— А сейчас бабушка волка любит? — спросила Анка.

— Мне кажется, да, — сказал Гриша. — Хотя она не признается, ругается на него постоянно, обзывает блоховозом. И он ее тоже любит. Даже не рычит, когда она его гладит. Мне кажется, ему нравится, когда она его трогает. А на меня он всегда рычит, если я пытаюсь его обнять. И еще он ее слушается, даже без команд понимает. Меня он никогда не слушается, остальных иногда, а бабушку всегда. Ему, кажется, в голову не приходит, что можно ее ослушаться, он сразу делает, что она говорит.

— Знает, что у нее есть ружье, — хихикнула Анка.

— Наверное, — сказал Гриша. — А еще она его охотиться научила. Сказала, что мы его не прокормим, самим есть нечего, и он должен сам себе еду добывать. По лесу с ним бегала, показывала, как ловить зверушек всяких. Так что он сам умеет еду находить, но мы тоже его иногда кормим, особенно зимой.

Автобус со свистом закрыл двери, покачнулся и поехал дальше.

5

Лика спала на кровати, заняв ее почти целиком, я свисала одним плечом с края.

— Эй. — Я потрясла ее за плечо.

Она не просыпалась.

Было уже светло, я увидела комнату, в которой мы спали. Не больше восьми метров, к стене придвинута кровать с ватным матрасом без простыни. Коричневый лакированный шкаф с проплешинами краски. На ручке елочная игрушка, подвешенная за нитку, — стеклянный заяц с отбитым ухом. Рядом со шкафом ватная куртка, швабра и еще какой-то хлам.

Я посмотрела в окно: в него заглядывало дерево с уже потемневшей зеленой листвой — скоро осень, или она уже наступила, какое сегодня число, вспомнить бы, — в углу паутина, на ней небольшой серый паук. Больше с кровати ничего не было видно.

В голове вата. Я тупо уставилась на ноги с дырявыми грязными носками. Надо постирать их. Впрочем, они выглядели так, будто их нужно не стирать, а сжечь. И джинсы не лучше. Хорошо бы сжечь всю одежду и найти новую.

На кухне звякнула посуда. Этот звук был такой домашний, что я подумала, если выйти на кухню, там будет моя бабушка.

Я встала, половицы скрипнули. На кухне стало тихо. За дверью была еще одна маленькая грязная комната, с печью и столом, там на кровати спал Олег, от него несло перегаром. Дальше кухня. Я открыла дверь и вышла на кухню. Мальчик, стоявший на табуретке у плиты, замер при моем появлении и испуганно посмотрел на меня. Он был совсем маленький, но настолько похожий на Олега, что было сразу понятно: сын.

— Привет, — сказала я хриплым голосом.

— Здрасте.

— Я Вика.

Мальчик молчал.

— Тебя как зовут?

— Саня.

— Саня, здорово. Рада познакомиться.

Мальчик не двигался с места и не отрываясь смотрел на меня. Никогда не умела общаться с детьми, проснулась бы Лика — быстро нашла бы с ним общий язык.

— Нас твой папа вчера нашел в лесу. Он нам, можно сказать, жизнь спас. Даже без «можно сказать», просто спас. Привез нас к вам домой. Мы недолго у вас пробудем, сегодня твой папа отвезет нас в город.

Мальчик молчал.

— Слушай, а есть что-нибудь попить? Чай, может? Вода? И еда если есть, совсем здорово будет.

— Есть яйца, — наконец заговорил мальчик. — Я хотел сделать яичницу.

— Яичницу? Вот здорово! Давай я тебе помогу.

По крыше крыльца замолотили капли. Опять дождь. Мальчик достал банку с маслом и налил на сковородку. Затем открыл холодильник, взял три яйца и ловко разбил их в сковородку. Помощь ему, похоже, была не нужна. Я взяла из кухонного шкафчика чашку и налила в нее воду из чайника. Постепенно становилось лучше, мысли приходили в порядок. Мальчик стоял рядом со сковородкой и не шевелился. Я села на стул рядом со столом.

— Представляешь, мы заблудились в лесу. Месяц почти ходили по лесу, не могли выбраться. Уже думала, не выберемся, нас чудом твой папа спас. Так что ты один в лес не ходи, заблудиться можно легко, а выйти из леса сложно.

Дождь за окном усиливался, темная кухня стала еще темнее. Мальчик подошел к стене, залез на стул и щелкнул выключателем, на потолке загорелась тусклая лампочка. Я достала бутылки из-под стола и сложила их в какой-то пакет, надеюсь, мусорный. Протерла стол грязной тряпкой. Вышла в прихожую и открыла дверь.

Деревня была такой маленькой, что вся просматривалась с крыльца, несмотря на дождь. Семь или восемь серых одноэтажных деревянных домов в два ряда. Желтая сельская дорога с пузырящимися от ударов капель лужами. Лес вокруг. Крыльцо нашего дома прогнило, одна из досок провалилась внутрь и торчала краем наружу. Я постояла на крыльце и вернулась на прокуренную кухню.

Мальчик уже дожарил яичницу и поставил сковородку на стол, подложив под нее какую-то деревяшку. На сковородку он положил две вилки.

— Тарелки доставать не будем?

— Мыть же потом, — пожал плечами мальчик.

— И то верно.

Я поставила на плиту железный чайник. Мальчик уже ел. Я села на второй стул и тоже стала есть яичницу из сковородки. Начало подташнивать, вряд ли это проблема яичницы, скорее, не стоило так сразу есть жирную еду. Я похвалила яичницу, но мальчик промолчал в ответ.

Мы поели, я налила себе чай — мальчик отказался и ушел в свою комнату. Сказала, что помою посуду, раз он готовил. Водопровода в доме не было, мыть сковородку пришлось, наливая воду из ведра с водой, стоявшего в углу, намыливая губку хозяйственным мылом. Нашла тряпку и протерла все поверхности на кухне, в комнате с печкой и в нашей комнате. Сильно чище они от этого не стали. Несколько раз я заходила к Лике и пыталась ее трясти, она не просыпалась, но ее лицо будто порозовело.

Дождь утихал, капли стучали тише. Я погладила Лику по голове, прошла мимо храпящего Олега и вышла на улицу, натянув ватник, найденный в прихожей. Людей видно не было, спят они все, что ли. Вышла на середину улицы и остановилась, оглядывая низкие заборы, траву, верхушки сосен, серое небо и дома. Машина стояла только рядом с нашим домом. В соседнем доме на крыльцо вышла высокая худая женщина в платке, длинной юбке и в куртке, я обрадовалась, замахала рукой и пошла к ней.

Женщина настороженно смотрела на меня.

— Добрый день!

— Здравствуйте! — ответила женщина.

— Я Вика. Мы с подругой заблудились в лесу, представляете, нас вчера ваш сосед из леса вывел.

— Ясно.

У нее были практически аристократические черты лица, совсем не похожие на лица людей, которых я видела накануне. Что такая красивая женщина здесь делает? Она смотрела на меня без малейшего одобрения, рассматривая, будто зверушку.

— А вас как зовут?

— Анна.

На крыльцо вышел маленький мальчик, державший палец во рту. Второй рукой он схватился за мамину юбку. Женщина ударила его по руке, выдернула палец изо рта.

— Вы что-то хотели?

— Простите, а у вас нет телефона?

— Телефона? Нет, здесь телефонной связи нет.

— А врач в деревне есть? Моей подруге нехорошо, я ищу врача для нее.

— Нет здесь врачей. Это вам в город нужно ехать.

— А далеко до города?

— Часа полтора, если не застрянете.

Мальчик снова засунул палец в рот, женщина снова ударила его по руке. Схватила за руку и потрясла.

— Веня, прекрати так делать, прекрати. У меня много дел, извините, — сказала она мне и уже собиралась зайти внутрь.

— Простите, что отвлекаю, один вопрос: не знаете, у кого-нибудь здесь есть машина?

— У Олега вашего и у мужа моего, но он в городе сейчас. Извините, мне пора.

Анна зашла внутрь и захлопнула дверь. Тут же щелкнул замок, и от неожиданности я засмеялась: думает, что я ограблю ее, что ли? Жалко, что Лика спит, представляю, как бы мы посмеялись вместе над таким прибытием в деревню. Дождь усиливался. В соседнем доме снова заплакал младенец.

6

— Туезерск, — сказал водитель, когда ребята уже начали думать, что никогда не доедут.

Они выпрыгнули из автобуса на улицу, по обе стороны которой стояли дома. Эта деревня выглядела богаче поселка, в котором они жили: дома были крепкие, некоторые даже двухэтажные, дорога изгибалась и уходила вниз к блестящему и переливающемуся на солнце озеру. Ребята пошли вдоль улицы. Они успели обсудить все на свете, кроме одного — как они собираются искать Тамару.