— Так что там с критериями? — потормошил ее я.

— Сегодня пусть преподы выбирают, — Наташа вздохнула. — Если бы я, то я бы вообще всех выгнала. Блин, а кто-нибудь видел еще раз ту вздорную девку?

— Самую первую? — уточнил я.

— Ну да, толстенькая такая, — покивала Наташа. — С дурацкой косой колоском.

Косу я не запомнил, разумеется.

— Я видел, — сказал Бегемот. — Она Макса пытается соблазнить.

— Отлично, — Наташа недобро прищурилась. — Все, Велиал, хватит прохлаждаться. Пойдем!

Наташа ухватила меня за руку и потащила из-за ширмы прочь. Мы обошли толчею перед сценой вдоль стены.

— Константин Игоревич, у меня к вам срочное дело! — Наташа склонилась над преподом по актерскому мастерству. — Помните девушку, которая самой первой была?

— Настю? — уточнил препод.

— Да нет, другую! — помотала головой Наташа. — Которая со сцены сбежала еще!

— Ты про Кривошееву? — чуть презрительно отозвалась Гертруда Валентиновна. — Вообще не знаю, зачем она пришла. Ее отчислили с первого курса…

— Обязательно выберите ее, хорошо⁈ — глаза Наташи недобро заблестели.

— Но… — начала Гертруда Валентиновна.

— Как скажешь, Наташа, — кивнул Константин Игоревич. — Как там ее фамилия? Кривобокова?

— Костя! — Гертруда бросила на препода по актерскому мастерству укоряющий взгляд.

— Шучу я, шучу! — засмеялся Константин Игоревич. — Все сделаем, Наташенька, не волнуйся!

Наташа стремительно отпрянула от «стола жюри». Что творится у нее в голове — даже представить страшно. Пока мы еще не отошли, я успел услышать, как Гертруда возмущенно что-то шепчет Константину на ухо, а тот отвечает, что все будет хорошо, просто нужно держаться этих ребят.

«Это ведь мы — те самые 'эти ребята», — с некоторой гордостью подумал я.

Поболтать с «ангелочками» получилось уже после «показа мод», когда на сцену вышли наташины танцоры. Те же, что и в «Буревестнике» были. А сам «показ», конечно же, не имел никакого отношения к модельерам и коллекциям. Смысл конкурса был в том, что участников в очередной раз разбивали на компашки, они должны были среди себя выбрать комментатора, а остальные — изображать манекенщиц на подиуме.

Я сначала не очень понял смысл именно такого конкурса, но Наташа с Константином Игоревичем мне в два голоса объяснили, что это простой и гениальный способ оценить пластику и контакт со зрителями. И еще понять про кандидатов много всего. Типа, вовсе не глаза — зеркало души, а походка.

Впрочем, я и не спорил. Понятно же, что этот наш кастинг был не совсем привычным форматом вечеринок в «Фазенде». Хотя хрен знает, что такое этот наш «привычный формат». Не настолько много их прошло, чтобы можно было какую-то систему вывести.

— Велиал, вот, слушай! — Астарот придвинул к моему уху кассетник «Весна» и нажал на воспроизведение. Я прислушался.

— Их пробудила ночная тьма

И пламя погребальных костров… — раздался из не самого идеального динамика голос Астарота.

— Ну? — я вопросительно посмотрел на «ангелочков».

— Это по радио передавали, — объяснил Бельфегор. — Один парень записал, у него была с собой эта кассета.

— Хм… — я многозначительно нахмурился. С этими нашими актерами совсем вылетело из головы. — Может у Стаса знакомые нашлись на радио, и он им одолжил запись?

— Ты слушай, слушай! — насупился Астарот. — Ничего странного не замечаешь?

— А должен? — уточнил я.

— Это же старая версия! — торопливо выпалил Бельфегор. — Первая! Мы потом по-другому записали! И Стас клип делает с другой записью!

— О… — я снова прислушался. Блин, ни фига я не музыкант, конечно, вот и не отсек сходу, в чем дело. Мотив тот же, голос солиста тот же, слова те же.

«И как, интересно, сырая версия записи попала на радио?» — не понял сначала я.

А потом вдруг понял!

— Это тот мужик в студии, — сказал я.

— Какой еще мужик? — нахмурился Астарот.

— Ночная смена, — объяснил я, но, кажется, стало еще более непонятно. Попытался вспомнить имя. — Сергей… Нет, блин. А! Семен! Точно, Семен! Макс, он сказал, что тебя знает. Вообще вы должны были его видеть, он сидел в комнате отдыха и слушал. На кассету попросил ему песню записать. Болванку принес. Ну, кассету, в смысле.

Забавно. Я как-то не задумывался даже, когда именно появилось слово «болванка», просто я автоматически называл так все носители. По хрен знает в какой момент приобретенной привычке, подхватил от кого-то из знакомых, не иначе. Не знаю даже, сколько раз я назвал при ангелочках кассету болванкой. Но, кажется, они уже от меня это словечко подхватили тоже.

— И ты записал? — подозрительно спросил Бельфегор.

— Ну да, — я пожал плечами.

— Мутная какая-то история, — пробормотал Бегемот и почесал в затылке.

— Мутная была бы, если бы на радио вашу песню присвоила какая-нибудь другая группа, — авторитетно заявила Кристина и сжала руку Астарота, который как раз собрался что-то сказать. — Так что надо найти того мужика и… ну, не знаю… шоколадку ему подарить или еще что.

— Голос разума! — захохотал я. — Макс, что там у вас за Семен работает по ночам?

— Я вот как раз об этом думаю, — Макс наморщил лоб. — А как он выглядел?

— Да обычно, — я пожал плечами, вспоминая. Помнил я того мужика довольно четко, просто в его образе не было ничего выдающегося. — Лет сорок, со следами неправедной жизни на лице. Нос такой крупный, но не особо. Залысины… Джинсы стремные.

— Прямо фоторобот! — засмеялся Бельфегор.

— Надо у отца спросить, — сказал Макс.

— Я вообще не помню, чтобы в студию кто-то еще заходил… — задумчиво проговорил Бельфегор. — Мы же там ночью были, все уже по домам ушли. Саня, а ты помнишь?

— Неа, — Астарот помотал головой.

— И я нет, — сказал Бегемот.

— Слушай, Велиал, а тебе точно этот мужик не приснился? — спросил Макс. — Ну, там, мало ли, ты сидел, скучал, закемарил на диванчике. А?

— Ага, точняк, — заржал я. — А потом в сомнамбулическом сне я сгонял на радио, вручил им кассету с песней, а они…

— Ну да, как-то странно все, — нахмурился Астарот.

— Да ладно, ребята, теперь-то уже какая разница? — Кристина снова сжала руку Астарота. — Ничего плохого же не случилось, даже наоборот! Вы слышали, как зал вам подпевал хором? Это же так круто было!

— Плохо, что запись старая, — сказал Бельфегор. — Лучше бы нормальную версию тогда уж отнесли…

— Вееееелиал! — за ширму заглянула Наташа. — Ну ты где там? Минутная готовность!

— Ладно, орлы, — сказал я. — Потом разберемся с этим Семеном. И Кристина права — радоваться надо, вы теперь однозначно звезды Новокиневска.

— Ага, звезды, — хмыкнул Астарот.

— А мне еще песня не нравилась… — задумчиво проговорил Кирюха. — Никакая же, ничего особенного…

Пожалуй, это была самая странная наша «вечеринка». Временами она становилась похожа на какие-нибудь вступительные в театральный, потом вдруг все резко менялось на атмосферу подвального рок-концерта, особенно это было заметно, когда на сцену выскочили бухие «Пиночеты». Потом, когда слово взял Константин Игоревич, все снова умолкали и внимали поставленной речи препода, который вещал о философии актерского мастерства и прочих высоких материях. Потом как-то без перехода на всех нахлынула волна милоты и ламповых посиделок под ласковые мелодии Люси и Аси…

Но ближе к полуночи градус алкоголя все-таки переломил хребет деловитой атмосфере конкурсного отбора, где-то в уголке образовалась драчка, к счастью, не переросшая ни во что серьезное. Образовавшиеся из зрителей и участников парочки выискивали темные уголки для уединения, а в сортире, как водится, кто-то наблевал.

Жиза, как говорится. К таким вещам можно или относиться философски, или не заниматься организацией вечеринок совсем.

«Ангелочки» снова поднялись на сцену, жахнули свой «сатанинский» тяжеляк. Публика радостно размахивала козами и зажигалками. А мы с Наташей сидели в сторонке.