— Чего такое, зайчик?

— Гулять иду.

— Ну давай, в лес идешь? Глубоко не заходи, в болота не лезь. А чего один, где Анка, где волчара твой, не вернулся еще?

— Не вернулся.

— Красный или коричневый? — спросила тетя, показав на шеренгу пузырьков. — Или мятный? Лето же, черт возьми, пусть будет мятный. Или нет, как-то несерьезно будет, если я буду с мятными ногтями, клиенты не поймут. Лучше коричневый.

Гриша сидел на стуле напротив и раскачивал ногой.

— Ты о чем-то поговорить хотел? — внимательно посмотрела на него тетя.

— Нет.

— А чего пришел?

— Просто.

Он и правда не понимал, зачем пришел.

— Ну ладно, — пожала плечами тетя. — Но, если захочешь поговорить, я всегда тебе рада, имей в виду.

— Я пойду, — ответил Гриша, встал, стул с грохотом опрокинулся. Что за день.

Он поднял стул, поставил его на место и вышел из больницы. После полумрака показалось, что на улице стало еще ярче, он поморщился.

— Погоди секунду! — крикнула вслед тетя и через минуту вернулась с пакетом, в котором лежало три овсяных печенья и пять конфет. — Возьми. И если захочешь поговорить, приходи.

Гриша пошел к лесу, на ходу разгрызая первое печенье. Он решил съесть два печенья, третье оставить для волка, а конфеты съесть, пока волк будет есть печенье. Волк не очень любил овсяное печенье, но очень любил, когда его чем-то угощали, всегда ел предложенное до последней крошки, а после вежливо облизывался. К тому же он, наверное, три дня питался одними зайцами и соскучился по нормальной еде.

Рядом с рекой, на скамейке в двадцати метрах от моста, сидели Кир и Назаровы. То есть они не на озере. Заметив Гришу, они встали со скамейки и пошли к мосту. Гриша замедлил шаг. Пацаны молчали. «Я не боюсь», — сказал себе Гриша, поднял голову и пошел к мосту, стараясь выглядеть так, будто он и правда не боится, но, приблизившись к пацанам, все-таки вздрогнул и на всякий случай свистнул и крикнул «Ко мне!», будто обращаясь к волку, который где-то здесь недалеко. Назаровы стали озираться по сторонам, а Кир только ухмыльнулся своей мерзкой ухмылочкой. Гриша вступил на мост и пошел, насвистывая и помахивая пакетом с печеньем, стараясь не ускоряться, но на середине моста не выдержал и все-таки пошел быстрее. Он не оборачивался, но спиной чувствовал взгляд Кира и его ухмылку.

Зайдя в лес, он дошел до поворота тропинки и теперь, когда его точно не было видно от моста, не выдержал и побежал. Он добежал до изогнутой березы, свернул с тропинки и некоторое время быстро бежал по мху, веткам и листьям. Его никто не преследовал. «Построю шалаш, — думал мальчик, — построю шалаш и буду жить в нем». К черту эту деревню, этих людей, Анку эту глупую, бабушку, всех. Может, уговорить отца, когда тот приедет, чтобы он забрал его с собой в город на работу? Они будут втроем с отцом и дядей Сашей строить дома, сидеть на раскачивающихся лесах высоко в небе и есть бутерброды с белым хлебом и колбасой, запивая их чаем из термоса, а чертову кашу и компот есть не будут больше никогда, потому что кашу на леса не затащишь — она разольется. С другой стороны, где будет волк, в небо он точно не полезет, да и города не любит.

Мальчик лежал на влажном мху, утопая в нем как в перине, и смотрел на раскачивающиеся на ветру кроны высоких сосен. Вдали запел тетерев. Волк все не появлялся. Вообще, он уже должен был почуять мальчика и прибежать. Гришу кольнуло нехорошее предчувствие, но он отогнал от себя плохие мысли. Видимо, волк просто ушел дальше обычного, отдыхая от деревенской жизни, и не может почуять его на таком расстоянии.

Гриша вздохнул, убедил себя, что ребята давно ушли, а если не ушли, то он просто от них убежит — в конце концов, на краю поселка в больнице сидит тетя, и бежать до нее от моста совсем недалеко, — и пошел обратно. На тропинке ребят не было, на мосту тоже, он быстро дошел до больницы, остановился, посмотрел на солнце — до обеда была еще масса времени — и решил взять велосипед, на котором дурацкая Анка чуть-чуть научила его ездить, и поехать кататься. . . .

Он ехал по проселочной дороге на велосипеде — слева лес, справа лес, сзади, уже в паре километров от него, поселок. Равновесие он уже почти научился держать. Воздух пах хвоей, пылью и мокрой травой, пели цикады. Гриша крутил педали. Настроение его улучшилось, жаль только, что волк не бежит сейчас рядом. Один раз цепь с велосипеда соскочила, он завилял, Гриша спрыгнул и натянул цепь обратно, измазал руку в черном масле, вытер о футболку и поехал дальше. Из-за поворота выехал дед Ваня на старенькой красной «Ладе» и проехал, задымив из выхлопной трубы всю дорогу. Увидев машину, Гриша вспомнил, что отец с дядей должны скоро вернуться, и обрадовался. Может, они привезут что-нибудь интересное из города. Как-то они привезли ему деревянного клоуна, который распахивал челюсть, говорил «привет» и смеялся, если ударить его по голове.

— Какая жесть, — сказала бабушка, — у мальчика кошмары будут. Да что у мальчика — у меня. Вы где это нашли, вы зачем ребенку это притащили?

— Перестань, мам, — ответил отец, — Грише вот нравится.

— Привет! — сказал клоун и захохотал.

— Когда-нибудь я сбегу из этого дурдома, — сказала бабушка и ушла на кухню.

Танечке привезли тогда большой разноцветный леденец, она разрешила Грише пару раз его лизнуть, а он разрешил ей ударить клоуна по голове. Классный был клоун, жаль, они при переезде не взяли его с собой.

До поселка оставалось меньше километра, когда он увидел пацанов, идущих по дороге. Они заметили его издалека, остановились и слезли с велосипедов. Анки с ними не было, их было трое, Кир стоял чуть впереди. Гриша затормозил, первой мыслью было развернуться и поехать в обратном направлении, но как — он ездит на велосипеде гораздо хуже них. Вот убежать по лесу он бы точно смог. Гриша подумал, что можно бросить велосипед и побежать в лес, но вдруг они сломают или спрячут велосипед, как он без велосипеда потом... Отец расстроится.

Гриша решил прорваться. Он начал крутить педали все интенсивнее, вставал на них с сиденья, нажимал всем весом, разгонялся все сильнее. Но, когда он приблизился, Кир бросился к нему и ногой ударил по колесу. Гриша перелетел через руль кубарем, проехался животом и коленями по пыльной дороге, мгновенно стерев руки и ноги до крови.

Он попытался вскочить и броситься в лес, но Кир повалил его обратно на землю пинком под колено и начал бить ногами по животу, груди и лицу. Назаровы подскочили и тоже пару раз ударили его ногами, но Кир бил гораздо яростнее. Гриша пытался отбиваться, ему удалось перевернуться на спину и один раз ударить его в ответ, но встать все не получалось.

— Это тебе за бабку, тварь, — сказал Кир, это было единственное, что он произнес.

«Только бы не заплакать, — думал Гриша, — только бы не заплакать». Кир ударил ногой в лицо, нос пронзило острой невыносимой болью, он не хотел этого, но на глазах сами собой выступили слезы. Он услышал, как Борька кричит: «Кир!» — увидел мелькнувшую темную тень и потерял сознание.

Он не понял, долго ли был без сознания. Когда очнулся, его лицо вылизывал волк, обычно таких нежностей себе не позволявший. Вокруг никого не было. Из пасти и от шерсти волка неприятно несло сладким и тухлым, морда была в крови. Гриша сел, обнял волка за шею, прижался к грязной жесткой шерсти и разрыдался. Волк рычал, фыркал, тряс головой и очень злился, но все-таки терпеливо ждал, пока мальчик закончит плакать.

Гриша обнимал волка и плакал долго, может быть десять минут, может полчаса, потом встал — все тело сводило спазмами от боли, к носу нельзя было даже просто прикоснуться, — поднял велосипед, валявшийся на обочине, и похромал в поселок, держа велосипед за руль. Волк шел рядом. Гриша попытался держать велосипед только правой рукой, чтобы левой погладить волка по голове, но чуть не уронил велик на себя, поэтому схватился за руль снова обеими руками. Волк все понял и оставшуюся часть пути шел совсем близко, иногда поглаживая головой мальчика. . . .