— Понимаем, — серьезно кивнул Астарот.
— Самсон — это такой древнееврейский герой, который мстил филистимлянам, — сказал Бельфегор.
— Фимисти… мля… — попытался повторить Боба, но махнул рукой и заржал. — Да ну, я это, в натуре, не выговорю даже. А кто это вообще такие?
— Ну, это такой народ, — замялся Бельфегор. — Они правили евреями и были не очень. А Самсон поклялся их бить. И бил, в общем. Однажды убил тысячу этих самых филистимлян челюстью осла.
— Во дает! — фыркнул Боба. — А ты откуда все это знаешь, рыжий?
— Я же на историческом учусь, мне полагается, — пожал плечами Бельфегор.
— Ну, блин, если песня про этого Самсона будет, до для Француза и братвы там места не останется.
— Можно сделать отсылки, — вступил в разговор Кирилл. — Ну, аналогии. Петь про Француза и делать отсылки к подвигам Самсона. Например, однажды Самсон убил льва голыми руками.
— Ну он там кончает плохо, — насупился Бельфегор. — Ему одна телка длинные волосы отрезала, а у него была вся сила в волосах. Он стал слабым, и его убили.
— Не, к Французу лучше не лезть с советами насчет телок, — покачал головой Боба.
— А может лучше зарубежную песню переделаем? — предложил Кирилл. — Возьмем что-нибудь известное и новые слова подставим.
— О, точняк! — лицо Бобы снова просияло. — У меня даже кепончик есть, как у солиста AC/DC!
«Ангелочки» и Боба продолжали болтать, кидаясь идеями, перебивая друг друга, доливая по бокалам напиток. Бобе где-то тридцатник на вид. Значит, скорее всего, лет двадцать пять. Здесь в девяностых люди в массе своей выглядят хуже, чем я привык в двадцать первом веке. Как будто из подростков сразу превращаются в теток и дядек. Исключения есть, и они на общем фоне прямо-таки сияют. Но они скорее подтверждают общее правило. Логично, так-то. Во-первых, большинству сейчас не особо есть дело до внешней привлекательности, как-то прокормиться бы. Ну и что касается качества «прокорма», то тут тоже есть вопросики. Мне пришлось немало времени потратить, прежде чем я нашел места, где можно хоть сколько-нибудь пригодными для еды затариваться. Ну и еще много всего и всякого. Вот я и ошибался все время с возрастом. Вижу мужичка замурзанного, думаю, сорокет, не меньше. А ему двадцать восемь…
Боба такой радостный. Нашел собратов по разуму, с которыми можно трещать о рок-музыке бесконечно.
Я посмотрел на Макса. Тот все еще был какой-то смурной. Собственно, он так ни слова и не сказал, после того, как услышал утвердительный ответ на свой вопрос. Кивнул и пожал плечами, когда я спросил, согласны ли «ангелочки» поработать. И молча сидел. Гоняя по тарелке одинокую пельмешку.
— Макс, может покурим пойдем? — предложил я.
Макс удивленно вскинул брови. Остальные, к счастью, так были увлечены, обсуждая очередной вариант праздничной рок-баллады на днюху Француза, что даже не обратили на мой вопрос никакого внимания. Дурацкий заход, если задуматься. Просто ляпнул, что первое в голову пришло.
Мы с Максом вышли на улицу. Подтаявший днем снег к вечеру прихватило морозцем. Эта кашица хрустела под ногами, как битое стекло. На крыльце кроме нас тусила еще одна компашка. Трое мужиков и дамочка. Мужики в расхристанных костюмах, дамочка в блестящем платье и наброшенном на плечи мужском плаще. Они громко говорили. Громко смеялись. И на нас все четверо посмотрели как на явление вовсе уж несусветное. Ну как же! Из того же самого ресторана вышли двое парней неформального вида. Нонсенс!
Мы отошли чуть дальше, под мигающую неоном вывеску гостиницы «Уют». Первый этаж которой и занимал ресторан «Красный дракон».
— Говорят, в этой гостинице Мишу-Герцога застрелили, — сказал Макс.
— Макс, что за терки у тебя с Французом? — спросил я, оставив без внимания факт из городской криминальной жизни.
— Да нет у меня никаких терок, — насупился Макс и скрестил руки на груди. Красные блики от светящейся вывески упали на его скулу и плечо. «Эх, блин, сейчас бы сюда Лялю! — подумал я внезапно. — Такой кадр пропадает!» Натурально, как из какого-то культового рок-клипа кадр! Надо будет замутить фотосет новый, как снег сойдет. В Новокиневске есть неплохие места, где можно забойные совершенно кадры сделать…
— Но ты его знаешь? — спросил я.
— Ну… можно и так сказать, — губы Макса дернулись, выдав нечто среднее между улыбкой и горькой усмешкой. — Слушай, да нормально все. Просто я… ну… удивился немного.
— Но это не проблема? — прищурился я. — Точно?
— Да хрен знает, — Макс пожал плечами. — Вообще он мой двоюродный брат. Просто мы не виделись лет десять, с тех пор, как я совсем пацаном был. И проблем, наверное, не будет. Если мать не узнает, что я у него на концерте играл.
— О как, — хмыкнул я с облегчением. Я-то уже навыдемывал всякого жуткого. — И ты реально с ним десять лет не виделся ни разу?
— А что у меня с ним общего-то? — пожал плечами Макс. — Он меня вдвое старше. Вряд ли он вообще меня узнает, когда увидит.
Вытягивать из Макса подробности я не стал. И так в общих чертах было понятно, что тут за история.
— Давай на тебя маску во время концерта наденем? — предложил я.
— Зачем? — нахмурился Макс.
— Есть у меня подозрение, что это мероприятие у нас будут освещать всякие разные журналисты. Мама тебя на фотках может спалить.
— Хм, точно, — кивнул Макс серьезно. — Надо и правда над этим подумать…
Наташа сидела на крышке рояля, обняв колени, и с задумчивым лицом смотрела в окно.
Вздохнула. Перевела взгляд на меня.
— Какой хороший человек, — сказала она. — И так на гитаре играет, что у меня до сих пор в животе все дрожит…
— Я же говорил! — усмехнулся я.
Гриша в «Буревеснике» очаровал вообще всех. Начиная от Натальи Ильиничны и заканчивая девочкой-школьницей, которую Жан взял к себе на стажировку. Дочка какого-то знакомого его матери, надумала поступать на журналистику, но там нужны публикации, чтобы пройти творческий конкурс. Не факт, правда, что в универе публикацию в «Африке» засчитают.
Привезти Гришу было тем еще квестом. С машиной было несложно — я просто позвонил Ивану и объяснил ситуацию. Тот без проблем согласился, подхватил меня на Привокзальной и мы поехали в старую часть Новокиневска. Но дальше нас ждало новое испытание — дорогу к дому Гриши перегораживала почерневшая уже куча снега, которую сгреб сюда еще хрен знает когда какой-то заботливый тракторист. Перебраться пешим ходом было можно, там даже более или менее удобные ступеньки уже вытоптаны, я по ним каждую неделю взбирался без проблем. Но машине не проехать. И человека на инвалидном кресле перетащить — тоже так себе история.
В общем, нам спешно пришлось браться за ломы и лопаты самим и привлекать к этому незапланированному субботнику всех соседей, включая тех загадочных кролиководов из-за ворот. Которые, на нашу удачу, оказались во-первых на месте, а во-вторых у них нашлись нужные инструменты. И среди них было трое мужиков, которые оказались не прочь помахать лопатами.
В общем, изрядно взмокнув, мы ликвидировали снежно-грязевой завал. Мужики-кролиководы предлагали просто перенести кресло через кучу, мол, впятером-то мы справимся. Но я эти разговорчики пресек. Мало Гришу из дома извлечь. Его потом еще нужно было обратно доставить. А если кролиководы по домам разойдутся, что я буду делать? Ну, точнее, мы с Иваном.
Сам Гриша отнесся к концерту в «Буревестнике» с весьма смешанными чувствами. Вроде он, с одной стороны, обрадовался перспективе сменить обстановку и все такое. И даже с энтузиазмом принялся вспоминать имена и контакты своих товарищей по несчастью, которые тоже умеют играть на музыкальных инструментах. А то он вдруг сникал, преисполнялся пессимизмом, говорил, что зря мы это, ничего не выйдет. Да еще и хлопот он никому доставлять не хочет.
В общем, гремучий коктейль из радости и страха.
Сложный был разговор. И к тому моменту, когда мы с Иваном приехали за ним, он снова погрузился в пучину меланхолии, так что из дома мы его вытаскивали почти что насильно. Благо, сопротивления он оказать не мог.
