Юлиан был вне себя от ярости. Как она посмела появляться в его жизни и в жизни Грейс!

— Знаешь, Юлиан, — Грейс встала, — я думаю, все не так плохо. Она пришла, чтобы освободить тебя…

— Нет, Грейс, — прервал ее Юлиан. — Я знаю мать лучше, чем ты.

Не мог же он рассказать Грейс обо всем, что тяжелым грузом лежало у него на душе! Кроме того, ему все равно не удастся остаться с ней. Если он и понял что-то за свою жизнь, так это то, что боги никогда не дадут ему покоя, если Грейс будет с ним, — рано или поздно они все равно причинят ей вред. Приап найдет способ, как добраться до нее, или его мать обратит свой гнев на них обоих, он не сомневался в этом. А допустить, чтобы Грейс пострадала, он не мог.

Дни шли, и они проводили друг с другом все время, каким располагали.

Юлиан знакомил Грейс с классической греческой культурой, а Грейс учила его играть в «Монополию» и читать по-английски. Для нее самое печальное заключалось в том, что как раз за день до последней ночи она поняла: Юлиан — это тот человек, без которого она не сможет жить. Однако с этим она уже ничего не могла поделать — выбор оставался за ним, и только за ним.

— Прошу тебя, Юлиан, — прошептала она как-то, когда он спал, — не бросай меня. Пожалуйста.

На следующий день Юлиан откровенно избегал встречи с Грейс, и это ярче всяких слов сказало ей о решении, которое он принял.

Это разрывало ей сердце. Как он мог бросить ее после всего, через что они прошли вместе? После всего, что они разделили? Сама мысль о том, что она его потеряет, была невыносима для Грейс.

На закате она нашла Юлиана на веранде; он сидел в кресле-качалке и смотрел на солнце, словно видел его в последний раз. Выражение его лица было таким суровым, что Грейс с трудом узнала в нем того веселого и жизнерадостного человека, к которому уже привыкла и которого так полюбила.

Дольше молчать она не могла.

— Не бросай меня! Мне хочется, чтобы ты остался здесь, в моем времени, где я смогу заботиться о тебе. Я зарабатываю достаточно денег и научу тебя всему, что ты только пожелаешь.

— Я не могу. — Юлиан отвел взгляд. — Разве ты не понимаешь? Все, кто был мне дорог, пострадали от гнева богов. Ясон, Пенелопа, Каллиста, Атолий. — Он посмотрел на Грейс с болью в глазах. — Они принесли в жертву Кира.

— Да, но на этот раз все будет иначе.

Юлиан поднялся.

— Вот именно. На этот раз все будет иначе. Я не останусь здесь, и значит, мне не придется смотреть, как ты умрешь из-за меня.

Он прошел мимо нее в дом.

Грейс хотелось придушить его. Он просто невыносим!

Внезапно она почувствовала, как бриллиант в обручальном кольце ее матери врезался в кожу. Она разжала ладонь и долго смотрела на царапину. Прошлое перестало преследовать ее. Впервые она увидела впереди просвет, почувствовала, что есть будущее, и это наполнило ее счастьем.

Она не позволит Юлиану все испортить.

Грейс открыла дверь и вошла в дом с улыбкой на губах.

— Ты от меня так просто не отделаешься, Юлиан Македонский. Может, ты и побил римлян, но будь уверен, они просто дети по сравнению со мной.

Юлиан сидел в гостиной, на коленях его лежала книга. Он провел рукой по странице с надписями. Теперь он ненавидел все это еще больше, чем прежде.

Закрыв глаза, он вспомнил ту ночь, когда Грейс призвала его и он не имел ни малейшего понятия о том, где очутится. Давным-давно он потерял себя во тьме книги, но Грейс нашла его. Благодаря своей внутренней силе и доброте она вернула ему человеческий облик. Только она, она одна, смогла заглянуть ему в душу и признать ее стоящей борьбы.

«Останься с ней».

О, как просто это звучит! Но он не смел. Он уже потерял своих детей. Единственное, что осталось у него на всем белом свете, — это Грейс, и если он потеряет ее, то эту боль уже не вынесет. Даже его терпение не безгранично.

Грейс.

Ради ее же блага он должен расстаться с ней.

Почувствовав, что Грейс вошла в комнату, Юлиан открыл глаза. Она стояла в дверях и пристально смотрела на него.

— Как бы я хотел уничтожить эту штуку, — пробормотал он и положил книгу на кофейный столик.

— Не переживай, после этой ночи все наконец решится.

От ее слов Юлиану стало еще больнее. Как она может делать такое ради него? Больше всего она боится, что ею воспользуются, а он это и собирается сделать — использовать ее так, как не единожды использовали его.

— Ты все еще собираешься предоставить мне свое тело, невзирая на то, что я тебя брошу?

— Если на кону стоит твоя свобода, то да.

— И ты будешь плакать, когда я уйду?

Грейс отвернулась, и он понял ответ без слов. Он был ничуть не лучше Пола — такой же эгоистичный ублюдок.

Что ж, рано или поздно дурная наследственность всегда дает о себе знать.

Когда Грейс вышла, оставив его наедине со своими мыслями, Юлиан осмотрел комнату. Взгляд его упал на ковер перед диваном, и его грудь сжало стальным обручем.

Ему будет не хватать полуночных посиделок с Грейс на полу, ему будет не хватать ее голоса, ее смеха.

Но больше всего ему будет не хватать ее прикосновений.

— Дорогой?

Юлиан вздрогнул:

— Да?

— Уже одиннадцать тридцать, тебе не пора? — донесся до него сверху голос Грейс.

Юлиан посмотрел на бугор на ширинке. Время воспользоваться тем, чем так щедро наградила его природа. Только этого он и хотел с того самого мига, как увидел ее, и все же ему было больно думать о том, что он должен овладеть ею сейчас.

«По крайней мере, ты не сделаешь ей больно».

Или…

Воистину, Пол и близко не причинил ей той боли, которую собирается причинить он.

— Юлиан?

— Иду. — Он с трудом заставил себя встать с дивана и пошел верх по лестнице, безвольно цепляясь рукой за перила. В последний раз он вдет по коридору к ее комнате и в последний раз увидит ее нагой в постели…

Ну почему, почему все должно быть именно так?

Подойдя к двери, Юлиан остановился. Комнату заливал дрожащий свет свечей. Грейс лежала в черном пеньюаре, который он когда-то выбрал для нее, и была в нем бесподобна.

— Ты не собираешься упрощать мне жизнь, верно? — спросил он осипшим голосом.

Она обольстительно улыбнулась.

— С какой стати? Я вот подумала, не многовато ли на тебе одежды…

Прежде чем Юлиан смог ответить, Грейс стянула с него рубашку и бросила на пол, потом положила руку ему на грудь, туда, где билось сердце. В этот момент она показалась ему самой прекрасной женщиной в его жизни. Даже его мать не могла сравниться красотой с Грейс.

Юлиан стоял неподвижно, словно статуя, руки Грейс ласкали его тело. Потом она переключилась на ширинку его брюк.

— Грейс. — Он убрал ее руки.

— Что? — Глаза Грейс наполнились страстью.

— Я сам.

Она оставила его и взобралась на кровать. Юлиан резко вдохнул, глядя на ее грудь под распахнутым пеньюаром. Скинув брюки, он присоединился к ней. Когда он перевернул ее на спину, ее пеньюар совсем распахнулся, предоставив его взору все прелести сразу.

Не долго думая Юлиан принялся ласкать ее.

— О, так, так! — простонала она.

Он чувствовал, как она извивается под ним, когда он ласкал языком ее сосок. Его тело действовало словно жидкий огонь, прожигающий дорогу в ее святая святых. Он оплодотворит ее всю, а когда бросит ее, то сойдет с ума.

Юлиан сглотнул. Он целую вечность ждал этой ночи. Целую вечность он ждал эту женщину.

Нежно гладя тело Грейс горячими ладонями, Юлиан старался запомнить каждый его изгиб, каждую впадину.

Прелестная Грейс, та, которую он никогда не забудет.

Он раздвинул бедра Грейс коленями; ее обнаженная кожа приятно ласкала его. Затем он заглянул ей в глаза.

Горе, светившееся в них, заставило его остановиться.

«В твоей жизни не было ничего, что бы ты не украл у другого». Юлиан напрягся, услышав голос Ясона. Меньше всего ему хотелось украсть что-нибудь у женщины, которая так много ему дала.