— Правильно. Так вот что ты хочешь здесь сделать?

Он указывает на склон горы.

— Сфотографировать и показать всем?

— Да. Покажу им мои впечатления, людей, милые маленькие деревушки, замки. Люди любят посещать места, чтобы узнать их секреты.

— Хм. Ну, тогда, я полагаю, это не повредит, — он машет пальцами. — Дай мне свой телефон.

Я протягиваю ему телефон, и он берет его в руки, сосредоточенно нахмурив брови.

Я озадаченно наблюдаю за происходящим.

— Что ты делаешь?

— Тихо. Я пытаюсь сделать снимок.

Он протягивает телефон, направляя его на меня с сосредоточенным выражением лица.

Я хихикаю, и он делает снимок. Он опускает глаза на телефон и со странным выражением лица смотрит на сделанную фотографию.

Я отступаю назад и протягиваю руки.

— Сделай еще одну, — говорю я, лучезарно улыбаясь ему.

Он делает, и я кружусь, смеясь, когда снежинки падают мне на лицо. Я вращаюсь все быстрее и быстрее, улыбаясь серому небу, прежде чем внезапно оказываюсь в воздухе, оторванная от земли, будто ничего не вешу.

Мои бедра смыкаются вокруг него, мой центр словно притянут магнитом к очертаниям его члена, когда мы целуемся. Я закрываю глаза, позволяя себе раствориться в моменте, наслаждаясь его вкусом. Три дня с этим мужчиной, и он точно знает, как прикусить мою нижнюю губу, чтобы перехватило дыхание.

Когда он ставит меня на ноги, я отстраняюсь, охваченная радостным возбуждением, и хочу продолжения. Подбегая к ближайшему лесу, я оглядываюсь и кричу:

— Поймай меня, если сможешь!

Его глаза сужаются, но он идет спокойно, медленно растягивая рот в ухмылке.

Я визжу от восторга и бегу сквозь заснеженные деревья, делаю зигзаги, чтобы убраться подальше. Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть назад, и спотыкаюсь. Крепкие руки обвивают мою талию, но ладонь касается земли и что-то острое царапает кожу.

— Ой! — шиплю я, когда Влад поднимает меня на ноги.

— Что ты… — он замолкает на последнем слове, его взгляд прикован к тому месту, где на ладони выступила кровь, лицо бледнеет.

Царапина болезненно пульсирует от холода, и я задыхаюсь, сжимая кулак и прижимая его к груди.

— Я в порядке. Это всего лишь царапина, — я хмурюсь, глядя на его бледные, застывшие черты лица. — Эй, с тобой все хорошо?

Он притягивает меня ближе, выражение его лица полно беспокойства.

— С тобой все в порядке? — спрашивает он грубым и глубоким тоном. Даже хрипит, как будто у него затрудненное дыхание. — Глупая женщина, где твои перчатки? — бормочет так тихо, что я едва слышу.

— Ну. Думаю, это просто небольшой порез.

Он раскрывает мою ладонь, и я вздрагиваю, глядя на нее.

— Влад?

Он все еще смотрит на мою руку. Его челюсть сжимается, а лицо словно каменеет. Клянусь, карие глаза вспыхивают странным цветом.

Прежде чем я успеваю спросить его, в чем дело, его губы оказываются на моих. Взрыв обжигающего желания разогревает тело, посылая мурашки по спине. Одно прикосновение, и я хочу так сильно трахнуть его³⁹, чтобы он забыл обо всех женщинах до меня.

Я задыхаюсь, когда его язык облизывает уголок моего рта.

— Обри, — стонет он хриплым от эмоций голосом.

Влад отстраняется, глядя мне в глаза, и мое сердце учащенно стучит в груди. О нет.

Я очень сильно боюсь, что могу влюбиться в этого ворчуна, и это пьянящая смесь удивительного и чертовски пугающего.

Глава 15

ВЛАД



Я в полной заднице. Когда я прижимаюсь губами к мягкой коже ее горла, инстинкты кусать, вгрызаться в плоть и пить кровь поднимают свои уродливые головы.

Прижимая Обри спиной к ближайшему дереву, я крепко целую ее, сплетая языки, и она отвечает со страстью, выбивая воздух из легких.

Аромат крови, витающий в воздухе, пьянит, но когда до меня доносится запах ее возбуждения, он почти ставит меня на колени. Я хочу трахнуть и поглотить ее одновременно, и мне требуется все самообладание, чтобы не поддаться импульсу.

Скользя коленом между ее ног, я стону, а она хнычет и трется о меня, как кошка. Одно только ощущение ее в объятиях пьянит и возбуждает.

— Женщина, ты способна истощить даже терпение святого, — и определенно мое.

Она выгибается навстречу, и ее пальцы сильно тянут меня за волосы, заставляя низко рычать, прежде чем наклонить голову, чтобы глубоко вдохнуть ей в шею. Клыки удлиняются, ее пульс учащается, и мое зрение становится красным. Я зажмуриваюсь, прислушиваясь к обрывистому дыханию. Сосредотачиваюсь на запахе, на том, как хорошо ей в моих объятиях. Мысли замедляются, концентрируясь на воздухе, заполняющем ее легкие, на сердцебиении, которое я никогда не смог бы остановить. Я отказываюсь причинять ей боль.

— Нам нужно возвращаться в замок, — говорю я, когда ее пальцы сжимаются на моем затылке.

Мой контроль едва держится на волоске. Я хочу лизать, кусать, вонзать в нее зубы и никогда не отпускать. Я хотел ее с того момента, как впервые увидел, но не так. Я не стану нападать на нее, как какой-нибудь зверь в лесу.

— Нам обязательно это делать? — спрашивает она, мило надувая губки. — Знаешь, мне было весело.

В обычных условиях не возникло бы вопроса, смогу ли я контролировать себя, даже если бы она истекала кровью на снегу, а я не ел человеческую плоть более полувека. Но это Обри.

— Поблизости волки, и ты истекаешь кровью.

Я ненавижу ложь, но я представляю для нее бóльшую опасность, чем волки.

Ее лицо бледнеет, брови озабоченно хмурятся.

— Верно. Да, сегодня я не в состоянии отбиваться от волков.

Или в любой другой день.

Я притягиваю ее к себе и держу в колыбели рук.

— И больше никаких падений, — бормочу я, не в силах заставить конечности отпустить ее. Желание защитить непреодолимо.

Она кладет голову мне на плечо, и это действие сбивает меня с ног. Этот человеческий облик проникает в мое холодное, неживое сердце.

Я иду в тишине, прислушиваясь к мягкому дыханию. Ощущение ее в моих объятиях заставляет на мгновение пожалеть, что я не человек, пожелать трахнуть ее тугую пизду прямо здесь, в снегу, как монстр, которым я являюсь, но не кусать ее. Нежное горло слишком манит, и я хочу ее слишком сильно. Я не могу доверять себе.

Она делает со мной нечто такое, чего я не испытывал за долгие годы своего пребывания на этой земле, но, к счастью, желание защитить пересиливает все остальное.

Мой контроль никогда не подвергался такому испытанию, и это мучительно — заставлять себя отстраниться от нее, не зная, что я могу с ней сделать, особенно когда она так охотно идет в мои объятия. Она удивительна. И слишком доверчива для таких, как я.

Кажется, прошел час, и мы наконец добираемся до боковой двери.

— Дойл знает, где хранятся все средства первой помощи. Я ставлю ее на ноги в фойе, намереваясь оставить между нами как можно больше пространства, и указываю на большие двери.

— Осмотри руку. Я поднимусь в твою комнату через минуту.

Она кивает.

— Хорошо, скоро увидимся.

Выражение ее лица озадаченное, и я убегаю, как только Обри уходит в проем.

Меня переполняет отвращение к себе за то, что я не подумал о чем-то подобном. Она могла легко пострадать. Пустота распространяется внутри при этой мысли, и в голове крутятся возможные варианты.

Я запоздало задаюсь вопросом, может ли Фрэнк сварить какое-нибудь зелье, чтобы удержать меня от желания укусить ее. Солнцезащитный крем, кажется, действует эффективно, так почему бы не сделать что-нибудь, что могло бы помешать мне причинить ей боль в будущем? Это потребовало бы от меня признания своей слабости в отношении нее, что повлечет за собой вопросы. Мне придется проявить хитрость на этот счет.

Глубоко дыша вхожу в свой кабинет, наливаю стакан скотча и опрокидываю его в ожидании. Дойл придет. Я знаю, что придет.