Все это действо происходило на высоком крыльце дома.

В какой-то момент Кир повернулся в другую сторону и его взгляд наткнулся на соседку, что стояла в густой траве. Он ее почти не видел. Из травы торчала макушка в платке и огромные от ужаса глаза.

Только теперь Кирилл понял, как это смотрелось со стороны. Из его дома выбежал голый мужик, чьи трусы сейчас развиваются, как флаг, на ветках яблони.

— Черт, — выругался он, сбежал с крыльца и начал срывать с ветвей одежду. Вот только трусы и лифчик девушки ветер занес почти на самую макушку.

— Соседка, у тебя лестницы не найдется? — осторожно спросил он, обращаясь к густым зарослям.

— В кустах валяется, — пискнула испуганно соседка.

Он, чертыхаясь полез в кусты, исцарапав кожу, порвав рукав на рубашке, наконец, извлек старую, деревянную лестницу. Ей было сто лет в обед, но отбросив трезвые мысли о безопасности, Кирилл приставил ее к дереву и полез вверх.

— Зря вы так, — пробормотала из кустов соседка. — Хлипкая она.

Он почти добрался до вещей, когда скрипнула калитка, и во двор вошёл председатель их садового хозяйства вместе с женщиной бухгалтером. Оба весьма пожилые люди.

— Кирилл? Вы взносы о-о-пла-ти-ли? — тянет председатель, рассматривая предметы женского гардероба, что веселый ветерок треплет в ветвях.

— Яяяя, ааааа? — Кирилл повернулся к ним, неловко вывернув ногу. Лестница и правда была очень неудобная и ветхая.

И тут на крыльцо выскочила мадам в одежде Евы, ни сколько не смущаясь, она уставилась на парочку. А те стояли бледные, разинув рот, теряя вставные челюсти.

— Я ещё долго свои вещи ждать буду, — рявкнула на Кирилла дамочка. — Мне домой чего, голой ехать?

Пожилая женщина бухгалтер испуганно вцепилась в председателя, у нее рот то открывался, то закрывался от возмущения, а в глазах был ужас ужасный. Председатель же уперся взглядом в промежность вертихвостки, казалось, что он готов был захлебнуться слюной. А та стояла на крыльце, повиливая бедрами вправо-влево, не испытывая стыда, словно так и должно было быть.

— Ой, йёк-макарек, — раздалось из кустов. — Писец котенку!

Кирилл дернулся, перекладина лестницы под ним подломилась, и он, матерясь, рухнул вниз, ломая ветки яблони.

— Ну, все! Котенку точно писец пришёл! — последнее, что он услышал из кустов.

Потом Никита матерясь и ругаясь, на чём свет стоит, вез его в травмпункт. Почти час ожидал, пока ему делали рентген, накладывали из полимерной сетки шину. Кириллу повезло, кость только треснула, а не сломалась, но ходить все равно было больно, нога отекла.

— Ну, чего, везти тебя в деревню? — усмехнулся Никита.

— Вези.

— А как на работу добираться будешь? — ерничает Никитос.

— На машине. Нога левая, а в машине коробка автомат, была бы механика, точно бы не смог, — усмехнулся в ответ Кирилл.

— Чё тебя дернула полезть, а главное зачем? — заржал Никита. — Эта дура домой все равно без нижнего белья поехала.

— Ты, Никитос, больше в мой дом шлюх своих не води, и вообще завязывай с этим, — поучительно начал Кирилл.

— Ой, да ладно, началось опять, — Никита отмахнулся. — Сам потом шлюх менять, как перчатки, будешь. Попомнишь меня.

— Чего ты ее в мой дом потащил?

— Так у меня племяшка приехала в гости, поступать в институт будет. Куда мне девку тащить. Шпилиться на глазах у малолетки? Ну, у тебя дом пустой стоит.

— А меня предупредить не мог?

— Ай, отстань, ты и так мне сегодня весь кайф обломал.

Он приехали домой только поздно вечером.

— Ну, вот, в кои веки решил дела сделать. Теперь надо сыну звонить. А как на работу идти? — мысли не давали ему уснуть.

В этот день он не стал звонить Насте.

А для себя решил, что перед соседкой извиниться нужно обязательно. А то получается, что сломал ей лестницу, обломал ветви на яблоне, так теперь, как переходящее красное знамя, на ветвях ее яблони развиваются женские красные трусы и лифчик.

На следующий день его директор завода отчитал на планерке. Работы завались, а он надумал ногу сломать. И только после того, как Кирилл его заверил, что больничный брать не будет, только после этого директор успокоился.

Вечером Кирилл собрался с духом, взял коробку конфет и пошёл к соседке в гости.

Пока пробирался через кусты, чертыхался, про себя десять раз подумал, что пора вырубать эти чертовы кусты и перепахивать бурьян. Наконец он выбрался на тропинку к дому и замер.

Отсюда хорошо были видны окна дома. Занавески хозяйка задернуть забыла. Да никого тут не было чужого, вот и не боялась.

И сейчас Кирилл увидел в освещенном проеме окна прекрасную девушку с белейшей кожей, которая стояла к нему в пол оборота, рассматривая себя в зеркало.

У девушки была прекрасная фигура. Такая женская, приятная, не такая, какая бывает у девушек, что не вылезают из тренажёрных залов, или сидят на диетах, а та красота, которую восхваляли античные скульпторы.

Он стоял и смотрел на девушку, не отрывая глаз.

— Может в гости кто к моей соседке приехал, — подумал он. — Надо бы узнать, познакомиться.

Кирилл сделал шаг, под каблуком его ботинка треснула ветка. На этот звук девушка дернулась и исчезла.

Кирилл заспешил, надо принести извинения, он не хотел глазеть, так уж получилось. Но сделав шаг к крыльцу, и его окатили помоями.

— Сгинь, извращенец, — орала на него соседка.

Она была в толстом байковом халате и с неизменным платком на голове.

В темноте ее сложно было разглядеть.

— Прости-те, — бормотал Кирилл. — Я не хотел.

— Уйди, ирод, развратник, да как вас земля носит, — орала тетка.

А Кирилл стоял, облитый с головы до ног помоями и обтекал.

Тихо матерясь он вернулся к себе в дом. Пришлось срочно топить баню, вещи он бросил в корыто и сыпнул порошка.

— Вот ведь ведьма! — зло выругался он.

Настя прибиралась на дворе. С утра было шумно. Строители соседа устроили возлияния с пивом и водкой, в гости к ним заглянула красотка весьма развратного вида. На девушке была очень короткая юбка и маленький топик, который почти не прикрывал ее весьма весомое достоинство. Девушка сидела на крыльце, пила из банки пиво и материлась на всю улицу. Из этих матов и прочих слов для связки ругательств, Настя поняла, что девушка является маляром, прислали ее сюда красить стены, но у нее сегодня совсем другое настроение.

Настя даже задумалась, а не достать ли ей беруши. Таких лингвистических изысков и словесных пируэтов, составленных из одних матерных слов, она давно не слышала. Ей, конечно, было не привыкать, на заводе проработала почти десять лет, но там упражнялись в словесных финтах мужика, а тут молоденькая и хорошенькая девушка.

А дальше начала твориться уж совсем дичь, за которой Настя наблюдала из-за кустов малины и бурьяна.

На площадку перед домом въехала огромная машина, из нее выскочил прораб и начал так орать на рабочих, что даже у тех уши в трубочку свернулись. А через полчаса людей рассадили в подъехавшую газель, и на площадке перед домом стало тихо.

Но девушка никуда не исчезла. Она так и осталась сидеть на крыльце, попивая пиво и болтая ножками. А прораб сгреб ее в охапку и потащил в дом, по пути жамкая ее титьки.

У Насти от удивления даже челюсть отпала. А еще через полчаса парочка в абсолютно голом виде сидела на крыльце и курила.

— Ну, что? — спросил девушку прораб. — Повторим? Заход номер два!

И он повалил на спину девицу, засовывая пальцы в ее промежность. Потом подхватил ее на руки и потащил в дом.

Настя стояла красная, как вареный рак, и возмущенная.

— Это что же делается среди белого дня! Как так можно! — возмущалась она.

А через несколько минут к дому подкатил внедорожник соседа. Настя даже замерла.

Что сейчас будет?

Не угадала!

Сосед легко вбежал на крыльцо, толкнул дверь и вошёл. Наступила тишина, только комар звенел над ухом, да где-то истошно кричала чайка.