— Знаешь, ты прекрасно выглядишь в таком виде, — сказал Гейвен, его слова были хриплыми, когда он посмотрел на меня сверху вниз. — Хорошенькая маленькая девочка, связанная подо мной, твое тело принадлежит мне, чтобы играть с ним. Ты моя игрушка, Ангел?

Мои соски превратились в маленькие тугие бусинки, более темного, сердитого цвета, чем обычно. Они были опухшими и казались более чувствительными на ощупь. Он наклонился и взял в рот один из них, язык хлестал меня с такой силой, что по мне пробегал электрический разряд.

Моя киска пульсировала от желания. Единственное, что могло бы усилить ощущение от того, как он облизывает мой сосок, — это ощущение чего-то горячего и твердого внутри меня. Теперь мысль о каждом поцелуе, украденном на заднем сиденье в старших классах, исчезла. Каждая тайная ласка школьного парня казалась мне другой жизнью. Ничто не могло сравниться с этим.

Губы Гейвена оторвались от меня с резким звуком, который заставил меня снова вскинуть голову. Он прижал палец к теперь уже влажному кончику моего соска с ухмылкой.

— Ты такая голодная, да? — его глаза остановились на моих. — Ответь мне, Ангел. Ты голодная?

Я прикусила нижнюю губу, не желая признавать правду. Я голодная. Прошла секунда, затем другая. Наконец, у него вырвался смешок.

— Неважно, — сказал он. — Тебя все равно надо дисциплинировать, любимая. Уверен, ты ожидала, что твоя девственность продлится до нашей первой брачной ночи, но сейчас у меня другие планы.

— Ты… ты собираешься трахнуть меня? — спросила я.

Нервозность скапливалась у меня в животе. Хотела ли я этого от него? Да. Ответ утвердительный. Однако Гейвен покачал головой, удивив меня.

— Нет, — сказал он. — Ты не была хорошей девочкой. Ты была очень, очень плохой девочкой. Хороших девочек трахают. А плохих — шлепают.

— Значит… ты собираешься отшлепать меня? — спросила я в замешательстве.

— Да, — сказал он. — Но не сегодня вечером. Сегодня вечером у меня для тебя запланировано кое-что еще.

— Что?

Мой следующий вопрос был прерван, когда он резко ущипнул меня за сосок и крутил до тех пор, пока мои внутренности не отреагировали. Я вскрикнула и выгнулась дугой от его прикосновения, пытаясь облегчить боль. Однако, как только это произошло, боль отступила. Гейвен наклонился, и я снова закрыла глаза от ощущения влажности его губ и языка. Он промыл каждый сосок с нарочитым вниманием прежде чем он отпустил меня и отодвинулся на край матраса. Боль и удовольствие, которые он дарил, были его оружием, и я поймала себя на том, что дрожу от того эффекта, который они оба оказывали на меня. Гейвен снова поднял бутылочку со смазкой.

Тяжело дыша, обливаясь потом, я наблюдала за ним, когда он открыл крышку и выдавил изрядное количество себе на пальцы. Мои глаза расширились по мере того, как все больше и больше лилось в его руку, пока она практически не покрылся ею. Что задумал с таким количеством смазки? Он опустошил весь контейнер.

— Мафиозные семьи придерживаются традиций, — сказал он, отступая назад и наклоняясь надо мной, снова проскальзывая прямо между моих связанных раздвинутых ног. Его несмазанная ладонь коснулась моего бедра, раздвигая меня шире, чем когда-либо прежде, пока я не почувствовала, что растягиваюсь до такой степени, что готова разорваться пополам. — Точно так же, как короли — древности, главы большинства семей хотят жениться на девственницах, — продолжил он. — И на то есть веская причина. Они хотят быть уверены, что все дети, которые родятся у их жен, будут принадлежать исключительно им, поскольку она будет носить будущих наследников их рода.

Пронзительный сине-стальной лед его взгляда на мгновение задержался на мне, прежде чем его пальцы прижались к моему отверстию. Сначала два, погружающиеся глубоко и быстро, облегчаемые количеством смазки, покрывающей их. Это было странное ощущение, но не неприятное. Я поежилась под его вниманием, чувствуя, как что-то внутри меня загорается. Я сгорала, сгорала заживо, и единственное, что могло одновременно разжечь и выпустить пламя, был он.

— Это еще одна причина, по которой я выбрал тебя, — сказал он. — Я знал, что твоя сестра не осталась нетронутой, но ты … ангел. У тебя вид девственницы. Невинная. Неопытная, как ты сама призналась раньше. В тебе есть жар женщины, нуждающейся в удовольствии.

— Что?

Какое все это теперь имело значение? — подумала я, проглатывая слова, когда его пальцы проникли в меня. Зачем он мне это рассказывает?

— Возможно, я не буду трахать тебя сегодня вечером, Ангел, — сказал Гейвен. — Но я позабочусь о том, чтобы ни один другой мужчина никогда не был у тебя первым.

Меня охватило замешательство. Третий палец присоединился к первым трем, открывая мой канал. Я вздрогнула, когда он трахнул меня своей рукой. Взад и вперед. Я слишком напряжена для этого, а его рука… его пальцы… они были массивными, когда он вторгся в меня. Его глаза не отрывались от моего лица, наблюдая…за чем-то, что я не могла сказать. Однако он был поглощен собой, полностью сосредоточен. Дискомфорт стал более выраженным, когда он добавил четвертый палец, вонзив их все в мое влагалище, в то время как его большой палец скользил по моему клитору — наконец-то дав мне намек на это удовольствие… и боль.

— Ах! — я выгнулась дугой от напряжения.

Клянусь, что он пытается довести меня до безумия. Должно быть, именно таким было его наказание. Он хотел увидеть, как я полностью потеряю контроль, передам все это ему. Почему-то я подумала, что мне бы это не понравилось. Было бы проще, в конце концов, просто передать ему контроль?

Я задрожала под его рукой, желая прижать бедра друг к другу, поскольку жжение от растяжки заставило меня желать большего. Я потянула за веревки, удерживающие меня привязанной к изголовью кровати. У меня на мгновение перехватило горло, когда галстук затянулся еще сильнее. Меня охватило головокружение. Этого было недостаточно, и одновременно это было слишком много.

Мои губы приоткрылись, но больше не произнесли ни звука. Мне хотелось плакать и умолять. Мне хотелось рыдать о своем освобождении, но я сомневалась, что он когда-нибудь даст мне его.

В конце концов, как он и сказал, это дисциплина. Наказание. Сделает ли меня абсолютной извращенкой признание того, что мне это нравится? Мое тело перестало реагировать так, как это было раньше, но мой разум … я должна уметь сдерживать свои мысли. Должна… но не смогла.

Мои внутренности наполнились влагой. Моя киска обхватила его пальцы, втягивая их с каждым движением его руки. Я была так полна им. Настолько невероятно полна, что удивительно, как я еще не разлетелась на миллион кусочков.

Я застонала, когда мои глаза закатились, и я стала извиваться под ним. Он не уделял моему клитору достаточного внимания. Только каждые несколько секунд он прижимал к нему большой палец и кружил — ровно настолько, чтобы я не закричала от приступов боли между моих ног, когда он заставил мою киску открыться для него.

— Ты так хорошо держишь меня за руку, Ангел, — похвала Гейвена обожгла мой разум. — Может быть, просто… еще один…

Еще один? Еще один что? Я была настолько ошеломлена тем, что он делал, что моим мыслям потребовалось несколько секунд, чтобы осознать его слова. Прежде чем я смогла разобраться в них, я почувствовала это. Большой палец, которым он нежно потирал мой клитор, двинулся вниз. Мои глаза резко распахнулись. Я даже не заметила, что закрыла их. Приподнявшись, я уставилась на него сверху вниз и начала качать головой.

Нет, нет, нет. Нет нет нет нет. Я не могу этого сделать. Это невозможно. Я слишком маленькая. Формально я все еще девственница.

— Г-Гейвен, — его имя вырвалось сдавленным криком. — Пожалуйста… нет.

Это уже слишком. Он — псих. Абсолютно ненормальный, если он думал, что моя киска сможет полностью принять его руку.

— Да, — ответил Гейвен. — Ты можешь взять, Ангел. Поверь мне. Я знаю, что ты можешь мне дать.

Но в этом-то все и дело. Я ему не верю. На самом деле, я почти не знаю его. Мы договорились пожениться. Он намного старше меня, гораздо опытнее. Вероятно, он проделал свой путь через целый гарем женщин. Но это… он же не может на самом деле так поступить со мной, верно? Впрочем, может он или нет, решать собиралась не я; это совершенно ясно. Его пристальный взгляд был сосредоточен на месте между моими ногами, его брови были опущены, а глаза блестели от интенсивности его работы. Он не остановился. Он подался вперед, проводя большим пальцем по шву моего влагалища. Я снова задохнулась, когда боль распространилась наружу. Агония от того, что он раздвигал меня для своего удовольствия, для моего наказания, заставила меня напрячься. Мне некуда идти. Я поймана в ловушку, придавлена им и обязана ему и его вниманию.