Она кивнула.

— Я попросила его перестать. Посмотрим, послушает ли он.

Этот парень не любил её. Если бы любил, он бы отпустил её. Возможно, звонить и приставать к ней было его способом поквитаться за развод.

— Что он сказал тебе во время нашего ужина?

— Он спросил, встречаюсь ли я с кем-нибудь. Я сказала ему «да». Я знаю, что между нами ничего не было, но ты первый мужчина, с которым я была после Адама.

— Ему это не понравилось, не так ли?

— Нет. — Она ухмыльнулась мне. — Точно нет.

— Хорошо. — Хотя мне не нравилось, что он расстроил её, мне понравилось, что именно из-за меня этот засранец бывший муж был зол.

Она одарила меня улыбкой с ямочками на щеках, затем покачала головой.

— Как бы то ни было, мне не следовало отвечать на звонок. Мне не следовало вот так убегать отсюда. Я позволила ему добраться до меня, когда я должна была просто рассказать тебе всё об этом за ужином.

— Ничего особенного.

Я не был готов признался, насколько приятными были её извинения. Потому что это означало бы признать, как много боли причинил её уход.

— Я держала всё это в себе долгое время, — тихо сказала она. — Мои родители даже не знают о бесплодии. Когда я была замужем, они постоянно спрашивали меня, когда мы подарим им внуков. Моя мама была так нетерпелива, что научилась вязать, потому что ей хотелось побольше времени попрактиковаться в изготовлении детских одеял. У меня не хватило духу разбить их сердца, не тогда, когда моё тоже было разбито.

— Это можно понять.

— Может быть. — Она покачала головой. — Но я должна сказать им. Я скажу им. Может быть. В конце концов.

Хотел бы я дать какой-нибудь совет, когда дело касалось отношений с родителями, но мои были настолько испорчены, что лучше было держать рот на замке.

Никогда бы за миллион лет я не подумал, что проживу больше двух дней, не поговорив со своей мамой. Когда-то она была моей лучшей подругой. Когда у меня был трудный день, она была первым человеком, которому я подумал позвонить. Когда у меня были хорошие новости, которыми я мог поделиться, она была тем человеком, которого я хотел пригласить на ужин и отпраздновать. Она была тем человеком, который я хотел, чтобы мной гордился.

Но как бы то ни было, я не разговаривал с мамой три года. Гнев удерживал меня на расстоянии. Как и страх.

Мне было страшно взглянуть в её лицо и увидеть только разочарование из-за того, как я справился со всем этим.

Справился было слишком громким словом. Я ни с чем не справился.

Я сбежал.

— Теперь это не имеет значения, не так ли? — риторически спросила Пайпер. — Я смирилась, или почти смирилась, со всем. Мне повезло, что у Теи и Логана трое прекрасных детей, которых я могу ужасно избаловать в роли тёти Пайпер. И я надеюсь, что Оуэн тоже когда-нибудь остепенится и у него будут дети, которых я смогу любить, даже если это будет на расстоянии.

— А как насчет усыновления?

Она пожала плечами.

— Я могла бы изучить это, но не знаю, одобрит ли опека родителя-одиночку. И справедливо ли это по отношению к ребенку? Прожить жизнь без отца?

— Меня воспитывала мать-одиночка.

— О, да? Тебе когда-нибудь казалось, что тебе чего-то не хватает?

— В детстве? Нет. Она была для меня всем. Но когда я стал старше, я стал хозяином в доме. Было бы неплохо провести несколько лет просто подростком.

Было бы здорово иметь кого-то, на кого можно опереться, став взрослым, в трудные времена.

Как только мне исполнилось двадцать пять, что-то в моих отношениях с мамой изменилось. В каком-то смысле я стал родителем. Я чинил сломанные вещи по дому и следил за тем, чтобы масло в её машине регулярно менялось. Я добавлял её список покупок к своему собственному и по воскресеньям доставлял еду ей домой. Я даже начал балансировать её чековую книжку, потому что это была единственная задача, из-за которой она всегда беспокоилась в моей юности.

Мама, казалось, была рада позволить мне встать у руля. Я не винил её. Она потратила так много долгих часов на протяжении стольких лет, что, наверное, было приятно, чтобы кто-то другой для разнообразия позаботился о ней.

Но когда мир почернел и воцарилось оцепенение, её не было рядом, чтобы вытащить меня.

Она сделала неправильный выбор. Она раздавила меня. Поэтому я пришёл сюда, чтобы страдать в одиночестве.

Потом у меня появилась соседка.

Глава 12

Пайпер

— Я пришел. — Кейн постучал в дверь кемпера тремя сильными ударами.

— Иду! — Я запрыгала на одной ноге, натягивая кроссовок. — Одну секунду!

— Не торопись, — крикнул он в ответ.

Я допрыгала до дивана, садясь, чтобы завязать шнурки. Мои пальцы дрожали от волнения. Кейн пришёл, чтобы отвести меня в поход, после чего я приготовлю нам ужин.

За две недели, прошедшие после моего признания на крыльце дома Кейна, между нами установилась странная дружба. Что ж, странная для меня. Я никогда не дружила с мужчиной, с которым до этого занималась сексом.

Но мы были друзьями.

Я готовила ужин для нас почти каждый вечер. Я сказала Кейну, что это не составит труда, так как мне всё равно нужно было готовить, поэтому он приходил ко мне в кемпер, или я шла к нему домой, и мы вместе ели.

В начале недели он взял меня с собой на короткую прогулку после работы, и мы нашли несколько кустов ежевики. Я никогда раньше не пробовала ежевику, так как она произрастает на северо-западе Тихого океана, но, съев несколько, я ощутила вдохновение. Мы собрали ягоды, и теперь на моём столе стоял пирог, который я испекла в качестве десерта.

После моего признания на крыльце Кейна что-то между нами изменилось. Сексуальное напряжение всё ещё ощущалось между нами, когда мы подходили слишком близко. Всякий раз, когда мы случайно соприкасались, искры, что летели повсюду было трудно игнорировать. Но мы оба крепко держались за наши несексуальные отношения.

То, что мы обнаружили, было взаимным обожанием хорошей еды. Любовь к лесу, который мы называли домом. И прелесть дружеского общения.

Я вела основную часть разговора, как и ожидалось. Кейн был не из тех, кто говорит только для того, чтобы насладиться своим собственным голосом, что как правило делал Адам.

Мне было приятно поговорить о своей работе, поделиться своим волнением с кем-то, кто с радостью был готов выслушать. Кейн, возможно, и не делился многими подробностями своей жизни, но он охотно слушал подробности моей.

Его лицо смягчалось, когда я говорила. Всякий раз, когда я чувствовала себя особенно нахальной, он одаривал меня тихим смешком. И его живые глаза всегда были прикованы к моим, когда я говорила, показывая мне, что он был полностью вовлечен в наш разговор.

Я владела его вниманием.

А он владел моим.

После ужина, как правило, мы проводили вечер вдвоем. Я сопровождала его в мастерскую, где с пристальным вниманием наблюдала, как он работает над предметами мебели.

Было легко потеряться в плавных движениях его рук и силе в них, когда он превращал простой, грубый кусок дерева во что-то изысканное и грациозное. Мурашки пробегали по моей коже, когда он рассказывал о процессе своим глубоким, сексуальным голосом. Во время работы он нашёптывал древесине и мне свою уникальную колыбельную — идеальное завершение моего дня.

Когда мы не были в его мастерской, мы осматривали мой будущий дом.

Кейн проявил такой интерес к моей реконструкции, что регулярно ходил со мной и внимательно следить за прогрессом строительной бригады. Однажды ночью на прошлой неделе он обнаружил проблему с оконной рамой — что-то о том, что она не совсем ровная, и что она может пропускать зимний холод. Мне всё казалось идеальным. Но на следующее утро Кейн первым делом отправился туда с уровнем в руках, чтобы перекинуться парой слов с бригадиром.

Я, смеясь, наблюдала из окна своего кемпера, как мой бригадир последовал за Кейном внутрь. Десять минут спустя они вышли, пожимая друг другу руки, поскольку мастер обещал заменить окно.