Когда они подошли к укрытию деревьев, Валерий увидел, что лес гораздо менее густой, чем кажется снаружи, и, когда они углубились, он понял, что, то, что он считал диким лесом, тщательно обрабатывалось на протяжении поколений. Промежутки между деревьями показывали, где были заготовлены разные виды древесины. Дуб для сруба домов и изготовления щитов; ясень, собранный для изготовления длинных копий, которыми так эффективно владели бритты; граб, тис и конский каштан. У всего было свое применение. Каждая поляна быстро заполнялась колючим кустарником и колючками, которые служили идеальным укрытием для куропаток и вальдшнепов, оленей и диких быков. И для гигантского кабана, который совершил набег на поля Лукулла.

К этому времени собаки постоянно шли по следу и бросались с поводков, почти задыхаясь в своем рвении добраться до своей добычи. Лукулл, должно быть, был сильнее, чем казался, иначе он бы никогда не удержал их. Это были массивные звери, черно-подпалые на боках, высотой до человеческого живота, с глубокой, мощной грудью, большими головами и пастью, полной устрашающих зубов. Глаза бритта встретились с глазами Валерия, и он усмехнулся, возбуждение момента было таким же яростным внутри него, как и у римлянина.

Лесничий двинулся впереди них, и они замерли, когда он остановился перед большим колючим кустарником, раскинувшимся широким полумесяцем перед ними. Валерий готов был поклясться, что человек понюхал воздух и показал пальцем, как одна из его собак, прежде чем помахать им и быстро заговорить с Валерием на его родном языке.

— Он говорит, что тебе следует идти туда, — перевел Лукулл и указал на место справа, шагах в пятнадцати от кустов. — Он советует тебе держать копье низко. У тебя будет только один шанс, прежде чем он нападет на тебя. Пусть Таранис поможет тебе, а Меркурий ускорит твою руку.

Валерий кивнул, когда Лукулл и лесничий удалились с собаками, оставив его одного. Он почувствовал трепет в груди. Не страх, подумал он, просто немного нервов, а нервы дают человеку преимущество, если он умеет их контролировать. Это был критический момент в любой охоте. Момент, когда все стало ясно и существовали только охотник и добыча, и ничего между ними. Он низко пригнулся и держал копье перед собой, его левая рука была далеко впереди на ясеневом древке, а правая была прижата к телу, чтобы обеспечить устойчивый, прямой удар. Пока он ждал, он смотрел на кусты перед собой, на сплошную стену опасной зелени. Откуда бы это могло взяться? Конечно, Лукулл уже должен был спустить собак. Он проклинал собственное нетерпение. Жди. Будь готов. Туманный дождь прекратился, но его руки были влажными, и он молился, чтобы его хватка не ослабла в решающий момент. Где были собаки? Он взглянул налево, и в тот же миг тишину разорвала какофония лая, рычания и неземных визгов. Зеленая стена перед ним взорвалась, когда что-то огромное вырвалось из подлеска. Его сердце, казалось, остановилось. Он был огромен – он видел быков поменьше – черная немезида с горящими красными глазами и грозными изогнутыми шестидюймовыми бивнями, уже окровавленный в битве с собаками, которые теперь хватали его за бока. Пока он наблюдал, кабан почти небрежно качнул головой, и одна из гончих была отброшена, воя, с ужасной раной в боку и внутренностями, торчащими наружу. Он узнал момент, когда вепрь осознал его присутствие; тонкое изменение направления. Он летел невероятно быстро, его короткие ноги расплывались, когда он пересекал землю между ними. Низко. Он опустился на одно колено и воткнул острие копья в землю позади себя, держа острие прямо на грудину животного. Но был ли он достаточно низко? Массивная морда была почти на уровне груди, и он был достаточно близко, чтобы разглядеть длинный гребень торчащих, похожих на перья черных волос вдоль хребта и старые шрамы на массивных плечах от прошлых столкновений с собаками. У него не было времени изменить угол копья, он мог только держать и молиться. Его губил размер вепря. Он был настолько огромен, что, когда железный наконечник копья скользнул прямо под подбородок животного, собственная инерция животного толкнула его глубоко в грудную полость, пробив кости и мышцы и нанеся смертельную рану огромному сердцу. Валерий приготовился к удару, но все же сила удара поразила его. Она прошла вдоль копья и почти катапультировала его от древка. Его трясло, как лист в грозу, бросало из стороны в сторону, пока ему не показалось, что у него сломается шея. Инстинкт подсказывал ему, что удар был верным, но вепрь отказывался умирать. Красные глаза все еще горели, пока он дюйм за дюймом продвигался вверх по ясеневому древку, вонзая лезвие все глубже в свое тело, пока оно не остановилось на крестовине. Но даже тогда он продолжал драться, нанося удары направо и налево, так что Валерий боялся, что потеряет хватку. Наконец из разинутой пасти хлынула яркая кровь, и вепрь страшно вздрогнул и замер.

Валерий, тяжело дыша, навалился на копье. Он вознес безмолвную молитву Юпитеру и Минерве и заставил себя перестать дрожать. Возбуждение от убийства придет позже, но сейчас было только знакомое, сухое во рту последствие выживания. Оставшаяся собака спасла его. Он прервался, обнюхивая огромную тушу, и внезапно предостерегающе зарычал.

Второй кабан, почти такой же большой, как первый, выскочил из кустов слева от него, где он, должно быть, молча лежал, пока его брат отгонял собак. Теперь он был здесь, чтобы отомстить за него. Времени, чтобы достать копье, которое было воткнуто на два фута в грудь первого животного, не было. Валерий перекатился вправо, поместив массу мертвой свиньи между собой и направлением атаки. Он сделал это как раз вовремя. Когда он съежился с подветренной стороны от кабана, пытаясь стать частью земли, над боком животного появилась гигантская голова: свирепое видение с зияющим розовым ртом, щелкающими челюстями-ловушками и острыми пожелтевшими клыками, которые были на волосок от того, чтобы выпотрошить его. Он потянулся за своим ножом, зная, что тот едва поцарапает толстую шкуру вепря, но он был зажат под его телом. Сколько времени потребуется зверю, чтобы понять, что ему легче добраться до него сбоку? Мог ли он бежать? Нет. Он видел, с какой скоростью вепрь пересек поляну. Он лихорадочно искал вокруг себя какое-нибудь оружие, но его не было. Он изогнул руку, чтобы дотянуться до пояса, но движение привлекло кабана, и теперь клыки замахнулись на его лицо, огромная пасть, из которой исходило зловонное дыхание, открылась перед его глазами, а зубы резали и скрежетали. Еще дюйм, и он был бы мертв. Он проигнорировал укол боли в плече и сосредоточился на ремне. Наконец его цепкие пальцы нашли застежку, и постепенно он смог обернуть ее вокруг своего тела, пока рукоять ножа не оказалась у него на ладони. Один шанс и только один. Он лежал левым боком под еще теплым брюхом мертвого кабана, прижавшись головой к жестким волоскам его ребер. Его правая рука была вывернута за спину, но, по крайней мере, у него был нож. Он выкрикнул бессмысленный боевой клич и со всей силой, на которую был способен, ударил ножом по сверкающему глазу зверя, моля любого бога, который будет слушать, чтобы его удар был удачным. Кабан взвизгнул от боли и ярости, но он знал, что потерпел неудачу. Острие не попало в цель на целый дюйм, оставив красную борозду на широком лбу свиньи. Удары над ним приобрели еще более дикий, бессмысленный характер, и он знал, что выхода нет. Не будет славного конца на поле битвы для Гая Валерия Верренса, потомка племени, корни которого уходят в самое основание Рима. Он умрет незамеченным в этом сыром лесу, и его ноздри будут наполнены мускусной вонью кабана. Он подумал о золотом амулете в своем мешочке, и это, в свою очередь, заставило его подумать о Мейв. Ее лицо заполнило его разум, и он услышал звук знакомого голоса.

— Значит, тебе одного кабана было мало?

Он поднял ошеломленный взгляд и увидел, что Киран смотрит на него поверх плеча второго вепря, из которого теперь выросло древко метательного копья. Огромное тело судорожно сотрясалось, и щупальца темной крови стекали из открытой пасти зверя на бок его брата.