Зубр обсуждать выкуп отказался категорически. Еще и обсмеял: дескать, он не идиот, почти в каждом улове встречается «сын нефтяного магната», и даже будь это правдой, синица в руках надежнее. Тем более что на такой «синице», как Рох, хозяин уже начал неплохо загребать деньги. Князь не вникал в суммы, но довольная рожа Зубра, тот факт, что в камере эльфа сразу после первых боев появилась настоящая постель, и что его за… пять? семь? недель от прибытия на станцию ни разу не отделали «в воспитательных целях» — говорили сами за себя.

Время сбилось в единый клубок, словно свалявшаяся шерсть: дни были такие же однообразные и душные. Как Таурохтар не старался отыскать лазейку, чтоб хотя бы попытаться наладить связь с королем — все тщетно. Гладиаторов на тренировки и бои водили с охраной, а все остальное время держали в камерах. Прошедшие недели Рох отсчитывал по субботним «аренам», хотя и они стали путаться.

Через какое-то время после прибытия в «зверинец» поселили пару новеньких. Один из них уже на второй день принялся молоть всякую чушь и заговариваться. А потом и вовсе устроил истерику в клетке: прыгал на решетку, орал, рыдал… Это ужасно давило на нервы, но охрана все не приходила. В итоге, когда весь отсек был готов удушить его собственноручно, появился человек от Зубра и, предварительно утихомирив смутьяна ударом электрошока, выволок его из камеры.

Большее новенького не видели. Конан, правда, сразу экспертно объявил, что такого и в шахту опасно, так что просто вышвырнут в открытый космос. Что ж, пожалуй, это даже гуманнее.

Но хуже всего было в дни после боев. Зубр, особенно выделившемся «жеребцам» от барских щедрот жертвовал ресторанный ужин или «бабу на ночь». Либо-либо на выбор. Таурохтар давно понял, что «хозяин» все организовывает таким образом, чтобы всячески настроить гладиаторов друг против друга. Чтобы разбудить в тех, кто еще вчера считал себя людьми, животные инстинкты и ярость. Их просто натаскивали, как бойцовых собак.

Запахи кулинарных изысков наполняли клетки, скручивая живот и вызывая зависть. Один раз Рох, пытаясь как-то наладить контакт с гладиатором в соседней камере, передал ему часть своего «трофейного» ужина. Охрана появилась тут же. Наградила обоих мужчин разрядами электрошока и, пока те безвольно корчились на полу, забрала у них еду. Словом, открыто процветала политика стравливания — бейся лучше, и тебе может повезти. С сексом, наверное, также. Таурохтар это доподлинно не знал, всегда стараясь закрыть себе голову подушкой, чтобы как-то приглушить разносящиеся гулко по металлическому отсеку характерные шлепки, охи и стоны. До какого же скотского состояния должны дойти люди, чтобы делать это вот так, практически у всех на виду? Не говоря уже про женщин.

Эльфиек на Валиноре даже не выдавали против их желания замуж. Считалось, что это ведет к депрессии и ранней смерти. Изнасилование же относилось к самым страшным из грехов. Хуже убийства. Девицы же, которых подсовывали гладиаторам, были явно рабынями, и их желания, как, впрочем, и продолжительность жизни, мало кого интересовали. Победители же творили с трофеями все, что хотели, даже избивали, и это абсолютно не возбранялось. Зубр, наверное, считал, что таким образом он дает выделившимся почувствовать власть и свободу. Хотя Таурохтар и не представлял толком, что может твориться в больной голове «хозяина». Здоровый, на все что с его согласия происходило, был неспособен.

Надежда выбраться из этого ужаса таяла день ото дня. Сначала князь рьяно молился эльфийским богам, но быстро понял, что все они остались на Валиноре. Никто его призыв о помощи через миллионы световых лет космоса и толщу станционного металла не услышит. Вся прошлая жизнь стала казаться далекой иллюзией, и даже мысли о Мориэль не придавали большее ни сил, ни уверенности в себе. Как будто все пять лет жизни, когда он на нее смотрел и мечтал о совместном счастье, были не с ним. Одиночество, несвобода и безысходность давили со всех сторон. Таурохтару стало мерещиться, что еще немного, и он сам потеряет человеческий облик. Да и зачем человеческий облик тому, кому переопределено быть зверем?

В один из субботних вечеров Конан развлекался с очередной выданной за победу девицей. Поскольку его камера находилась прямо напротив, единственное, что оставалось Тарохтару, — это лежать, накрыв голову подушкой, и стараться думать о чем-то постороннем. Как назло, у бугая-гладиатора была слишком неуемная сексуальная конституция, ну или он чем-то закидывался перед встречами. Это тоже не исключено: Рох уже знал, что Конан, как «свой», умел раздобыть себе некоторые «бонусы». Шли часы, заснуть не получалось, а бугай все не унимался.

Девушка сдалась раньше, и Таурохтар, даже с закрытыми ушами слышал, как она слезно умоляет сделать передышку. Дать ей поспать, хотя бы пару часов. Князь в итоге не выдержал, встал и подошел к решетке.

— Конан, имей совесть, ты ее совсем замучил! — не сумев сдержать злость, бросил он.

— А зачем мне совесть, когда живая девка рядом? — спокойно-мягким голосом парировал Конан, а потом, неожиданно схватил рабыню сзади за шею, подволок ее к решетке и вжал в нее.

— Так-то я не жадный, могу поделиться. Любуйся!

И демонстративно овладел ею, с издевкой смотря Таурохтару прямо в глаза.

Полнейшее бессилие. Вопиющая ситуация, которой князь никак не мог помешать. Он лишь с яростью саданул по решетке и под смех Конана вернулся к кушетке и снова накрыл голову подушкой.

— Кстати, а ты что все время берешь пожрать? Может, тебе надо мальчика? Так намекни Зубру, уверен, он организует! — донеслось сквозь толщу синтетического наполнителя.

Таурохтар старался дышать как можно равномернее, чтобы успокоиться. Казалось, ему осталось уже немного, чтобы самому съехать с катушек и начать бросаться на решетку как тот несчастный. Но на Валиноре беззащитная мать, и он дал королю слово. Где же только найти силы, чтобы его сдержать. Князь старался извлечь из своей памяти хоть какой-то ориентир, за который можно было бы зацепиться. Устоять, чтобы его не снесло штормом. Однако ничего не находил. Густой, беспросветный мрак перекрывал все.

И вдруг посреди этой воронки сосущего отчаяния возникло милое женское лицо. Строгий взгляд, аккуратный пучок на затылке. Мысли Таурохтара споткнулись, а сам он очень удивился. Почему князь вдруг вспомнил о ней? Милена Олеговна…

Милена не любила субботы, тем более что выходных дней у нее не было. Нет, время посмотреть галокино, почитать книгу или послушать музыку находилось, но только в любой момент надо было быть готовой вскочить и бежать, куда скажут. Лечить и не задавать вопросов. С последним оказалось вообще сложно, так как бойкий от природы характер, так и норовил прорваться наружу. Все время приходилось себе напоминать, что ее жизнь висит буквально на волоске. Она же не идиотка и понимала, что раб с изодранной плетьми кожей не мог так «повредиться» на тренировке. Но делала, конечно, вид, что верит.

Обрабатывала раны, колола обезболивающее и регенералку. Действие последней до сих пор оставалось слабо изучено, и даже армейским ее чаще трех раз в год не кололи. Тут же выбирать не приходилось. Если хозяин велел — выполняла. Да и знала, что редкие рабы живут долго, так что побочки могу и не успеть наступить. Милене на станции уже неоднократно случалось просто диагностировать смерть.

После такого хотелось выть белугой или обколоться успокоительным, но Милена приучила себя представлять, что все вокруг —съемка галокино. Это и не трупы вовсе, а притворившиеся статисты. С таким обманом ее психика ситуацию хоть как-то принимала. А еще Милена не теряла надежды однажды сбежать. Хозяин иногда брал ее на межпланетные бои, и вот там, когда подвернётся случай… Или вдруг забытую богами пиратскую базу — найдет-таки космофлот. Не может же и дальше пропажа такого количества людей и кораблей оставаться незамеченной?