Гвлим изучал группу вокруг костра. Большинство из них были слишком стары или слишком молоды, чтобы быть по-настоящему полезными в бою. Но не слишком стары или слишком молоды, чтобы ненавидеть, или слишком стары, или слишком молоды, чтобы умереть. Старики помнили дни до прихода римлян, когда любой человек со щитом и копьем был сам себе хозяином. Молодые ничего не знали за пределами маленького поселения, но их умы были открыты для его тонких доводов и убеждений. Он говорил о жизни до римлян: до дорог, до сторожевых башен и кавалерийских патрулей, до налогов, которые гарантировали, что, как бы ни был хорош урожай, их животы все равно будут пусты до конца зимы. Он говорил о бесчисленных тысячах, брошенных в цепях на смерть в римских рудниках, о землях, которые были украдены у них, и, под одобрительное рычание, могущественного Каратака, преданного и униженного, прежде чем он был унижен ради удовольствия императора. К концу их глаза вспыхнули так же ярко, как пламя костра совета, и молодые люди – те немногие, кого можно было превратить в воинов, способных противостоять легиону, – требовали оружия, необходимого им для мести.

Они хотели действовать сейчас, но время еще не пришло. Этому искусству его научили на Моне. Как ухаживать за огнем и поддерживать пламя до того момента, когда оно понадобится. Он снова посмотрел на лица вокруг костра, ища человека, который продолжил бы работу, когда он пойдет дальше. Не вождь; слишком много лет за плугом и слишком готов пожертвовать собой и своим народом. Нет, ему нужен кто-то более тонкий, более послушный. Тихий темноволосый земледелец тремя рядами позади. Молодой, но не слишком. Бдительные, умные глаза; решительный, но не слишком рьяный. Да. Он поговорит с ним позже, наедине.

— Ждите, — приказал он. — Наберитесь терпения. Организуйтесь. Будет знак.

И всегда спрашивали: каким будет знак?

И всегда он говорил им: гнев Андрасты.

Его миссия почти закончилась, так и не начавшись, в диких горах декианглиев, потому что он не мог рисковать контактом с тамошним народом, иначе весть о его прибытии дойдет до римлян. На грани голода он повернул на юг и переправился в страну корновиев к северу от римской крепости Вирокониум, за излучиной великой реки. Там он заставил себя подождать, пока не окажется за пределами досягаемости ежедневных кавалерийских патрулей, прежде чем попросить еды и крова на захудалой ферме. Под соломенной крышей, под тихое мычание скота на заднем плане, он слушал, как фермер, человек, привыкший разговаривать со своими животными, пересказывал новости и слухи с дюжины миль вокруг. Только когда тон и манера сказали ему то, что ему нужно было знать, он начал говорить.

Первый фермер передал его другому, и еще одному, а оттуда он добрался до местного вождя, который рассказал ему о других с такими же убеждениями, с такими же жалобами и такими же амбициями. Он приходил на ферму или в деревню с наступлением темноты, собирал тех, кому мог доверять, и разговаривал, пока не наступало время сна. Следующий день он проводил за плугом, точильным камнем или собирал урожай. Он использовал свои навыки целителя, чтобы укрепить доверие и связать их с собой, даже если это подвергало его жизнь опасности. Рассказы о знахаре будут распространяться и множиться там, где рассказы о странствующем батраке, работающем за хлеб и пиво, скоро будут забыты. Он всегда был в опасности, но его никогда не предавали.

К настоящему времени он понял, что другие пошли по тому же пути. Довольно часто он приходил в дом и обнаруживал, что ему предшествовал другой член его секты. Вслух этого никто не говорил, но он видел это в недоуменных глазах и в ответах, которые они давали на его вопросы. По всей южной Британии такие люди, как он, распространяли послание: раздували угли почти забытого костра.

Валерий провел свои первые несколько дней в Колонии, составляя график работы с Юлием и направляя отряды легионеров в сеть дорог вокруг Колонии, чтобы определить области, требующие немедленного внимания, и те, которые не имели особого значения. Юлий представил местному мастеру каменоломни ордер на поставку материалов, которые им понадобятся, и Валерий поставил перед собой задачу предоставить повозки, необходимые для их перевозки. Что привело его обратно к Лукуллу.

Триновант восторженно приветствовал его в своем кабинете в центре города, извиняясь за скромность своего окружения. — Конечно, я выполняю большую часть своих дел в храме или в банях, как настоящий римлянин, — сказал он.

Когда Валерий объяснил причину своего визита, Лукулл был рад быть полезным. Он запросил информацию о количестве материалов, которые нужно было перевезти, и о расстояниях, на которые их нужно было перевезти, и быстро подсчитал необходимое количество повозок и упряжки волов, чтобы их тянуть. — Конечно, вам понадобятся запасные упряжи. Нет смысла оставлять повозку без работы только потому, что быку нужно дать отдых. — Он назвал цену, время и место доставки, и Валерий предъявил ордер. Он отметил, что цифра, которую записал Лукулл, не имеет ничего общего с той, которую он только что дал.

— Итак, — сказал бритт. — Не думайте, что я забыл свое приглашение. Я провожу собрание раз в неделю. Всего несколько человек, чья компания мне нравится. Я думаю, вы найдете это интересным и, возможно, поучительным. Будет ли приемлемым сегодня в четвертый час после полудня?

Валерий согласился, а затем задал вопрос, который не давал ему покоя с тех пор, как он вошел в комнату. — А с вашей семьей все в порядке?

Лицо Лукулла помрачнело. — Семьи подобны налогам, испытанию, которое нужно терпеть. Сына, возможно, я мог бы направить. Успех его отца предоставил бы ему путь, по которому он мог бы следовать. Но у меня нет сына. Дочь? — Он грустно покачал головой. — Конечно, у вас самого детей нет?

Валерий улыбнулся этой маловероятной мысли. — Я не женат.

— Тогда мы вдвойне будем рады вам.

Когда он вернулся в штаб когорты, Юлий напомнил ему, что на следующий день была суббота, когда он согласился посмотреть, как Фалько тренирует ополчение Колонии. Валерий поморщился. В то время это казалось разумной просьбой, но теперь было так много других вещей, требующих его внимания. Тем не менее, он не мог избежать этого долга, не в последнюю очередь из уважения к Фалько.

***

Они собрались на ровной площадке между разрушенными остатками городских стен и рекой, чтобы попрактиковаться в ближнем бою и стрельбе. Две тысячи человек, когда-то составлявших элитное ядро легионов Рима, с боевыми почестями, которые простирались от Скифии до Силурских гор.

— Юпитер, спаси нас, вы только посмотрите на них, — проворчал Лунарис, сопровождавший Валерия в составе его эскорта из двенадцати человек. — Ни одному из них не меньше пятидесяти. Я удивлен, что они смогли найти свое оружие, не говоря уже о том, чтобы использовать его.

Это была правда, что лишь немногие владели полным набором доспехов. Большинство из них потеряли какую-то часть снаряжения с тех пор, как в последний раз выходили на поле боя почти десять лет назад: нагрудник, шлем, набор поножей. За прошедшие годы они привыкли к жизни фермера, торговца и провинциального политика, и ничто не могло скрыть этого. Они представляли собой смесь пузатых и тощих, беловолосых и лысых. Некоторые из них обременены жиром успеха, другие согнулись за годы труда. Но у них у всех была одна общая черта. Они были стариками.

Но, наблюдая за происходящим с вершины склона, Валерий понял, что его первое впечатление было ошибочным. Были и другие вещи, которые их объединяли. За доспехами, которые у них были, и оружием, которое они носили хорошо ухаживали, независимо от их древности. И хотя эти люди были стариками, они все еще были легионерами: рявкающие команды были так же знакомы Валерию и его людям, как и призыв к перерыву, и это было очевидно в каждом маневре ветеранов. Они переходили от линии к квадрату, к клину, от обороны к атаке, с отработанной легкостью жизненного опыта. Каждый человек знал свое место, каждый щит и каждый меч располагались именно там, где они должны быть, и Валерий почувствовал, как в нем поднимается гордость, как это всегда случалось, когда он видел, как работают профессиональные солдаты.