— Ну, что там? — спросил, не скрывая своего любопытства Гусев. — Такой вид озадаченный…

— А? Всё нормально, — ответил я, вспомнив, что он стоит рядом. — Пять минут, полёт нормальный, идём ко дну.

— Что?

— Сам ещё ничего не понял, — честно признался я.

— Сильно твой текст поменяли?

— В том-то и дело, что почти не поменяли, — озадаченно посмотрел я на него. — А ведь редактор очень сомневалась, что статью в таком виде пропустят…

— Но пропустили же! Значит, всё хорошо.

— Я бы не спешил с такими выводами, — нервно рассмеялся я, понимая, к чему он клонит, хочет, небось, собрание курса по этой статье провести. — Может, подождём?

— Чего?

— Реакции на статью.

— Ну, давай, — с опаской глядя на меня, согласился он.

Ага, только теперь сообразил, что на такой материал может быть и реакция сверху… И мне понравился этот взгляд — словно человек уже прикидывает, как в случае чего от меня быстро дистанцироваться. Авось вообще перестанет меня таскать на эти свои лекции для студентов по моим же статьям. Хоть какая-то польза будет от очень острой статьи.

Москва. Старая площадь. Комитет партийного контроля при ЦК КПСС.

— Владимир Лазоревич, — заглянула к Межуеву помощница, — ещё одна статья Ивлева вышла.

— А, давайте её сюда, давайте, Таисия Григорьевна, — протянул он руку к подошедшей со свежим номером газеты «Труд» помощнице.

Он велел ей отслеживать статьи этого молодого дарования после того, как главный редактор дал ему очень высокую оценку. Межуев хотел лично оценить, так ли это. А то ведь Ландер мог и преувеличить таланты Ивлева из каких-то своих соображений. Интриги, везде интриги, ему ли не знать. Только лично самому все отслеживая, можно хоть что-то понимать в происходящем…

Прочитав статью, Владимир Лазоревич снял очки и устало потёр переносицу. Что-то парень очень лихо обороты набирает, — подумал он. — Чутьё на острые вопросы у него, безусловно, есть. Но его журналистская карьера слишком уж стремительно пошла вверх. А ведь я ему это как подработку подкинул, не более того, я вовсе не имел в виду, что он должен журналистом становиться. Похоже, он не умеет делать что-то наполовину, и если уж взялся, то работает с полным энтузиазмом. А ведь жизнь штука непредсказуемая, можно быстро взлететь и так же быстро сгореть… И, кстати, что ему скажет по этому поводу Ландер? Надо его набрать, поговорить с ним…

После пар решил съездить на типографию проведать, как там Конан-Дойль поживает. Ганина в кабинете не застал. Нашёл его в переплётном цеху.

— А? Видал, какая красота! — показал он мне готовый первый том. — Этот уже заканчиваем, скоро второй начнём.

Да у него энтузиазм, как я вижу, появился. Наверное, ему кто-то объяснил ценность этого собрания сочинений.

— Макар Иванович, а у нас типография только для школьников пособия выпускает? А для маленьких детей что-то бывает?

— Пусть к контурным картам пацаны привыкают, — рассмеялся он. — Что, дать тебе?

— Да не надо пока, им ещё три месяца всего. Я так, на будущее беспокоюсь… А у нас есть оборудование, которое из плотного картона может фигурную страницу вырубить?

— Зачем? Страницы из картона?

— Ну, чтоб дети не порвали. Пусть с детства приучаются читать.

— Что ты придумываешь?

— Макар Иванович, так можно, к примеру, большую букву, силуэт собачки или кошечки из толстого картона вырубить?

— Да можно. Была бы штанц-форма.

— Так… И наклеить на неё рисунок… Или сначала наклеить, потом вырубить?

— Мне сначала этих семь томов надо выпустить, — кивнул он на томик Конан-Дойля.

— А для цветной печати у нас же всё есть? Мы же печатаем атласы.

— Образец мне покажи, — с недовольным видом сдался Ганин.

— Да нет в природе образца, это ещё надо придумать, нарисовать.

— Тогда ничего не выйдет, — не сумев скрыть своей радости, ответил он. — Мы же под официальные издания работаем.

— А слабо взять на себя внеплановые обязательства по выпуску детской литературы? — спросил я.

— Ага! Там же худсовет, там чёрт ногу сломит, прежде чем книгу к тиражу допустят.

— Блин, ещё и худсовет? — разочарованно проговорил я, но заметив ехидный взгляд Ганина, пообещал: — Ничего. Я что-нибудь придумаю.

Москва. Редакция газеты «Труд». Кабинет главного редактора.

— Приветствую, Генрих Маркович. Прочёл тут статью про директора- феодала…

Межуев специально сделал паузу, ожидая реакции от главреда «Труда». Но Ландер прекрасно знал все эти приёмы, сам ими пользовался и поддержал паузу в надежде, что Межуев выскажет собственное отношение к этой статье. Пауза затянулась и Ландеру, как «младшему по званию» пришлось начать говорить первому.

— И как вам, Владимир Лазоревич? Тоже считаете, что статья правильная? — начал прощупывать почву Ландер себе для понимания, знал ли тот о статье заранее и как, в дальнейшем, относиться к тому, что приносит Ивлев? Воспринимать ли это, как мнение самого Межуева?

Но тот своим мнением делится не спешил.

— А кто ещё считает, что статья правильная? — вместо этого спросил он.

— Захаров, второй секретарь горкома, — с готовностью доложил главред.

Межуев удивился, но виду не подал.

— Статья, конечно, правильная, — сказал, наконец, он и Ландер с облегчением выдохнул. — Меня, только, удивляет, как она все согласования прошла с таким содержанием?

— Владимир Лазоревич, нас очень активно поддержал горком в лице товарища Захарова.

— Я понял. Спасибо, Генрих Маркович, — сказал Межуев и попрощался.

Ландер, анализируя их разговор, так и не понял, знал ли Межуев заранее о статье?

А тот, положив трубку, удивлённо покачал головой. И когда уже Ивлев успел с Захаровым такие тесные отношения наладить? — думал он. — Нет, этот парень, действительно, очень перспективен, далеко пойдёт.

Москва. Старая площадь. Комиссия по вопросам приема, выхода и лишения гражданства СССР ПВС.

Целый день Самедов собирался с духом, чтобы пойти к Валиеву. Всё его существо яростно сопротивлялось и протестовало против этого унижения, но деваться было некуда.

На совещании в пятницу на даче у Володина ему было сказано, что найти возможности повлиять на ситуацию не вышло и ему самому теперь надо идти к руководителю этой Группы молодёжного контроля и попытаться уладить вопрос, войдя в её состав.

Самедов поднялся из-за стола, выдохнул, как перед прыжком с десятиметровой вышки, и с решительным и деловым видом направился на улицу. Прогулка длиной в двадцать пять минут ему совсем не помешает, чтобы расслабиться перед важным разговором.

Вскоре он добрался до здания, прошел контроль на входе, а затем подошел и к двери в Комитет по миру. Остановился на миг перед ней, натянул на лицо независимую улыбку, и нажал на ручку.

Поздоровавшись со студентами и старым сотрудником Валиева, он прямым ходом направился к нему в кабинет и прикрыл за собой дверь.

— Добрый день, Ильдар Ринатович! — протянул он ему руку, широко улыбаясь. — Поздравляю с назначением. Очень рад, что именно вы стали руководителем Группы молодёжного контроля. Я с самого начала планировал принимать посильное участие в её работе. Если вы решите использовать мой опыт руководства подобными структурами, буду очень рад стать членом вашей группы.

Валиев явно не ожидал ничего подобного. Скромно улыбаясь, пожал протянутую руку и попросил несколько дней «на подумать». На что Самедов, естественно, вынужден был согласиться и, выразив надежду на долгое и плодотворное сотрудничество, отбыл восвояси.

Москва. Лубянка.

Отмаршировав полтора часа в спортивном зале с большим зеркалом под руководством специалиста из мира моды, Диана и её новый куратор Мария вытянули уставшие ноги, воспользовавшись перерывом. Мария, помня, что должна подружиться с девушкой, не стала сидеть в сторонке, а сама активно вышагивала рядом с ней, повинуясь указаниям старушки графского происхождения, решившей сотрудничать с большевиками в двадцатых годах этого века и прибывшей прямо из Парижа в Москву. После войны она работала нелегалом в Милане и Париже, и только недавно вернулась в СССР. Мария знала только некоторые факты из ее биографии, но Диане она не сообщила ничего, как и положено. Только с придыханием сказала, что она воспитала целую плеяду звезд подиума.