, — подтвердила чародейка, — а ещё в конце разговора с Сюро она многозначительно процитировала ему несколько строчек о воспоминаниях, возврат к которым возможен лишь в сердце.
— Как часто былое тайную прелесть в себе скрывает.
Но сколь ни старайся, возврат к нему
Лишь в нашем сердце возможен, — прочитал по памяти Вилохэд.
— Да, очень похоже.
— Стих двадцать седьмой из сборника «Искорки поэзии». Мицу́ра Та́ндо, эпоха Расцветания и Увядания.
— Если Фань Суён процитировала это стихотворение-сожаление, — продолжила рассуждать чародейка, — напрашивается предположение, что в прошлом их с господином Сюро связывали нежные чувства.
— Даже, если у них в прошлом была любовная связь, что — не факт, но и обратное я утверждать не берсь, — покачал головой коррехидор, — само наличие такой связи ещё не является основанием для убийства. Вот интерес госпожи Фань к министру вполне очевиден. Мы сами дважды встретили их, при том, что смущение Харады и его мгновенное исчезновение из кафе было более, чем очевидным. Может, Сюро пытался предостеречь женщину от попыток завести шашни с мужем своей сестры? Это возможно, особенно, если об обращении с мужчинами госпожи Фань ему было известно из собственного печального опыта?
— Почему непременно печального?
— Потому, как Суён носила фамилию Фань, а не Сюро.
— И она убила своего бывшего любовника, чтобы не мешал новому роману? — недоверчиво усмехнулась Рика, — нет. То есть я не возражаю ни против возможной связи, ни против предупреждения. Мне кажется сомнительным повод. Харада — взрослый мужчина, ему под сорок. С чего бы родичу столь ревностно печься о его нравственности? Хотя, за неимением мотива, сойдёт и этот. И как госпожа Фань смогла связать ежевичное вино со своим артефактом?
— На приёме такого размаха, как давали Харады, всегда в изобилии заказывают спиртное, — по своему обыкновению издалека начал Вил, — при этом стараются охватить все предпочтения госей. Я в субботу не обратил внимания на ежевичное вино. Сам его не люблю из-за терпкой сладости, но из этого не следует, что это вино не было заказано. Кстати, мы не спросили у профессора, как устанавливается связь между заклятием и жидкостью, на которое ему предстоит подействовать.
— Чтобы ответить на ваш вопрос довольно и моих скромных познаний, — чародейка победно взглянула на собеседника, — обойдёмся без профессора Вакатоши. Связь чаще всего устанавливается контактным способом, — заявила она и, встретив непонимающий взгляд собеседника, уточнила, — ну, например, всего-то и нужно, как обмакнуть палец в вино жертвы и незаметно провести им по браслету. Просто, доступно, легко выполнимо.
— Фань Суён берёт два бокала своего любимого ежевичного вина (я не исключаю, что вино также является капелькой воспоминаний, к которым возможно возвращение только в сердце), незаметно проделывает все необходимые манипуляции с бокалом, предназначенным жертве, и предлагает Сюро выпить за возобновление знакомства или же за прекрасные воспоминания, я не знаю, — он усмехнулся, — умная женщина всегда придумает повод, от которого сложно отказаться. Да и зачем Сюро отказываться от выпивки на приёме? Они вместе пьют ежевичное вино. После приёма друг дяди Джейка едет в клуб, затем возвращается домой. Убийце остаётся лишь проследить за ним и активировать заклятие в нужный момент.
— Да, — согласилась чародейка, — только, если бы они пили вино прямо на приёме, желудок Сюро успел бы переварить напиток. Большой бокал переваривается за два с половиной — три часа. Убитый был весьма крупным мужчиной, ко времени смерти от вина почти ничего не осталось бы. Поэтому полагаю, что вино было им выпито минут за двадцать до смерти, и одним бокалом дело не ограничилось.