Не отрываясь от его губ, я встаю, поворачиваюсь и снова сажусь на него. Он такой твердый подо мной, что, клянусь, я чувствую, как он пульсирует. Он стягивает с себя пиджак, а я бросаюсь расстегивать пуговицы на его рубашке. Освободив все пуговицы, я отстраняюсь, чтобы наконец-то полюбоваться его совершенством.

Я пытаюсь полностью снять ее с него, но он сопротивляется.

"На случай, если нам нужно будет быстро уйти", — шепчет он.

Умно. Не могу сказать, что я тоже против — сейчас он похож на какую-то модель костюма. Мои пальцы прослеживают твердые линии мускулов, и я отталкиваю его каждый раз, когда он наклоняется, чтобы поцеловать меня.

"Мне нужна еще одна секунда".

Он усмехается, и я не могу больше сопротивляться. Мои губы и руки снова заняты, нащупывания и расстегивая брюки его костюма. Я тянусь внутрь и медленно поглаживаю его мужское достоинство через боксеры. Мое исследование было прервано раньше, и с тех пор я сомневаюсь в себе. Не может быть, чтобы он был таким же большим, как на ощупь. Или таким большим, каким он выглядел в ту ночь, когда все вернулись ко мне.

Я оттягиваю тугой пояс и обнажаю его, нежно поглаживая вверх и вниз, а затем отрываюсь, чтобы изучить, где моя сравнительно маленькая рука обхватывает его длину. Он не просто длинный, он толстый. Твердый. Он не поместится. Нет. Я шутила, когда говорила о гипотетическом сексе с ним как об импичменте, но теперь думаю, что была права в своем предположении. Очень правильном.

Я тяжело сглатываю и поднимаю на него глаза, чтобы увидеть, но он уже наблюдает за мной. Я всегда забываю, как он это делает.

"Я позабочусь о том, чтобы ты была готова, когда придет время".

Бесконечно терпеливый. Бесконечно заботливый. Бесконечно большой член. Вот что будет написано на его надгробии. И, возможно, последняя часть в моем свидетельстве о смерти.

Теперь моя очередь наблюдать за ним. Его веки закрываются, пока я играю с ним. Когда я смачиваю руку и заменяю ее, он издает стон, и я точно знаю, что хочу дать ему, чтобы заработать больше таких ласк. Я оглядываюсь по сторонам, чтобы убедиться, что мы действительно все еще одни, и, убедившись в этом, встаю, несмотря на его слабые попытки удержать меня на себе, и опускаюсь перед ним на колени. Его глаза фиксируются на моих.

"Ты этого хочешь?"

Я повторяю его слова за ним.

Нервные глаза проделывают то же самое, что и мои. Он кивает, не находя слов для ответа. В эту игру могут играть двое. Я терпеливо жду его "да", и вот мои губы уже на его. Мой язык мечется, а руки натягивают.

"Господи, Элиза", — вздыхает он, не в силах отвести взгляд.

Я останавливаюсь, сажусь на пятки и жду, пока он исправится.

"Чепмен… — ворчит он.

Так- то лучше.

Я возвращаю свои губы и руки туда, где он их заслуживает, наслаждаясь зрелищем того, как напрягается его пресс каждый раз, когда я задеваю определенную точку. Он настолько же расслаблен, насколько и в экстазе. В его блаженных глазах, когда они откидываются назад, и в том, как лунный свет отражается от его стиснутой челюсти, есть противоречие. За ним интересно наблюдать. Я действительно могла бы заниматься этим всю ночь, и думаю, что так и будет, пока он не погладит меня по щеке. Я отпускаю его, и он наклоняется, прижимаясь лбом к моему.

"Я еще не закончил с тобой".

Он помогает мне подняться на ноги.

Я с нетерпением смотрю на готовый член. Обе его руки держат меня перед собой, бродят по платью, сжимают бока моих трусиков, и после вопросительного взгляда на меня он стягивает их на мои бутсы. Оскар меняется со мной местами, притягивая меня к краю скамьи, и вид его, стоящего передо мной на коленях, заставляет мое сердце биться в груди в удвоенном ритме.

"Ты начеку", — говорит он с лукавой улыбкой. Его губы скользят по внутренней стороне моей ноги, и, когда его тепло касается моей сердцевины, я трепещу от предвкушения. Он медленно и долго целует мой центр, а затем проводит языком по моему пульсирующему бугорку. С каждым влажным прикосновением я всё больше сомневаюсь, что это происходит наяву. Но когда его язык проникает в меня, жадно пробуя мой вкус, я окончательно убеждаюсь, что это должно быть сном. Он похож на кастаньета, поглощающего свою первую и, возможно, последнюю пищу, и, черт возьми, хочу ли я быть последней. Он крадет у меня так же, как и отдает. Это значит, что это как для меня, так и для него.

"Ты мне нужен", — наконец произношу я срочным шепотом, когда он поднимает на меня глаза. Я перевожу взгляд на презерватив, лежащий на скамейке рядом со мной, а затем снова на него.

Он не торопится, обнимает меня, целует, соединяется со мной. Я снова лежу на нем, между нами необоримое вожделение, но он не торопится его реализовать.

"Ты уверена, что хочешь принять его?" — спрашивает он.

"Уверена. А ты хочешь?"

Его глаза делают то, что, как я представляю, делают дикие животные, когда учуяли добычу, и он с улыбкой качает головой.

"Но если передумаешь, сразу скажи мне".

Он целует меня в волосы, берет лежащий рядом с нами презерватив и открывает его.

"Ты тоже".

Он медленно растягивает меня, но мое тело настолько готово к нему, что каждый дюйм, который я получаю, кажется благословением. Мы оба произносим тихое проклятие, когда он входит так глубоко, как только может. Он направляет мои бедра, пока я раскачиваюсь взад-вперед, и мы оба пытаемся сдержать эйфорию. Когда я обхватываю руками его шею и начинаю подпрыгивать, борьба становится только более ожесточенной.

Я не могу насытиться тем, как он смотрит на меня, следит за каждой складкой моей брови, за каждым прикусом губы и каждый раз, когда мои глаза стекленеют, когда он продолжает воздействовать на сладкую точку. Это не мое и его удовольствие, это наше удовольствие.

"Черт, не могу дождаться, когда увижу тебя голой", — бормочет он.

"Представь, если бы я была сейчас…", — шепчу я ему на ухо, ускоряя темп. "Полностью обнаженной для тебя".

Он стонет.

"Невозможно было бы спрятаться, если бы кто-то пришел сюда".

Я изучаю его, наблюдая за возбуждением в его глазах.

"Тебе бы понравилось? Если бы кто-то застал меня сейчас, как я трахаю тебя голой?"

"Да", — задыхается он.

"Ты бы хотел, чтобы я продолжала? Чтобы они смотрели, как твоя шлюшка пытается взять твой огромный член?"

Он издал тяжелый вздох.

"Да, блядь".

"А ты бы позволил им прикасаться ко мне?"

"Моя", — рычит он, крепко обхватывая меня за талию и угрожающе глядя на меня, когда ответ, на который я надеялась, заставляет мое сердце биться быстрее.

"Твоя кто?" Я играю с ним, медленно покачивая бедрами.

"Моя… маленькая… шлюшка".

Я слабею в его руках.

"Трахни меня. Пожалуйста, пожалуйста, трахни меня", — умоляю я.

Он замирает.

"Ты будешь вести себя тихо для меня?"

Он захватывает мои губы в свои, царапая зубами нижнюю.

"Да".

"Обещаешь?" — дразнит он.

"Да, обещаю".

"Хорошая девочка". Он ухмыляется, откидываясь назад, а затем начинает молниеносно входить в меня.

Мои пальцы впиваются в его шею все сильнее и сильнее, пока я не разжимаюсь. Это хорошо. Так хорошо. Слишком хорошо.

"Посмотри на меня, Чепмен".

Приоритетом для него является не его удовлетворение, а наша связь — хотя удовлетворение является невероятно приятным побочным продуктом. Я борюсь с рефлексом, чтобы не зажмуриться и смотреть прямо в его глаза. Видя, что он тоже на грани, отчаянно желая разделить мой оргазм, я взлетаю в стратосферу. Я в забвении. Ничего больше не существует, только мы здесь… Его неустанные удары по моему напряженному желанию заставляют его рухнуть вниз. Он крепко держит меня, пока его тело сбрасывает напряжение короткими толчками. Он заглушает свои стоны в моей шее и украшает меня новыми поцелуями.