— Девочки, девочки! — пухленький Константин влез между Наташей и Гертрудой. — Самое время выдохнуть, попить чайку, вот я печенье как раз с собой принес… Между прочим, моего производства!

— Костя, ты тоже считаешь, что пускать все на самотёк — это отличная идея? — спросила Гертруда.

— Я ещё раз хочу вам напомнить, что мы уже это обсуждали, — саркастично вздохнула Наташа и всплеснула своими длинными руками. — Ну, это был вроде как намек на то, что мы тратим время на ерунду. О, Велиал, отлично! Иди сюда немедленно!

— Что за нелепая кличка? — фыркнула Гертруда Валентиновна. — А нормальное имя у этого молодого человека есть?

— Велиал, не обращай внимания, — махнула рукой Наташа. — Она на самомо деле отличная, и понимает все ещё лучше нас с тобой. Просто иногда на нее находит…

— Наташа! — прикрикнула Гертруда.

Наташа сладко улыбнулась. И улыбка на ее инопланетном лице выглядела жутковато, как всегда.

Но неожиданно атмосфера сама собой разрядилась. Гертруда улыбнулась, села на стул и сложила руки на коленях.

— Значит так, давайте повторим ещё раз, — сказала она обычным человеческим тоном. Хоть и все равно громко, конечно. — Мы предлагаем кандидатам самим выбирать форму самовыражения, и просто смотрим. Так?

— Да! — Наташа радостно вскинула руки.

— А какие тогда будут критерии отбора? — спросил Константин Игоревич. И судя по интонации, этот вопрос уже тоже звучал. Все трое как будто играли какой-то очередной дубль на съёмках фильма.

— Мы с Ириной выберем тех, которые нам понравятся, — сказала Наташа. Ирина, молча сидевшая в первом ряду, согласно кивнула. — А вы придумаете какое-нибудь умное обоснование, чтобы никому не было обидно. Так, Велиал?

— Ты босс, — пожал плечами я.

— Все это выглядит авантюрой, ну да ладно… — вздохнула Гертруда Валентиновна. — Как говорится, если делать все как всегда, то у разбитого корыта и останешься…

— Технически, бабка как раз пыталась выпендриться с каждым своим желанием, — заметил Константин Игоревич.

Подготовка снова перешла на повышенные обороты. Но в исполнении конкретно этих трёх людей смотрелось все это так гармонично, что я немедленно расслабился и преспокойно уселся на первый ряд вместе с Жаном и Ириной.

В зал постепенно приходили всякие люди. Как я понял, это были пока не участники и не зрители, а этакое нечто среднее — близкие и дальние знакомые Наташи и Ирины, которых эти две неугомонные барышни выдернули на мероприятие, чтобы создать ощущение наполненного и заинтересованного зала. Резоны Наташи были просты — сейчас мы на «первой серии» отбора обкатаем это все, и к «фазенде» уже будем знать, где какие просчеты. С этим я вообще не спорил, потому что сам же в головы своим сподвижникам не уставал вкручивать — пришла идея, делай! Потому что нет вокруг кого-то, кто точно знает, как это реализовывать. Так что давайте ошибаться, косячить, спотыкаться, но идти вперёд. Никто не знает, как правильно. Точно только одно — если не сделаешь, то и не узнаешь ничего.

Вот что меня все ещё удивляло здесь, в девяностых, так это убийственная какая-то эффективность объявлений о кастингах и прослушиваниях. Что в тот раз, когда «ангелочки» искали себе бэк-вокалистку, что сейчас вот. Ну вот серьезно! Объявки от руки, расклеенные в разных местах, безо всякого тебе авторитетного бренда или чего-то подобного. Вот скажите, кто в двадцать первом веке по доброй воле пойдет на какой-то там невнятный кастинг, устроенный неведомо кем? Даже если условно-нужный нам человек прочитает эту объявку, то подумает он, скорее всего, что это или лохотрон, или вебкам, или ещё какое надурилово. И не пойдет. А тут…

Я стоял в фойе, привалившись к колонне рядом с гардеробом и смотрел на прибывающих парней и девчонок. Красивых, разных. Девчонок было примерно раза в четыре больше, чем парней. Они сдавали верхнюю одежду в гардероб, которым сегодня заведовали Бельфегор с Лариской, и немедленно прилипали к зеркалам. Подправляли макияж, подпорченный ветреной погодой с мокрым дождеснегом, начесывали челки на высоту Эйфелевой башни. В фойе пахло дешевенькими духами «дзинтарс» и лаком для волос.

Я смотрел на эти все невинные приготовления и радостно недоумевал. Как так-то? Ни разу в разговорах не промелькнуло никакого опасения, что это может быть вербовка в «проститутошную» или какая-нибудь другая подстава. Девчонки и парни красовались друг перед другом, хихикали, строили догадки, что придется делать. Те, кто поопытнее, рассказывали, как они ходили на другие прослушивания.

А потом я как-то мгновенно все осознал. Прямо нахлобучило меня откровением. Что вот это все, что я сейчас наблюдаю — убийственная эффективность примитивных объявок — это, как бы это сказать… Источник, что ли. Или нет, скорее исток. Да, точняк! Исток тех маркетинговых ходов, которые я видел в будущем. Мы просто дали объявление, без задней мысли и подтекста. Люди пришли. Среди этих людей оказался некто, тоже оценивший эффективность такого хода. И он смекнул: «Ага, это работает! А если всю эту ораву заманить под тем же предлогом в одно помещение и устроить там презентацию моей офигенной продукции?»

«Ага! — смекнул другой умный человек. — Записываем: 'чтобы собрать аудиторию, нужно расклеить объявления на остановках…» И вот уже готов бизнес-тренинг. И стая выпущенных из гнезда первого гуру маркетинга спешит заклеить все вертикальные поверхности пёстрыми бумажками с зазывными текстами… Ну и так далее. До того момента, как все эти «Супер высокооплачиваемая работа, кастинг, количество мест ограничено» не перешли в разряд бумажного спама, на который ловятся разве что совсем уж дремучие провинциалы.

Но я же оказался в тех благословенных временах, откуда у «бумажной эпидемии» растут, в каком-то смысле, ноги. Я какое-то время покрутил эту мысль в голове, даже как-то проникся моментом. Сказал сам себе: "Вот, смотри и мотай на ус! Максимально-уникальная же позиция — смотреть на триумф того, что в моем времени уже устарело и превратилось в набившую оскомину банальщину!

— Здравствуйте, меня слышно, да? — остро спросила в микрофон девчушка с настолько ярко накрашенными глазами, что из зала кроме ее угольно-черных стрелок и небесно-голубых теней ничего другого видно и не было.

— Вас прекрасно слышно, барышня, — сказала Наташа, лучезарно улыбаясь. — А будет ещё лучше, если вы будете держать рот ближе к микрофону.

Девчушка вздрогнула и уставилась на микрофон, как на ядовитую змею.

— Я хочу спеть песню, — как будто спрашивая, сказала она. — Это же можно, да?

— Любой каприз, барышня! — сказала Наташа, особенно смакуя это вот «барышня». Кажется, это слово ей так понравилось, что она его старалась повторять как можно чаще.

— Вообще-то я не профессиональная певица, — чуть увереннее сказала девчушка. — Но мечтаю однажды ей стать, так что… — она откашлялась, смущённо похлопал ресницами, набрала в грудь воздуха и запела.

— Спасибо, достаточно, — вклинилась в паузу перед припевом о «жёлтых тюльпанах, вестниках разлуки» Наташа. Перед этим они пошушукались с Ириной.

«Понятно, незачет», — подумал я и вытянул шею, чтобы посмотреть, кто там следующий.

Наши кандидаты делились на два неравных типа. Первый, и таких было большинство, я назвал «отличниками», а второй — «выпендрежниками». Отличники выходили на сцену как к доске. На зал и выкрики оттуда не обращали внимания. Оттарабанивали свою «программу» и удалялись на буратиновых ногах. О себе говорили скупо и скромно, вопросы и ехидные комментарии выбивали их из равновесия. Выпендрежники были строгой противоположностью отличникам. Они много и охотно болтали о себе, хихикали или гыгыкали, в зависимости от пола. Рассылали воздушные поцелуйчикаи, махали. Легко втягивались в споры. Но ни первые, ни вторые особыми актерскими талантами не блистали. Где-то на втором десятке Наташа даже явственно заскучала, начала отвлекаться от действа. Если бы дело происходило в двадцать первом веке, она бы ещё и в телефончик залипла.