— Ты согласился, и с нами даже не обсудил ничего! — возмутился Бегемот.

— И вы бы отказались? — я пристально смотрел в глаза Астарота. Тот насупленно хмурил брови.

— Так, короче, — я хлопнул ладонью по столу, на котором и сидел. — Я себе как-то иначе представлял вашу реакцию, когда думал сообщить эту новость.

Я тоже изобразил на лице разочарование и обиду. Понятно, что ничего подобного я не испытывал. С возрастом и опытом понимаешь, как это круто, когда появляется человек, который делает свою работу вовремя и на совесть. И принимает выгодные решения, не заморачивая тебя и не тратя твое время. Но мои «ангелочки» от этого бизнес-дзена были далеко, а мне нужно быть с ними на одной волне.

Пока нужно, во всяком случае.

Да ладно, будем честны. Мне и самому так больше нравится, чем если бы я тупо командовал, а они тупо подчинялись бы. Все-так лучше, когда тебя слушаются, потому что доверяют. А доверие — это такая штука, которую нужно заслужить.

Той самой «одной волной».

— Вообще-то все случайно получилось, — с ноткой обиды начал рассказывать я. — Этот Первухин учился в кульке, и там…

Я честно рассказал всю историю, ни в каком месте не привирая. Про сомнения Наташи, про то, как нас Ирина утащила на «муку» и бросила, про разговор с Иваном. В общем, все. Хорошо иметь кристально-чистые мотивы, подловить не на чем. Но гастроли с «Цеппелинами» я пока придержал. Чуть позже, не все сразу.

— Я решил ничего вам не говорить, пока все стопроцентно не устаканится, — сказал я. — Помню, как вам хотелось концерт на «муке», было бы как-то глупо вас обнадежить, а потом бы все сорвалось…

— Ребзя, да вы чего, с ума сошли? — воскликнул Бельфегор. И мне даже на секунду не по себе стало. Именно с таким выражением лица и интонациями Бельфегор возмущался, когда протестовал против расчленения моего трупа. В моем воображении.

— Офигенные новости! — подхватила Кристина. — Я ещё утром хотела тебя раскрутить, ты какой-то был таинственный. Срочно надо, не спрашивай…

— Что срочно надо? — снова напрягся только расслабившийся Астарот.

— Ну, кассеты, — ответила Кристина. — Чтобы с новой песней альбом был…

— Ааа! — разулыбался Кирилл. — Ты хочешь, пока нашу песню по радио крутят, по киоскам кассеты, да?

— Велиал, ты извини, ладно? — смущённо замялся Бегемот. — Это я от неожиданности. И вообще, что мы молчим? У нас сольник на «муке»!!! Это же АААААА!

Бегемот стащил меня за руки со стола, и начал прыгать и орать.

Хорошо, что дело происходило в нашей берлоге на заводе, здесь можно было шуметь сколько влезет.

— Блин, в натуре, даже не верится! — Астарот потряс головой. Всё-таки, общение с Кристиной идёт ему на пользу. Теперь хотя бы волосы покрашены ровно, а не как в тот момент, когда я его в первый раз увидел.

— Сольник на «муке»… Полгода назад бы мне кто-нибудь это сказал…

— Полгода назад я и про «муку» ничего не знал, — вздохнул Кирилл. — И если бы мне кто сказал, что я буду с вами играть, я бы в обморок грохнулся.

— Ладно, парни, — я шагнул к двери. — Вы репетируйте, а потом ко мне, лады? Отметим переезд Евы, и ещё Стас обещал кассету с клипом занести.

— Ой, как здорово! — взвизгнула Кристина. — Поздравляю!

Астарот на секунду насупился и бросил взгляд на Кристину. Та как-то быстро замолчала. Ха, похоже она пока не готова поселить у себя нашего фронтмена, и у них даже уже был разговор на эту тему. А снять отдельное жилье Астарот пока что не способен.

— Так он уже готов? — обалдело открыл рот Бельфегор.

— А что, я разве вам не сказал? — удивлённо проговорил я, и все весело засмеялись.

— Я все равно не понимаю, — задумчиво сказал Кирилл, когда мы посмотрели клип в третий раз. — Что в этой песне такого особенного? Ну обычная же… Средненькая. С басовыми «шагами» вроде стало сильнее, но…

— А может если на радио весь альбом занести, то… — Бегемот потянулся к тарелке с бутерами. — Хотя не знаю, что ты паришься, Кирюха. Нормальная песня.

— Но не лучшая! — возразил Кирилл.

Все «ангелочки» заговорили разом. Размахивая руками.

Я встал, подошел к видеодвойке и нажал «перемотать». Кажется, у меня появилось понимание, что же в этой песне… такого. Но только на уровне чутья, как будто замерцало, забрезжило, вот только как это понимание сформулировать.

— Решают все равно люди, — сказал я вполголоса и снова нажал на play.

«Ангелочки» замолчали и снова уставились на экран.

Там была сцена в парке. Иногда кадр менялся, выхватывая лица крупным планом. То музыкантов. То актеров. То случайных прохожих. Взрослых. Детей.

Ближе к концу парк сменился обычной улицей, Комсомольским проспектом. Похоже, Стасу для монтажа не хватило кадров, он схватил камеру и вышел снимать на улицу вечером.

Получилось… Ну, в целом, довольно стильно.

И, пожалуй что, сильно.

И шаги еще эти. Словно поступь эпохи перемен, наступающая на обычных людей и превращающая их в чудовищ.

С одной стороны, вроде бы банально. С другой… Но ведь банальность — это и есть какая-то мысль, идея или общее место, которая до всех доходит, а не только до избранных.

Вот если, допустим, взять того же монаха, то песня эта начинает переливаться всеми красками и смыслами, которые в нее заложил Кирилл, только в том случае, если слушающий знает, кто такой Крамер, его биографию и тот факт, что он был одним из авторов «Молота ведьм». И что именно из-за этой книги заполыхали костры по всей Европе, на которых этих самых ведьм взялись сжигать.

А если он не знает этой всей исторической подоплеки, то песня его и не тронет.

Ну, то есть, может и тронет, но только как история какого-то монашка, которому шаловливые деревенские девки показали сиськи, а он обозлился, потому что целибат, все такое… Хотя, стоп. Что такое «целибат» тоже нужно знать.

Хм, интересный вывод напрашивается по этой логике.

Чем проще посыл, тем большему количеству людей песня может запасть в душу. Тронуть, так сказать, те самые глубокие струны, отозваться, как выразился Семен.

«Так мы до лилипутов дотрахаемся», — мысленно усмехнулся я, покрутив в голове примитивный мотивчик «Руки вверх».

Хотя, если вспомнить, огромные толпы народа, в едином порыве орущие «крошка моя, я по тебе скучаю, я от тебя письма не получаю», то все равно выходит, что выкладка верна. Потому что количество скучающих по своей крошке плюс эти самые «крошки», которые мечтают, чтобы о них скучали, всегда неизмеримо больше, чем те, кого всерьез волнуют переживания некоего Генриха Крамера, который мало того, что уже помер, так еще и…

— В новостях масленицу хуже показали, — сказала Ева. — Отличный клип, Стас, ты просто супер.

— Да, Стас, поддерживаю, — вынырнув из своих размышлений, сказал я. — Прямо в чем-то пир во время чумы получился. Сильно.

— Все-таки надо было поснимать на сцене, — вздохнул Бельфегор. — Не хватает чего-то…

Стас сидел в кресле и все это время молчал в задумчивости. Сначала, после первого раза, когда «ангелочки» наперебой принялись высказывать недовольство, он вообще надулся и, кажется, чуть не ушел. А потом забился в кресло и молча там сидел.

— Стас, они не тебя критикуют, — сказал я ему на ухо, когда клип крутился четвертый раз. — У них когнитивный диссонанс. Песня им не нравится, а слушатели в восторге. Вот их и шатает. Ты не бери в голову, пожалуйста. Клип великолепный вышел.

— Да я понимаю, — Стас вздохнул. — Просто, блин… Как по мне, так и песня отличная вышла. Лучшая, даже.

— Тсс, — я подмигнул. — Это ведь как говорить человеку, который не нравится себе на фотографии, что он отлично получился. Ты ему: «О, какой потрясающий кадр!», а он хмурится и говорит: «Удали немедленно!»

— В каком смысле «удали»? — недоуменно спросил Стас.

— Я хотел сказать… эээ… — я засмеялся. — Выброси и никому не показывай.

— Про фотографии — это прямо в точку, — фыркнул Стас. — Особенно с девчонками трудно. Мы для зачета когда снимали, столько было слез. «Ой, я на этой фотке толстая получилась!» А как она могла по-другому получиться, если она толстая?