— У меня ещё не готово, — сказал Вася. — Минут по пять-семь осталось.

— Задерживаешь! — заявила Котова.

Ковальчук вжал голову в плечи — бросил на меня взгляд, словно попросил защиту от грозной Бригадирши, как обозвали Лену студенты-кондитеры.

— Вова, Паша! — сказала Котова. — Вернусь с пятого этажа, чтобы три порции крема были готовы!

Мраморов кивнул.

Красильников вытянулся по струнке и ответил:

— Будет исполнено, товарищ бригадир!

Лена одарила варщиков крема суровым взглядом и выбежала из кухни.

Я положил на клеёнку очередную розу. Окинул взглядом разложенные на столешнице цветочные бутоны из крема. Прикинул, что примерно треть всех роз уже готова (и всего за четыре часа). Подумал, что следующая роза — последняя в этой партии. Сделаю её, и понесу всё партию в холодильник.

За час до полуночи Котова отчиталась, что первые шесть тортов покрыла глазурью (занятые до недавнего времени лишь мытьём посуды Кирилл и Артур приступили к своим непосредственным обязанностям). Перечислила количество залитых кремом тортов и остывавших на столах и на кроватях в четыреста тринадцатой комнате коржей. Я кивнул. Положил на клеёнку жёлтый цветок орхидеи. Прикинул, что работа кондитерского цеха двигалась с небольшим опережением графика. Прикрикнул на увлёкшихся разговорами Мраморова и Красильникова. Взглянул на циферблат наручных часов — покачал головой. И тут же услышал голос бабы Любы.

— Чернов, ну и разошёлся ты со своей бандой! — сказала Любовь Фёдоровна.

Я обернулся — увидел на пороге кухни вахтёршу.

Баба Люба поправила лежавший на её плечах серый платок и заявила:

— От запаха ваших пирогов сегодня никакого житья нет.

Вахтёрша покачала головой.

— У всего общежития животы урчат, — сообщила она.

Красильников хохотнул; но он тут же умолк, заметив строгий взгляд вахтёрши.

— Чернов, — сказала баба Люба. — Мальчишки жалуются, что твои бандиты никого вечером на кухню не пускали. Говорили, что ты им даже воду на чай вскипятить не разрешил.

Я покачал головой и ответил:

— Наврали они вам, Любовь Фёдоровна. Ставили чайники на плиту. Двое. Я сам видел. Чуть не опрокинули кастрюлю с кремом. Поэтому я и ввёл на кухнях комендантский час.

Баба Люба сощурила глаза.

— Что ты ввёл? — переспросила она.

— Комендантский час, — повторил я. — Как при чрезвычайных ситуациях. У нас ведь сейчас именно такая. Два дня осталось до Нового года. Советский народ торты на праздничный стол ждёт. А они, видишь ли, саботируют нам работу.

Положил на клеёнку очередную орхидею.

— Перед Новым годом чай попьют, — сказал я. — Ничего с ними не случится.

Вахтёрша покачала головой.

— Ох, и строг ты, Сергей, — сказала она. — Хороший муж из тебя получится. Смотри, пожалуются мальчишки на тебя в деканат…

— Не пожалуются, баба Люба, не переживайте, — вклинился в разговор Красильников. — Зассут. Все знают, что Чёрный, чуть что, раздаёт таблетки для памяти.

Любовь Фёдоровна обожгла Вову строгим взглядом.

— Какая я тебе баба Люба⁈ — возмутилась она.

Красильников покраснел, словно его лицо ошпарило паром. Опустил глаза. Активно заработал ложкой — перемешивал в кастрюле крем.

Вахтёрша посмотрела на меня.

— Какие такие таблетки ты, Серёжа, раздаёшь? — спросила она.

— Вова пошутил, — сказал я. — Любовь Фёдоровна, не обращайте внимания на его болтовню.

Вова закивал, подтверждая мои слова.

Я заметил, как Котова (бочком) направилась в коридор… мимо вахтёрши. Но баба Люба контролировала ситуацию. Она схватила Лену за руку — будто поймала на горячем карманника.

— Ты правильно решила, девонька, — сказала она. — Задержалась ты среди мужиков. Время позднее. Пора тебе домой идти. Идём, моя хорошая, провожу тебя до вахты.

Котова вздохнула и ответила:

— Конечно, Любовь Фёдоровна. Уже ухожу.

Баба Люба пробежалась суровым взглядам по лицам парней. Не выпустила Ленину руку. Вывела Котову в коридор.

На кухне воцарилась тишина.

Комсомольцы смотрели на дверной проём, прислушивались к шаркающим шагам вахтёрши.

Нарушил тишину Красильников.

— Чёрный, и как мы теперь будем? — спросил он. — Без Бригадирши-то…

Я уложил на клеёнку очередную лилию. Усмехнулся.

Сказал:

— Всё нормально, пацаны. Всё идёт по плану. Работаем. Не расслабляемся. У нас ещё куча дел.

Я посмотрел за окно, где на фоне чёрного полотна неба то и дело поблёскивали кружившие в воздухе большие снежинки. Заметил, что уже укрылись снежным покрывалом сбросившие листву ветви деревьев. В Новосоветске совсем недавно окончательно установилась минусовая температура. Снег на улицах уже не таял. «И не скоро растает, — подумал я. — Не раньше начала марта». Мысленно напомнил себе, что к первому января на улице ещё похолодает. Я чётко вспомнил этот факт после того сна, в котором Лариса Широва рассказала мне о девочке, замёрзшей в Новогоднюю ночь рядом проходившей между колхозными полями дорогой.

Котова вернулась на кухню четвёртого этажа за полчаса часа до полуночи. Румяная, серьёзная. Как ни в чём ни бывало сообщила мне о том, что пекари со второго и с третьего этажей выдали очередные партии бисквитов.

— А ты как здесь оказалась? — спросил Красильников.

Он почесал затылок.

— По верёвке на второй этаж забралась, — ответила Лена. — Руки разодрала, пока лезла.

Котова показала нам раны на своих ладонях.

— Сама залезла? — удивился Вова.

— Мальчишки помогли, — сказала Котова.

Она скомандовала:

— Паша, Вова, помешивайте крем! Не отвлекайтесь.

Посмотрела на Кирилла и Артурчика.

— Мальчики, глазурь готова? — спросила она. — Несите её в комнату. Шустрее! Такими темпами мы с вами до конца января с этими тортами провозимся.

Я ещё вчера вечером договорился с жильцами комнаты на втором этаже о том, чтобы они впустили ночью в общежитие Котову. А ещё я пообещал им по бутылке портвейна за то, что они покараулят до утра в коридоре — на случай, если баба Люба покинет свой пост и вновь отправится на прогулку по кухням. Парни пообещали, что задержат вахтёршу и предупредят о её визите меня и Лену.

Но баба Люба ночью нас больше не побеспокоила.

В воскресенье ровно в шесть утра в общежитие явился водитель директора швейной фабрики Дмитрий. Он вошёл вслед за мной в четыреста тринадцатую комнату, превращённую в склад для скоропортящихся продуктов. Окинул взглядом разложенные на столах поверх слоёв упаковочной бумаги ещё не покрытые глазурью, но смазанные кремом торты; с любопытством посмотрел на остывающие коржи, лежавшие на кроватях. Я подвёл его к подоконнику, где в картонных коробках уже ждали отправки к покупателям первые десять тортов, украшенных цветами из разноцветного крема. Одну за другой я приподнял все десять крышек — чтобы Дмитрий убедился в целостности отпускаемой нами продукции. Как только курьер одобрил товар, Котова обвязала коробки атласными лентами.

Дмитрий приезжал в общежитие с периодичностью в три часа. Каждый раз он увозил по девять-одиннадцать коробок с тортами. Первыми освободились от работы уроженцы Старого Оскола и шахматист: выпекли все запланированные бисквиты. Вслед за ними завершили работу варщики крема (Красильников и Мраморов). Последние на сегодня порции глазури я готовил сам: отправил на отдых Кирилла и Артурчика. Компанию мне на кухне составила лишь уставшая, но не унывавшая Котова. Она то и дело ходила в комнату — проверяла, не пора ли залить глазурью финальную партию тортов. Украшение тортов я завершил в семь часов вечера. А в восемь явился Дмитрий — Котова украсила лентами последний десяток отпускаемой нашим кондитерским цехом продукции.

Я отправил Кирилла и Артурчика грузить в машину Дмитрия коробки.

Вернулся на кухню, где Котова мыла посуду.

— Заканчивай это дело, — сказал я.