Потянулись зрители. Я поймал себя на том, что уже почти все лица стали так или иначе выглядеть знакомыми. Даже прохожие на улицах. Не оставляло ощущение, что всех их я где-то видел. Или как в компьютерной игре. Никто ведь не рисует всех второстепенных персонажей. Их просто копируют и вставляют, для массовки. Может быть, в нашей реальности тоже примерно так? Только кажется, что все люди разные, а на самом деле, они… как бы это сказать? Скроены по конечному количеству лекал, вот и создается ощущение, что ты уже где-то видел эти лица.

— Пока все собираются, мы тут попоем немного, — сказал со сцены Астарот.

— А они разве не закрывающими собирались быть? — спросил я у Наташи, сосредоточенно подкалывающей пышную юбку булавкой на бедре.

— Астарот сказал, что хочет больше выступать, — пробормотала она. — Так что закрывать тоже они будут.

— Это он правильно решил, — усмехнулся я. — А я, балбес, даже с ними не пообщался сегодня…

— Что? — переспросила Наташа.

— Да ничего, все нормально, — сказал я. — Пойду к сцене, поддержу парней.

— Ага, — взгляд Наташи снова стал рассеянным. — Все время кажется, что я что-то забыла…

— Это нормально, — хохотнул я, перекрикивая первые аккорды «монаха».

Что-то изменилось. «Ангелочки» нормально играли, звук в «Фазенде» был все такой же не фонтан, но что-то неуловимо изменилось. В публике, а не в «ангелочках». Как только Астарот сказал название группы, человеческая волна, только что бродившая по залу бесцельным броуновским движением, покатилась в сторону сцены. Как будто там были не новокиневские «ангелочки», а, по меньшей мере «Папоротник». Или «Агата Кристи».

Новые входящие зрители и участники конкурса тоже как-то слишком торопились снять одежду и примкнуть к плотному человеческому кольцу, окружившему невысокую сцену «Фазенды».

— Ты тоже это видишь? — спросил я у Жана, который перекладывал на своем прилавке журналы.

— Что именно? — спросил Жан.

— Никогда не видел, чтобы «ангелочков» так встречали, — сказал я.

— А, ну да, — Жан покивал. — Борька сказал, что они выйдут поиграть, пока все еще не собрались, и ничего не началось… А тут такое впечатление, что все на их концерт и пришли.

Мимо промчались две верещащие девчонки. Никакой ошибки. Они кричали именно про «Ангелов».

Что за фигня? Кто-то шепнул публике, что под личиной местечковой группы скрываются суперзвезды? Или, там, Наташа запустила сарафанное радио, что фронтмен «ангелочков» будет разыгрывать денежный приз среди тех, кто будет громче всех кричать их название?

— Темные тени! Темные тени! — раздались выкрики из публики, как только песня про монаха закончилась.

«Песня с масленицы?» — подумал я и тут же поймал недоуменный взгляд Астарота. Парни переглянулись, Астарот кивнул. Кирюха заиграл на своем фендере неспешным перебором. Отрепетировали они эту песню уже как надо, пока в студии записывали. Но явно были в непонятках, кода ближние к ним ряды подхватили слова с самых первых строчек.

— Откуда они ее знают? — я снова посмотрел на Жана. Тот пожал плечами.

— Так ее же по радио крутят! — крикнул один из его парней. — Сначала в концерте по заявкам была, а потом просто так. Я слышал раза три уже!

— По радио? — я аж поперхнулся от неожиданности. Мы же пока только собирались нанести визит на частную радиостанцию, чтобы договориться о сотрудничества.- По какому радио?

— По обычному, — пожал плечами тот же самый журналист «Африки». — На кухне висит. У меня родители каждое утро его слушают. Ну и я тоже. Не в смысле, слушаю специально, просто мы его не выключаем, оно все время что-то бормочет…

Парень продолжал извиняться за свои «дедовские» утренние привычки, а я смотрел на поющую вместе с «ангелочками» толпу. И мне хотелось себя ущипнуть, чтобы проверить, что я не сплю.

«По радио? — снова мысленно повторил я. — Это все отлично, конечно. Но как песня туда попала вообще⁈»

Но обдумывать этот феномен почти сразу стало некогда. Вихрь по имени Наташа оттащил меня от прилавка Жана с его «Африкой» и всякими сопутствующими газетками. До того, как Наташа уволокла меня на сцену, я успел подумать, что этому прилавку чертовски не хватает мерча. Всяких там значков, ручек, блокнотов и прочей брендированной чепухи, которая в двадцать первом веке стала привычной, да и здесь, в девяностых, уже активно начала появляться. Но сказать об этом не успел, оставил заметку на подумать об этом позже.

— Спасибо, что вы все здесь, друзья, — сказала Наташа чуть подрагивающим голосом. Микрофон она держала обеими руками. И вся ее поза и выражение лица выдавало крайнюю степень волнения. — И тихо, пожалуйста. Вот сейчас, ладно? Спасибо…

Публика по большей части замолкла, внимая необычным интонациям Наташи. Кто-то, конечно, все еще болтал. Девчонки между левым краем сцены и ширмой шушукались, вытягивали шеи и смотрели на спускающихся со сцены «ангелочков».

— У меня всегда была мечта, — сказала Наташа. — Знаете, такая… Ну, вот когда все в первом классе учились, то хотели быть космонавтами. Или актерами. А я хотела, чтобы у меня была волшебная палочка, и я могла вот так… вжух! — и выполнять мечты других людей. Сделать вас всех космонавтами я не могу, зато…

Наташа сделала паузу и крепко зажмурилась.

Раздались редкие аплодисменты. Кто-то из реднеков засвистел.

«Миленько, — подумал я, выхватывая из толпы зрителей то одно лицо, то другое. — Кажется, у „Фазенды“ начала складываться устойчивая аудитория…»

На самом деле, это было немного странно. Будто бы слишком быстро, что ли. Причем мозгом я понимал, что это вполне нормальный процесс для этого времени, для девяностых. Но мой жизненный опыт твердил, что такое невозможно. Потому что мы, вроде как, не сделали ничего особенного, запрыгнули в индустрию развлечений без соответствующего опыта, без разработанной до деталей концепции, без исследований целевой аудитории, без… Да вообще без всего! Просто взялись от балды делать какие-то там вечеринки в бывшем овощехранилище. И за пару месяцев у нас полный зал. Причем каких-то очень разных людей, от мужичков-реднеков среднего возраста, до старших школьников. Устрой я подобное в свое время, точно пролетел бы, как фанера над Парижем. Проиграл бы конкурентную борьбу еще на старте. Слишком много было на рынке предложений. Арт-директоры и спецы по досугу есть в каждом завалящем баре. Вот только сейчас я был в другом времени. Голодном до всего нового. И даже моих скромных познаний в этой области оказалось достаточно, чтобы…

Я почувствовал резкий тычок локтем в бок и встряхнулся.

Нашел, блин, время предаваться философствованию и аналитике!

— Короче, план такой, друзья! — сказал я в микрофон. — Сейчас мы все с вами берем на себя повышенные обязательства показать Наташе, какая у нее офигенная мечта. Договорились?

Зал одобрительно загудел.

— Давайте я сейчас по-быстрому расскажу пару вещей, и мы сразу же начнем, — я подмигнул Наташе, встал на самый край сцены и приложил ладонь ко лбу козырьком, будто вглядываясь в бушующую публику. Бушующей она пока что, ясен пень, не была, но настроена уже была бодро. Я представил Константина и Гертруду, которые в этот раз подошли к своим обязанностям немного творчески — поверх их обычной повседневной одежды были наброшены куски художественно драпированной ткани, по всей видимости, изображающие тоги или что-то подобное. Я мысленно хихикнул, подумав, что все происходящее сегодня отчасти смахивает на какой-нибудь школьный тематический вечер. Что, впрочем, не то, чтобы плохо…

По идее, которую Наташа мне в общих чертах все-таки изложила, сегодняшний отбор у нас будет состоять тоже из двух отделений. Но не как в прошлый раз получилось, а быстрее и динамичнее. Часть желающих поучаствовать в конкурсе, записалась заранее, но допускался и просто выход из толпы.

В первой части кандидаты в нашу школу выходили на сцену тесными группками, по быстрому представлялись в микрофон, а дальше должны были ответить на вопросы зрителей. В проекте смотрелось стройно и беспроблемно и где-то даже академично. Казалось бы, что сложного, да? Вышли цепочкой на сцену, представились, передавая друг другу микрофон, замерли в ожидании вопросов.