— Теперь уже нет, — вставил Денис.

— Я не хочу тебя ни в чем убеждать. Ты взрослый человек и понимаешь свою ответственность. И если чувство долга в тебе сильнее всех обстоятельств — иди! Возможно, мне лучше всего вернуться к папе. И сидеть там спокойно, дожидаясь конца этой ужасной войны. Не знаю, какая атмосфера в этом вашем полку, но если то, что говорил этот человек, — правда, то это ужасно! Как можно не доверять своим же людям, тем, с кем вместе воюешь против врага?

— Ты не знаешь всего, Оля, — он попытался как-то смягчить свои слова интонацией, но это плохо получалось. — Сейчас все враги повылазили из щелей, в которых они прятались до сих пор, и идут в атаку на нашу страну! В газетах каждый день пишут о новых судах над врагами народа, перерожденцами, уклонистами от линии партии…

— В газетах? — возмутилась Ольга. — Ты веришь газетам? Сам ведь недавно возмущался, когда прочитал заметку о себе!

— Это была буржуазная газета! — резко возразил Денис. — В советских газетах пишут только правду!

Ольга презрительно рассмеялась.

— И ты этому веришь? Да испокон веков газеты только и делали, что врали! Сами журналисты называют себя представителями второй древнейшей профессии — после проституции.

Денис вылупил на нее глаза. И это его спокойная, рассудительная, веселая Ольга? Откуда в ней столько ярости, презрения, цинизма, наконец? Как можно говорить так о газетах, этом зеркале советской жизни, в которых даже сам товарищ Сталин публикует свои мудрые статьи. Нет, она заблуждается, надо во всем разобраться, помочь ей!

А девушка продолжала:

— Откуда ты знаешь, что те люди, которых судят, — действительно, как ты говоришь, «враги народа», «перерожденцы»? Ты был лично знаком с ними, общался?

— Но на судах они сами сознаются во всем, каются! И просят прощения за свои преступления.

— Хотелось бы знать, что заставляет их покорно во всем сознаваться. Они ведь знают, каков будет приговор! И знали, когда совершали свои «преступления»! Но ведь совершали их… Так почему же они так покорны на судах?

— У них открываются глаза…

Ольга всплеснула руками.

— Ты сам в это веришь?

— Верю!

Похоже, они ссорились второй раз за один день. На Дениса вдруг накатила такая волна тоски и безысходности, что он не выдержал и молча вышел из комнаты.

Ушел на кухню, достал из шкафчика бутылку вина и выпил ее в темноте прямо из горлышка, даже не разобрав, какое оно было: белое или красное. А потом сел у окна, уткнулся лбом в стекло и попытался заплакать.

Но ничего у него не получилось. Не умел он плакать. Когда-то в детстве — да, случалось пару раз. Но потом… Когда приходилось совсем плохо, он не мог выдавить ни слезинки. Только стискивал зубы и продолжал терпеть и бороться.

Вот и теперь. Непонятно было, что терпеть и с кем бороться. Ну не с Ольгой же? Поэтому он просто сидел, чувствуя лбом холод стекла, и не думал ни о чем. Вино не помогло. Оно не расслабило его, не принесло успокоения, не дало подсказки. Оно вообще никак на него не подействовало! Ну и зачем люди вообще пьют?

Ольга не искала его. Сидела, наверное, и размышляла о том, как ее угораздило влюбиться в такого твердолобого дурака, как Денис. И о том, что, кажется, пора с ним расставаться и возвращаться домой. А что делать, если человек, которого, как ей казалось, полюбила, оказался упертым солдафоном. Решил что-то — и никто ему не указ! Не желает он видеть очевидное, не хочет над ним задуматься!

Ну и пусть! Одному ему будет легче. Никакой ответственности! Вокруг война — и посторонним чувствам на ней не место. Он вернется в полк, все разъяснится, и он еще поднимется в небо!

Скрипнула дверь, прошелестели легкие шаги, его обняли нежные руки.

— О, — сказала Ольга. — Да ты, кажется, выпил?

А мне нальешь?

И сразу же его отпустило, как будто ничего не случилось, все по-прежнему. Мир уже не казался таким темным и бездонным.

— Конечно, налью, — сказал Денис. — Наши охранники еще не все вылакали…

В город они больше не убегали, хватило единственной прогулки по разрушенным улицам. Денис вновь, под строгим присмотром девушки, взялся за испанский. А Ольга, кроме учительских обязанностей, изощрялась с тем скромным набором продуктов, что у них имелся, стараясь придумать каждый раз что-нибудь новенькое к обеду. Иногда получалось вкусно, иногда забавно. Чаще второе.

У сбежавшего фабриканта имелась довольно богатая библиотека, которую он с собой не забрал, посчитав, видимо, излишним грузом. Были тут книги не только на испанском, но и на французском, английском и даже несколько томиков на русском: Толстой, Чехов. Денис предпочел бы Горького, но пролетарского писателя буржуй не жаловал.

Читать Денис, конечно, любил. Когда было для этого время. А тут его образовалось столько, что девать некуда. Обнаружилось, что русские издания — еще дореволюционные, даже не разрезаны. То есть непонятно для чего куплены этим фабрикантом. Чтобы стояли на полке и можно было похвастать перед гостями: дескать, вот я какой образованный? Наверное. А теперь пилоту приходилось пользоваться кухонным ножом, чтобы разрезать страницы.

Толстого он сразу отверг. Хватит и того, что успел прочесть в тайнике на финке Рязановых. Взялся за Чехова. Этот понравился ему больше. Короткие рассказы, иногда смешные, иногда грустные. Но все это был отживший мир, все чуждое, хотя и понятное. Чем не займешься от скуки!

Он с удовольствием пострелял бы из маузера Ольги, но сделать этого не было никакой возможности. И охранники всполошатся, и патруль может появиться.

Хотя с улиц города стрельба доносилась часто. Неизвестно, кто и с кем там воевал. Может, те же патрули шпионов отлавливали?

Корзинки с продуктами доставляли еще дважды. Эрнесто не появлялся. Мещанская жизнь продолжалась. И Дениса вновь начали обуревать сомнения. Может, о них забыли? Ну, такая загруженная деятельностью жизнь, что о двух посторонних и вспомнить некогда. Или случилось что-то с Эрнесто и Штефаном. Последний и вовсе не появлялся в особняке с самого прилета в Мадрид.

Также им было неизвестно о положении на фронтах. В том, что франкистов остановили под Мадридом, Денис не сомневался. У республиканцев хотя и хромала дисциплина, но сражались они отважно и жизней своих не жалели. Но что вообще происходит? Он попытался на ломаном испанском спросить об этом у полупьяных охранников, но те только глупо улыбались и пожимали плечами. Этим жизнь, наверное, казалась раем. Тихо, в подвале полно вина, чего еще желать?

В последнее время вражеские бомбардировщики над городом не появлялись, и пилот счел это хорошим знаком. Значит, наши не дают прорваться, отгоняют и сбивают на дальних подступах.

Но когда же хоть что-нибудь решится? Когда Эрнесто принесет хоть какую-нибудь весточку?

И он появился. Вместе со Штефаном и еще одним человеком, увидев которого Денис просто онемел от удивления. И радости.

Перед ним стоял, несмело улыбаясь, Саня Макаров! Товарищ и друг, такой же, как он, военлет. Они даже в Испанию вместе попали. Санька был вторым ведомым, когда Денис потерялся и был сбит. И сейчас он стоял перед ним в каком-то нелепом комбинезоне и тоже не верил своим глазам.

— Ты? — воскликнули они одновременно и крепко обнялись.

Несколько минут прошли в невразумительных восклицаниях и хлопанье по плечам. Наконец, Макаров смог вымолвить связанные фразы:

— А мне сказали, что встреча с нашим товарищем и командование в курсе! Никак не думал, что это ты!

И тут же помрачнел.

— Нам на закрытом собрании сказали, что ты предатель и перелетел к фашистам. И что если встретим твой самолет в воздухе, нужно заставить тебя приземлиться и взять в плен, а если не получится — сбивать к чертовой матери! Меня трясли на допросах, подробности твоего исчезновения выпытывали, грозили всячески. Потом, правда, отстали…

Помрачнел и Денис. Значит, худшие предположения оправдались и все, о чем говорил Эрнесто, — правда.