Взгляд Юлиана застыл.
— Как ты смеешь говорить о ней? Афродита так ревновала тебя, что сначала хотела расстроить вашу помолвку, а потом и вовсе пыталась убить, лишь бы ты не выходила замуж за Купидона. Для богини любви этой самой любви в ней слишком мало.
Психея отвела взгляд.
— Не смей говорить о ней в таком тоне, — рявкнул Купидон. — Она наша мать и заслуживает уважения от детей.
Гнев исказил лицо Юлиана.
— Не советую защищать ее.
Только сейчас Купидон обратил внимание на Грейс и Селену и удивленно взглянул на них, словно они появились из-под земли.
— А это кто такие?
— Друзья, — ответил Юлиан, чем немало удивил Грейс. На лице Купидона появилось недоверчивое выражение.
— Нету тебя никаких друзей. Впрочем, не важно. Ты так и не сказал мне, зачем тебе нужен Приап.
Юлиан напрягся.
— Приап проклял меня и обрек на вечное рабство, из которого я не могу вырваться. Теперь я жду встречи с ним, чтобы вырвать у него с корнем те части тела, которые не отрастают снова.
Купидон побледнел.
— Черт, а ведь у него хватило бы духу сделать это. Мама убьет его, если это действительно его вина.
— И ты хочешь, чтобы я поверил, будто он сделал это без ее ведома? Не держи меня за дурака, Эрос. Ей просто наплевать на меня.
Купидон вскинул голову:
— Не начинай снова. Помнишь, когда я предложил тебе дары от нее, ты швырнул их мне в лицо.
— И ты не догадываешься почему? Зевс сбросил меня с Олимпа через час после того, как я родился, а Афродита даже не возразила ему. Если кто из вас и появлялся рядом со мной, то только с одной-единственной целью — поиздеваться. — Юлиан одарил Купидона убийственным взглядом. — Сколько раз нужно ударить собаку, чтобы она озлобилась?
— Ладно, согласен, кое кто из нас мог бы быть с тобой и пообходительнее, но…
— Никаких «но». Всем вам было наплевать на меня, а ей в особенности.
— Неправда, мама никогда не поворачивалась к тебе спиной. Напротив, ты всегда был ее любимчиком.
Юлиан хмыкнул:
— И верно, поэтому просидел последние две тысячи лет в книге.
Грейс захотелось обнять его. Ну почему Купидон стоит истуканом и не рвется сделать для брата все возможное и невозможное, лишь бы избавить его от ужасной судьбы, которая, пожалуй, была хуже смерти?
А еще удивляется, что Юлиан проклинает его.
Неожиданно Юлиан выхватил из ножен висевший на поясе Купидона кинжал и полоснул себе по руке.
Грейс зажмурилась от ужаса, но прежде чем она начала причитать, шрам затянулся, не оставив даже следа.
Купидон изумленно посмотрел на брата.
— Черт возьми! — выдохнул он. — Это же клинок Гефеста[2].
— Знаю. — Юлиан вернул клинок Купидону. — Даже тебя можно убить таким, но не меня. Теперь ты понял, что такое проклятие Приапа.
Грейс увидела неподдельное сочувствие в глазах Купидона, когда он осознал всю глубину несчастья, случившегося с Юлианом.
— Мне известно, что он ненавидит тебя, но я не предполагал, что Приап падет так низко. Как он посмел…
— Мне наплевать как, но я хочу поскорее снять его проклятие.
Купидон кивнул, и Грейс впервые увидела на его лице беспокойство за брата.
— Хорошо, ты пока держись, а я слетаю к маме и поговорю с ней: может, она сможет чем-то помочь.
— Если она так сильно любит меня, как ты утверждаешь, то почему бы не позвать ее сюда и не поговорить напрямую?
Купидон укоризненно посмотрел на него:
— Потому что в последний раз, когда я сказал ей о тебе, она проплакала ровно век. Ты очень обидел ее.
На лице Юлиана не дрогнул ни один мускул, но Грейс не сомневалась, что он очень переживает из-за размолвки с матерью.
— Я поговорю с ней и сразу вернусь к тебе. — Купидон сделал знак Психее, и в тот же миг Юлиан подошел к нему, схватил массивную цепь с кулоном в виде лука, висевшую у него на шее, и рывком сорвал ее.
— Эй, — выкрикнул Купидон. — Поосторожнее!
Юлиан собрал цепь в кулак и покачал кулоном перед лицом брата:
— Теперь я уверен, что ты вернешься.
Купидон обиженно надул губы.
— В неосторожных руках этот лук — опасная вещь…
— Не беспокойся, я хорошо помню, как больно он жалит.
— Ладно, до встречи. — Купидон хлопнул в ладоши, и они с Психеей растаяли в золотом дыму.
Грейс не знала, что и думать. Неужели она видела все это собственными глазами?
— Кажется, я посмотрела слишком много серий «Зены, королевы воинов», — прошептала она. — Они не могут быть настоящими. Это всего лишь галлюцинация.
Юлиан вздохнул:
— Хотелось бы и мне так думать.
— Бог мой, это был настоящий Купидон! — возбужденно воскликнула Селена. — Маленький милый херувим, который так ловко соединяет сердца.
Юлиан мрачно хмыкнул:
— Какой угодно, только не милый. А что до соединения сердец, то он скорее разрывает их на части.
— Но он может заставить людей полюбить.
— Нет. — Юлиан крепко сжал в кулаке кулон. — Все, что он делает, — это лишь иллюзия. Никакая сила не может заставить людей полюбить друг друга, если, любовь не рождается в сердце.
Грейс удивленно подняла на него глаза:
— Кажется, тебе тоже довелось испытать это?
— Еще как довелось.
Она протянула руку, как будто хотела приободрить его.
— Это из-за того, что случилось с Пенелопой?
Юлиан отвел взгляд.
— Я могу где-нибудь постричь волосы? — неожиданно спросил он.
— Зачем?
— Не хочу, чтобы они напоминали мне о прошлом.
Грейс кивнула:
— В торговом центре предоставляют любые услуги.
— Тогда отведи меня туда.
Когда они вошли в парикмахерскую, Юлиан решительно сел в кресло.
— Вы уверены, что желаете короткую стрижку? — спросила женщина-парикмахер, восхищенно приглаживая длинные золотые локоны Юлиана. — У вас такие прекрасные волосы. Обычно мужчины смотрятся ужасно с длинными волосами, но вам очень идет. Какой кондиционер вы используете?
Лицо Юлиана не выразило никаких эмоций.
— Стригите.
Маленькая изящная брюнетка с завистью взглянула на Грейс.
— Если бы у меня была возможность запускать руки в это чудо каждую ночь, я ни за что не позволила бы ему постричься.
Грейс улыбнулась:
— Это его волосы, пусть сам решает.
— Ладно. — Волосы Юлиана посыпались на пол.
— Короче, — недовольно сказал Юлиан.
— Вы уверены?
— Да.
Грейс молчаливо наблюдала, как парикмахер колдует над волосами Юлиана. Длинные пряди превратились в золотые локоны, напомнив ей о «Давиде» Микеланджело.
Посмотрев на Юлиана, она улыбнулась:
— Теперь ты выглядишь вполне современно.
— А правда, — спросила Селена, когда они вышли на заполненную людьми площадь, — что ты сын Афродиты?
— Это как посмотреть. — Юлиан нахмурился. — Мать бросила меня, отец от меня отрекся, и я рос в спартанском лагере, где меня воспитывали все, кому не лень.
Его слова эхом отозвались в сердце Грейс. Так вот почему он такой сильный и… такой грубый! И вообще, знает ли Юлиан, что такое ласка и забота? Знает ли он, что такое чистая любовь, которая не требует ничего взамен? Грейс пристально посмотрела на него. Он шел, словно смертельно опасный хищник, засунув большие пальцы в передние карманы джинсов, и не обращал ни малейшего внимания на женщин, которые оглядывались ему вслед. Глядя на его уверенность и неуловимые движения, можно было предположить, что прежде он был свирепым бойцом.
— Селена, — тихо произнесла Грейс, — мне изменяет память, или мы действительно читали, что спартанцы избивали своих детей только ради того, чтобы проверить, как они терпят боль?
Неожиданно ей ответил сам Юлиан:
— Это правда. Раз в год они устраивали соревнования, чтобы посмотреть, кто выдержит самые продолжительные избиения.
— Некоторых даже забивали до смерти во время этого соревнования, — с дрожью в голосе добавила Селена.
Теперь для Грейс все встало на свои места — и то, что Юлиан говорил о своем детстве в Спарте, и его ненависть к грекам.