И громко скомандовал:

— Быстро!

Ремонтники устремились в стороны, будто потревоженные тараканы: Поросёнок прижал ладонь к уху и ринулся в подъезд, а его приятели подхватили мопед и неуклюже побежали вдоль дома (топот их шагов эхом разносился по двору). Я посмотрел на Котова. Олег склонился над Ритой, словно прикидывал: не сделать ли ей искусственное дыхание. За его спиной поблёскивали в свете фонаря стеклянные осколки от бутылки. От двух уцелевших бутылок змеились к кустам по асфальту тонкие пивные ручейки.

Риту увезли в больницу.

Олег Котов поехал вместе с ней.

Я и Лена проводили машину скорой помощи взглядами — на глаза медикам мы не показывались, наблюдали за их работой из глубины двора. Я подобрал с земли у кустов свой свитер.

По пути к трамвайной остановке я и Котова заглянули в кафе «Солнышко». Там я согрел руки о чашку с горячим чаем, а горло для профилактики простуды смочил коньяком.

Пока ехали к общежитию, Котова почти всё время молчала. Она посматривала за окно трамвая, хмурила брови. Не приставала ко мне с расспросами, не отвлекала меня от размышлений «о вечном».

Лишь изредка Лена толкала меня локтем в бок, когда я громко всхрапывал.

Восьмого марта Котова мне рассказала, что вчера вечером она разговаривала по телефону с братом. Тот сообщил ей, что Барановой врачи диагностировали сотрясение мозга — неделю Рита проведёт в больнице.

Олег сказал сестре, что Рита всё же запомнила его вчерашнее заступничество и считала его «настоящим героем».

Я поинтересовался у Лены, по-прежнему ли она видела Риту Баранову подходящей кандидатурой в невесты для Олега.

Котова вздохнула.

— Пусть уж будет хоть такая жена, чем никакой, — ответила она.

Международный женский день я праздновал в кафе «Весна» — вместе с младшим братом и с Артурчиком, которые привели туда своих подружек: Ингу Рауде и Наташу Торопову. Пришла со мной в кафе и Лена Котова (я ещё утром, после пробежки, вручил ей букет тюльпанов и тюбик импортной помады — заслужил поцелуй в щёку). Торопова и Рауде поначалу посматривали друг на друга настороженно — после сентябрьской поездки в колхоз они впервые оказались нос к носу за одним столом вне стен института.

Но после пары бокалов шампанского разделявшая их ледяная стена дала трещину. Девчонки налегали на «фирменные» блинчики с шоколадным соусом, на орешки с взбитыми сливками и на игристое вино. Обсуждали прошедшие и грядущие экзамены, перемывали косточки преподавателям и одногруппникам. Такое поведение ещё недавно шипевших друг другу вслед девиц порадовало и Артура, и Кирилла. Мы отметили женское примирение коньяком, помеченным в меню, как «КВ» (коньяк выдержанный).

Риту Баранову продержали в больнице две недели. Об этапах её выздоровления зачастивший к ней в палату Олег Котов исправно отчитывался своей младшей сестре — та пересказывала его доклады мне.

В последовавшую после выписки из больницы субботу Рита в институте не появилась. Лена сообщила, что в этот день Баранова вместе с её старшим братом допоздна гуляла в сквере около профессорского дома.

Двадцать шестого марта я давал показания в суде. Там рассматривалось дело о похищении директора новосоветской швейной фабрики. Я чётко оттараторил уже давно заученные наизусть показания. Впервые в этой новой жизни увидел дядю Сашу Лемешева — на скамье подсудимых.

Встреча с дядей Сашей напомнила мне о моих планах на лето. О них я и заговорил с Ильёй Владимировичем Прохоровым, когда тот подвозил меня до общежития после заседания суда. Прохоров попросил, чтобы я изготовил «что-то особенное» на день рождения для его молодой супруги.

— Сделаю, — пообещал я. — Есть у меня на примете рецепт роскошного торта. Такого ни вы, ни Варвара Сергеевна ещё не пробовали. Мальчишкам он тоже понравится, не сомневайтесь.

Прохоров заявил, что заплатит за торт столько, сколько потребую («в разумных пределах, конечно»).

Но я попросил у него плату не деньгами, а услугой.

— Тебе нужны три путёвки в пансионат? — переспросил Илья Владимирович.

— Три путёвки в пансионат «Аврора», — повторил я. — Их распределяет профсоюз вашей фабрики, я узнавал. Путёвки нужны для меня, для моего брата Кирилла и для Артурчика. С датой заезда первого июля.

Прохоров озадаченно хмыкнул.

— Именно на первое июля? — спросил он. — Не раньше, не позже?

— Именно на первое, дядя Илья. Это важно.

Директор швейной фабрики пожал плечами.

— Ладно, раздобуду, — пообещал он. — Раз ты уверен, что у нашего профсоюза они есть.

— Есть, — повторил я.

В прошлой жизни эти путёвки нам подарил дядя Саша.

Прохоров вдруг ухмыльнулся.

— Одни на море поедете, без подружек? — спросил он.

Я пожал плечами.

— Одни. В Тулу со своим самоваром не едут, дядя Илья.

Сообщил:

— Путёвку брата и свою я оплачу, разумеется.

Илья Владимирович покачал головой.

— В Тулу, говоришь? — сказал он. — С самоваром?

Прохоров хохотнул и добавил:

— Вы смотрите там, парни… языки кипяточком не ошпарьте.

Я решил, что сделаю для Варвары Сергеевны трёхслойный чизкейк. Ничего подобного я в советских магазинах не видел (да и в кафе тоже). Решил, что торт станет для Вари и её сыновей настоящей диковинкой, какую в Новосоветске сейчас не купить за деньги. Выменял с этой целью у Васи Ковальчука две банки варенья (черничное и малиновое) — отдал за них две бутылки «Столичной».

Третьего апреля вечером я возился на кухне: готовил из купленных на рынке продуктов сливочный сыр — решил, что он сгодится вместо классического сыра «Филадельфия». Смешал кефир, сметану и соль. Добавил в эту смесь яблочный уксус (уксусом заменил лимонный сок). Уложил смесь на марлю в дуршлаг, поставил над емкостью для сыворотки. На ночь убрал её в холодильник.

Утром убедился, что мои труды не прошли даром. Перед походом в институт я повторил вчерашние манипуляции со сметаной и кефиром. Вечером приготовил третью порцию сливочного сыра. Котова наблюдала за моими манипуляциями по вечерам, забрасывала меня вопросами. Я подробно комментировал свои действия. Пообещал, что без Лены не приступлю к приготовлению торта.

Торт я делал в пятницу вечером. Сразу, как пришёл из института, заставил Котову толочь песочное печенье. Поначалу планировал, что заменю стандартную основу чизкейка бисквитом. Но в итоге решил, что и без того допустил слишком много «замен». Да и бисквиты мне изрядно надоели: за вторую и третью декады марта мы с Леной передали заказчикам Прохорова восемь «цветочных» тортов.

Для приготовления трёхслойного чизкейка я использовал ту же форму, что и для торта «Птичье молоко». На её дно уложил влажную массу из толчёного печенья, молока и масла — утрамбовал её дном стакана, вставленного в пакет из-под молока. Убрал форму с песочной основой в холодильник, разъясняя по ходу дела Котовой каждое своё действие. Приступил к приготовлению муссов.

Замочил в холодной воде желатин. Пока он набухал, приготовил базу из сливочного сыра: смешал сыр со сливками, добавил обычный и ванильный сахар, плеснул яблочный уксус. Вручил Котовой венчик — Лена справилась со взбитием мусса не хуже миксера. Подогрел в кастрюле сливки, смешал их с желатином. Тонкой струйкой влил их в базу из сливочного сыра, взбил до однородности.

Нижний слой чизкейка сделал шоколадным. Влил во взбитый Леной мусс растопленный шоколад. Выложил мусс на охлаждённую песочную основу. Отнёс форму обратно в холодильник. Через час на шоколадный слой мы уложили малиновый мусс — сделали его по примеру шоколадного, но с сиропом из малинового варенья. А ещё через час занял своё место в форме черничный слой.

Форму с чизкейком я отправил в холодильник до утра; случилось это за полчаса до полуночи. До утра попрощался с Котовой — клятвенно заверил Лену, что не отдам торт водителю Прохорова, пока она не полюбуется конечным результатом наших трудов. Почти два часа я провозился с украшениями из творожного теста: изготовил сцену из диснеевского мультфильма «101 далматинец».