Оборотень то ли поперхнулся, то ли откашлялся. Но лицо его было хмурым и недовольным. Ну да, вся моя жизнь в чужой квартире, обшарпанного дома, без постоянной работы.
— Что значит лишней? Ты же их дочь.
— Вы просто не знаете мою маман. Да и мне бы пришлось жить там по ее правилам. Это не делай, туда не ходи, с тем не говори. Лежать, сидеть, стоять. Катя фу, нельзя, — я усмехнулась, но оборотень слушал непреклонно. — Я, конечно, преувеличиваю немного, но только немного. В остальном все так. Общаемся мы очень редко, иногда месяцами не говорим. Ей не до меня, отец в работе, а я уже взрослая, должна заботиться о себе сама. Вот и забочусь, как могу.
— Тогда не понимаю, почему ты не хочешь работать у меня?
— У вас или на вас? Мне не нравится, как я себя чувствую рядом с вами. И думаю, мне уже пора ехать домой.
Иногда чувство самосохранения пропадает и появляется с опозданием, и это мне совершенно не нравится.
Я пытаюсь аккуратно вылезти из-за стола, но чествую, как дрожат колени. Непонятно почему… главное непонятно, чего это я ему все рассказала?
— Еще даже не стемнело, посиди еще со мной немного.
И я не верю тому, что происходит. Его непоколебимость сводит меня с ума. Прикусив нижнюю губу сажусь обратно на стул, словно тело мое принадлежит не мне, а ему. Оно отдается его команде, но ужас в том, что мне действительно хочется находиться рядом с ним, несмотря на странное отталкивающее чувство, и я бы связала его с тем, что он оборотень, но отчего же мне хочется чувствовать его рядом? Могу лишь ссылаться на его красоту… нет. Этого слишком мало, да и это было бы слишком глупо. Мало,, что ли, я видела красивых мужчин?
Разве можно ощущать одновременно два совершенно разных чувства?
— О чем задумалась?
— Ни о чем. Расскажите о себе?
— Что именно ты хочешь знать?
— Что-нибудь — пожимаю плечами.
Между нами стол, а я чувствую его жар даже на расстоянии. Меня это начинает волновать. Пробегаются мысли о том, что хочется сократить эту дистанцию и словно прочитав мои мысли, оборотень встает с места, берет свою тарелку, бокал и подсаживается ко мне. Попытка дернуться была пресечена. Халат, что на мне уже не кажется таким объемным и все скрывающим.
Перед ним я чувствую себя обнаженной, беззащитной, но волнение постепенно сошло на нет, когда Александр заговорил о себе.
— У меня была отличная семья и любящие родители, — то что он говорит о них в прошедшем времени заставляет меня вздрогнуть. Не хочу быть причиной самокопания в болезненных воспоминаниях. — Моя мать еще совсем молодой уехала в Штаты и там вышла замуж. Вся моя жизнь была Америкой, пока они не погибли.
— Мне очень жаль! Простите, не стоило затевать этот разговор. Странный выдался ужин.
— Это было очень давно. Да и нет ничего плохого в том, чтобы узнать друг друга получше, — только непонятно какую вы преследуете цель, мистер Грэх. Знать бы еще. — Их не стало, когда мне было четырнадцать. В Америке родни не было, и меня забрал дядя, мамин брат из России. А в восемнадцать я, грубо выражаясь, свалил обратно домой. Там я уже окончил Университет Экономики и Финансов, попытался открыть фирму, прогрел, потом сколотил денег немного переквалифицировавшись. Вернулся в Россию, когда узнал, что самочувствие моего дяди ухудшилось. Сейчас с ним уже все в порядке. Больше двух лет я живу здесь. Обосновал бизнес. Скажем так. Расширился.
— Ясно. Знаете, этот дом кажется совсем одиноким и заброшенным при всей своей дизайнерской красоте. Будто вы бываете здесь крайне редко.
— Так и есть. Я живу в другом месте. Обычно здесь приватные бизнес-встречи с теми, с кем я собираюсь работать. И не всех я готов приглашать в свой загородный дом или квартиру. Я вообще не люблю туда кого-то приглашать. Оборотни не очень предпочитают делить личную территорию с себе подобными или в целом с мужчинами.
— Понятно, — что ничего не понятно.
Хотя вот интересно, приватные встречи, это ужин с бизнес-партнерами или он сюда еще приводит проституток? Правда одно другому не мешает. Ужин, бизнес-партнеры и проститутки вполне себе сочетаются в единой компании на том большом белом диване в гостиной.
Молчание натянулось как струна со странным режущим звуком слух. Тыркаю вилкой салат, запиваю его алкоголем. Неплохая окрошка для жаркого лета. И эта окрошка бьет по мозгам со второго бокала.
Становится жарко, пыльцы с трудом ощущают вилку, которая кажется тяжелой и скользкой. Краем глаза отмечаю сильные руки, выпуклые вены. На безымянном пальце золотая печатка с каким-то знаком.
Не стоит перед столь взрослым мужчиной, который по совместительству еще и оборотень, показывать свои эмоции, даже, если мне кажется, что он и без того их считывает.
Не всегда сдержанность и скромность мой конек, если взять в обиход то, как я изъявила свое желание на него работать, а потом позорно смылась.
Да, мы уже определились из-за чего все, но сейчас-то мы наедине ужинаем и не где-то, а в его доме и не что-то! А мною приготовленную еду. А еще я в его халате.
Когда мы успели так сблизиться и почему меня это не пугает? Легкий румянец на щеках не в счет. Будем считать мне просто жарко.
Похоже разговор себя исчерпал. Поделились информацией о родителях и на этом все. Что еще я могла бы у него спросить? Будь у него жена, навряд ли он бы это утаил, но его странные заигрывания часом ранее на втором этаже меня взбудоражили.
— Так что насчет вашей жены? — мысленно ударяю себя по губам за этот вопрос.
— У меня ее нет.
— А была?
— Была.
Его невозмутимость начинает бесить. Как глубоко я могу капнуть? А впрочем, к чему мне все это? Почему я вообще до сих пор здесь, ведь работать я на него по-прежнему не собираюсь, а может быть стоит? Вроде бы не все так плохо, как казалось изначально.
— Тебе дать время подумать?
— О чем?
— Насчет работы. Твое категорическое нет, не принимается, Катя. Ты мне слишком нравишься.
— Я? Нравлюсь?
— Ты прекрасно готовишь. И налегке общалась с этим итальянцем.
— Это все потому, что я с детства с одним из них общалась.
— Думаю, ты легко найдешь общий язык с любым.
— Не стоит мне льстить.
— Разве такой, как я способен на это?
— В общем-то, да! Глядя на вас в этой домашней одежде, сидящем на стуле, подложив под себя ногу, это совсем не сходится с вашим обычным внешним обликом.
— Я же говорил, костюм я выгуливаю лишь на работе. Я не сплю в нем и даже моюсь голым, как и ты.
Голым…как и ты… меня даже в жар бросило оттого, что именно я представила, только непонятно зачем.
Просекко же ледяное так какого черта сердце выстукивает ламбаду?
Катя, тебе пора домой. Давай, поднимая свою попу.
С трудом откладываю вилку и промакиваю салфеткой губы. С трудом соображаю о дальнейшем, ведь допить одним глотком оставшееся в бокале и резко встать — не самая лучшая идея.
Удивительно, как резко, а главное, вовремя вместе со мной поднялся Алекс и поймал меня в момент, когда ноги перестали меня держать.
12 Катя
— Это точно было просекко? — усмехаясь и держусь за свою голову, пока кухня кружится, вертится.
— Игристое вино не пьют резко. Пойдем, я отведу тебя в спальню. Приляжешь.
— Я не могу остаться! — вырвалось из меня непривычно громко. — Юля будет волноваться.
Да при чем здесь Юля вообще? Юля только порадуется, что в моих трусах наконец-то побывал мужик, да еще какой? С неприличными особенностями в полнолуние.
Только Александр, невзирая на мои вялые попытки отстраниться и твердо стоять самой на своих двоих, взял меня на руки как какую-то пушинку. В считаные секунды я оказываюсь в спальне. Не той, где я принимала душ. Это была другая спальня. Большая, плывущая перед глазами, темная.
Оборотень аккуратно ставит меня на пол. Прохладный. Немного отрезвляющий, а главное, держащий мои ноги в вертикальном положении.
— Я обычно не пью.