Я ни секунды ей не верила. Если бы она дочку любила, она бы одну ее не оставила и пить не пошла, а так... Что это за любовь такая, которая появляется только, когда ребенка уже нет?
Так вот, ее по всем каналам показывали, жалели, письма ей писали со всей страны, она потом пошла в ток-шоу участвовать, рассказывала, какой дурой была, пила, дочери мало внимания уделяла и что теперь будет жалеть об этом до конца своих дней. Она и правда пить меньше стала после пожара, год-два могла не пить, а потом в запой на месяц уйти. Потом снова бросить пить. Один раз на пять лет трезвости ее хватило. Верующей еще стала, чуть что — Писание цитировала. Ну как верующей, как все в стране у нас верующие: одной ногой в церковь, другой — к гадалкам, перекрестилась, да и поплевала через плечо три раза.
Отмыли ее журналисты, приодели, стали таскать из ток-шоу в ток-шоу. Глас народа она, видите ли, умеет выражать. Стала Тамарка звездой, вся Карелия ее знает, мы как-то в Петрозаводск ездили, так к ней там на улицах люди подходят, автограф берут, представляете. А она дочку все свою искала.
— Дочка же погибла? — удивилась Анка.
— Да, конечно, погибла — а, я вам не сказала. В общем, когда завалы разобрали, костей девочки не нашли. После этого Тамарка стала утверждать, что жива ее дочь, что ее украли вот эти девахи, которые дом якобы подожгли. Дочери бизнесмена. До этого она говорила, что слышала крик ребенка в горящем доме и ломилась туда, а когда костей не нашли, сразу стала говорить, что крика не было и ребенка украли. Зачем московским богатым девушкам ребенок алкоголички? Нет ответа. Но она начала искать дочь. Молилась за ее возвращение, в газеты писала, по телевизору постоянно про нее говорила, по ясновидящим ездила. Озолотила всех гадалок страны — они ей рассказывали, что жива дочка, точно жива, не видно просто пока, где она находится, ты приезжай еще, деньги вези, главное. Она ездила первый раз, второй, третий. Раз пять съездит, потом говорит: «Не верю я больше этой гадалке, обманывает меня она» — и сразу начинает к другой ездить.
— Если костей не нашли, может, и правда девочка жива осталась? — спросила Анка.
— Ну куда она деться-то могла из горящего дома? И сколько там было тех костей, она крошка совсем была. Не нашли просто под завалами, и все, а Тамарка и рада поверить, что девочка жива, ведь, если та жива, не так уж она и виновата, получается. Знаете, я иногда думаю... Может, я ее поэтому простить и не могу, даже не из-за дочери, которую она фактически убила, а из-за вот этого. Что совести не хватает признать: если бы она в тот день пить не ушла и дома была, ребенок бы жив остался, если бы не пьянство ее, ничего бы не произошло.
21
На небе появились первые звезды, блестящие, яркие, будто огоньки на новогодней елке. Я сидела на крыльце и пила остывающий чай. С кухни доносились голоса Лики, Олега, мужика в тельняшке, имя которого я снова забыла, громко гогочущих то ли из-за шуток, то ли из-за того, что они уже были порядком пьяны. Тамара не пришла: как пояснил тельняшечный, сказала, что ноги ее не будет, пока из дома не уберется «эта тварь», то есть я. Вот и хорошо.
В глубине леса повыли и затихли волки, их в ответ грозно облаяла маленькая черная собачка, жившая с дедом на краю деревни. Было темно, только из окна Олега на заросший палисадник падал квадрат света. Деревня спала, бодрствовал только наш дом.
— Еще по одной? — раздался из дома веселый голос тельняшечного.
— Наливайте! — задорно крикнула Лика.
Я поставила чашку на крыльцо и пошла по влажной дороге к лесу, вдоль маленьких деревянных домов, вдоль заборов и дворов. Дошла до магазина, остановилась на краю деревни. Черная собачка выскочила из-под забора с грозным лаем, но, узнав меня, успокоилась и села у ноги, привалившись боком к моему колену. Я почесала ее за ухом. Лес привычно шумел, ухали проснувшиеся совы. Я всмотрелась в темноту, на секунду мне показалось, что между деревьями мелькнула тень. Я подняла руку, прощаясь с лесом, и он качнул верхушками сосен в ответ. Потом я пошла домой, собачка с важным видом проводила меня и убежала обратно в свой двор.
На прокуренной кухне сидели мужики и Лика. Пьяны были уже все.
— Еще наливаю! — крикнула раскрасневшаяся Лика и плеснула водку в три стопки, расплескав часть на скатерть. — Ох, мужики, весело с вами! Вик, ты все пропустила, тут Олег такое рассказывал, такое!
«Она что, тоже напилась, зачем...» — подумала я, но, когда мы встретились взглядом, увидела совершенно трезвые и улыбающиеся глаза. Она подмигнула мне.
Олег и тельняшечный определенно были в дрова. Бордовый, ничего не соображающий Олег бессвязно рассказывал, как они с мужиками и девками ездили на рыбалку, тельняшечный перебивал и вставлял какие-то идиотские комментарии.
— Да не было тебя там, не заливай! — говорил Олег.
— Да был, ты че, не помнишь!
Я прошла кухню и зашла в комнату Олега, еще раз проверила тумбочку, подняла матрас. Наверняка в кармане ключи носит. Голоса на кухне были все громче. Мне хотелось побыть в темноте и тишине, и если тишина была невозможна, то ничего не мешало выключить свет. Я щелкнула выключателем и увидела тонкую полоску света под дверью Санька. Открыла дверь, зашла. Мальчик лежал, сделав из одеяла подобие кокона, и рассматривал картинки в журнале. Увидев меня, он вздрогнул, но сразу же расслабился и успокоился.
— Чего не спишь? — шепотом сказала я.
— Не хочу, — ответил он.
— Ты спи давай, поздно уже.
Он кивнул и зарылся глубже в одеяло. Я вышла из комнаты, села на кровать в комнате Олега, прислонилась к стене и слушала голоса на кухне. «Да тот лосось метра полтора был, не меньше!» — «Брешешь!» — «Втроем тащили, думали, пальцы нам оторвет!» — «Да хватит заливать!»
Саня все не выключал свет. Может ли он нам помешать, хотя как?.. Если Олег заснет, его из пушки не разбудишь, даже если мальчик начнет кричать, что он нам сделает? Достанем ключи, сядем в машину и уедем. Вещей у нас не было, поэтому Лика, слава богу, сборы устраивать не будет. Сесть, завести и уехать. Я представила, как мы будем ехать вдвоем по темной дороге вдоль леса, как сначала единственным источником света будут только наши фары и звезды на небе, но постепенно начнут появляться фонари, огни, заправки, придорожные гостиницы, а потом на горизонте вспыхнет яркий оранжевый свет города.
Голоса за стеной звучали все раздраженнее. Ссорятся они там, что ли? Я встала и вышла на кухню. Лика стояла у столешницы кухни со стопкой в руке, рядом, прижавшись к ней бедром и обхватив за плечо рукой, стоял Олег. Он был очень злой.
— Я тебе говорю, поженимся, детей заведем, пятерых, не меньше! От такой красотки и умницы хочется много детей иметь, это тебе не моя бывшая мегера! Тем более батя ее нам поможет, если что, да, красавица? Дом второй построим, побольше, ремонт сделаем, заживем!
Лика смущенно улыбалась и аккуратно старалась убрать его руку, он не обращал на это внимания и только вцеплялся сильнее.
— Да ты посмотри на себя, — хохотал тельняшечный, — не твоего калибра деваха. Думаешь, ее батя выдаст свою дочь за такого, как ты? Слушай, я тебя уважаю, но...
Олег оторвался от Лики и, пошатываясь, пошел к тельняшечному, курившему за столом. Лика посмотрела на меня, я махнула ей в сторону двери — в том смысле, что давай потихоньку выйдем погуляем. Она кивнула.
— Ты чего говоришь-то? — взревел Олег. — Ты меня кем назвал?
— Да никем не называл, я тебе просто хотел сказать, что...
Олег ударил тельняшечного в грудь, тот слетел со стула, ударился головой о стену с отвратительным хрустом и упал на пол.
— Ты сказал, что я не мужик, падла? — продолжал реветь Олег и пнул его ногой в колено, тельняшечный взвыл. — Ты че сказал-то?
Он отошел к столу и плеснул себе еще водки. Я тихо просочилась к Лике и шепнула ей, что мы можем посидеть в сарае, пока они не заснут. Она будто не услышала меня. Тельняшечный прекратил выть, поднялся с пола и двинулся на Олега.
