Толстощёкий замолчал, когда закончился запас воздуха в его лёгких. В окнах над его головой погас свет. Приятели толстощёкого на этот раз не рассмеялись. Они затянулись папиросами, синхронно выпустили дрожащие струи табачного дыма в сторону двери подъезда. Их взгляды скрестились на бледном лице Барановой. Поросёнок взглянул на своих дружков; шумно вздохнул и капризно скривил маленькие тонкие губы (будто обиделся, что приятели не поддержали его хохотом). Я видел, как он нервно дёрнул рукой и плеснул на асфальт пенистым пивом из бутылки. Я тут же представил запах пролившегося на землю напитка. Толстощёкий сосед профессора опустил глаза — взглянул на пивную лужу у своих ног. И пропустил тот момент, когда на него набросилась Рита.

Баранова выронила сумку, в три шага преодолена разделявшее её и Поросёнка расстояние — трижды ударила по асфальту каблуками. Она вскинула перед собой руки. Скрюченными пальцами, словно когтями, Рита вцепилась в лицо своего соседа. Сдавленно пискнула и испуганно дёрнулась под моей рукой Котова — то ли от испуга, то ли от удивления. Застыли с приоткрытыми ртами красноносый и усатый ремонтники. Истерично взвизгнул толстощёкий сосед профессора — он мотнул головой, вскинул руки. Громко звякнула упавшая на асфальт пивная бутылка. Разбилась. Разлетелись в стороны пивные брызги и осколки стекла. Поросёнок пошатнулся под напором Барановой. Но всё же удержался на ногах. А вот Рита после его толчка в грудь не устояла — неуклюже попятилась, повалилась на спину.

Баранова затылком ударилась о тротуар — даже я в глубине двора услышал глухой стук. Усатый и красноносый ремонтники выронили недокуренные папиросы, но не двинулись с мета. Их толстощёкий приятель прижал ладони к лицу и заревел, будто ему в глаза плеснули серной кислотой. Рита застонала, приподняла голову, одёрнула задравшуюся выше середины бёдер юбку. Опёрлась локтем о землю — другой рукой прикоснулась к затылку. Громко выругалась. Я уловил в её голосе нотки испуга и обиды. Перевёл взгляд на Поросёнка, заметил: тот рассматривал свои пальцы. «Кровь⁈» — взвизгнул толстощёкий. Мне почудилось: у него дрогнули ноги. Ритин сосед рассматривал свои окровавленные руки — по его скулам и щекам стекали из разодранных бровей темные струйки.

— Ах ты тварь такая!.. — произнёс Поросёнок.

Он наклонился и поднял с земли горлышко от пивной бутылки, взглянул на Баранову.

— Серёжа… — сказала Котова.

Лена толкнула мою руку.

Я дёрнулся… но тут же погасил свой порыв: опустился на скамейку. Потому что межу Ритой и её разгневанным соседом, будто чёртик из табакерки, возник Олег Котов. Он молнией мелькнул в воздухе над пока не поднявшейся с земли профессорской дочкой. Приземлился в трёх шагах от Поросёнка. По-геройски расправил плечи, почти избавился от сутулости. Я заметил, как в свете фонаря на шее Олега полыхнул чуть сместившийся вбок узел галстука. Видел, что Котов не выронил портфель — он сжимал его в левой руке, подобно щиту. А правой рукой Олег лихо взмахнул завёрнутой в газету скалкой, нацелил её кончик на грудь пухлощёкого Ритиного соседа. Лена вновь затаила дыхание, крепко вцепилась рукой в моё предплечье. Фонарь у подъезда мигнул, будто от перепада напряжения.

— Брось бутылку! — потребовал Олег.

Поросёнок не выполнил его требование. Он грозно, по-бычьи, склонил голову. Но не ринулся вперёд — взвизгнул от боли. Потому что схлопотал по вооружённой руке скалкой.

Олег отправил бутылочное горлышко в кусты: ударил по нему деревянной битой, будто заправский бейсболист. Едва слышно зашуршали молодые листья. Звякнуло о камень стекло.

— Не тронь женщину! — сказал Котов.

Он указал скалкой на подбородок Поросёнка. Профессорский сосед под прицелом грозного оружия обмяк, плаксиво поморщил испачканное кровью лицо. Прижал к животу ушибленную кисть.

Усатый и красноносый ремонтники переглянулись, шагнули к Олегу. Будто преградили ему путь к сломанному мопеду. Не отводили взглядов от скалки, которой грозно помахивал Котов.

— Ты кто такой? — спросил красноносый.

Олег посмотрел на него сверху вниз. Он опустил портфель, спрятал его за спину (словно вдруг вспомнил о спрятанной там бутылке коньяка). Громко всхлипнул раненый Поросёнок.

— Не твоё дело! — сказал Котов. — Проваливайте отсюда!

— Мы⁈ — возмутился усатый. — Это наш двор!..

За перепалкой мужчин я не следил.

Потому что заметил: Рита Баранова вновь улеглась на асфальт. Она не смотрела ни на своего спасителя, ни на его противников. Рита направила взгляд в небо, не шевелилась.

Я тряхнул Котову за плечо.

Сказал:

— Лена, с Ритой беда. Вызывай скорую помощь. Таксофон рядом с кафе.

Добавил:

— Бегом!

Котова кивнула, соскочила со скамьи.

Мы побежали в разные стороны: Лена метнулась к углу дома, а я поспешил к Рите.

Ветер шелестел молодой листвой деревьев и кустов. Со стороны прятавшегося за соседней пятиэтажкой проспекта доносилось рычание автомобильных моторов. По двору дома, где проживал профессор Баранов, разносились мужские голоса: вооружённый скалкой Олег Котов на повышенных тонах спорил с обступившими его мастерами по ремонту мопеда. На меня спорщики внимания поначалу не обратили. Как не замечали они и лежавшую на земле Риту Баранову, уже секунд тридцать не подававшую признаков жизни.

Дистанцию от скамейки до Барановой я промчался со скоростью атакующего леопарда. Сердце в моей груди ещё не сообразило ускорить темп сокращений, как я уже склонился над Ритой и двумя пальцами прикоснулся к её холодной шее. Почувствовал толчкообразные колебания стенок сонной артерии: слабые, но вполне отчётливые. Выдохнул тихое ругательство. Заметил на лбу Барановой росинки пота. Приподнял Ритину голову, провёл ладонью по волосам на её затылке — кровь там не обнаружил.

Стянул с себя свитер, сунул его Барановой под голову. Видел, что Ритины веки вздрагивали, словно она вот-вот откроет глаза. Я поправил рукава своей тельняшки, выпрямился — взглянул на мужчин, всё ещё соревновавшихся в угрозах и колкостях. Хмыкнул. Сорвался с места. Три удара я нанёс за четыре секунды. Мужские голоса стихли. Ремонтники мопеда шумно выдохнули при встрече с моим кулаком. Стали на тротуар в позах журнальных столиков. Прервавшийся на полуслове Котов опустил скалку.

— Баста, карапузики, кончилися танцы, — сказал я.

Холодный ветер погладил меня по спине. Он напомнил, что седьмое марта в Новосоветске — ещё не лето. Намекнул, что я рановато разделся до тельняшки.

Я поёжился.

За моей спиной раздался голос Олега:

— Что с ней?

Я не обернулся, но ответил:

— Как минимум, сотрясение. Скоро приедет скорая. Разберутся.

Я видел, что получившие от меня «таблетки для памяти» ремонтники мопеда поочерёдно вспоминали: они не четвероногие, а прямоходящие. Усатый и красноносый самостоятельно оторвали ладони от земли. Толстощёкому я помог — схватил его за ухо и резко потянул голову Ритиного соседа вверх. Ухо Поросёнка хрустнуло, но не оторвалось. Его владелец громко взвизгнул, выпрямился и тут же встал на цыпочки. Я наклонил голову, посмотрел в его крохотные поросячьи глазки — те влажно блеснули.

— Дошутился? — спросил я.

Выпустил покрасневшее ухо, отвесил Поросёнку звонкий подзатыльник. Отбросил ногой к кустам пивную бутылку, из которой вытекала тёмная жидкость. Вдохнул витавший в воздухе аромат пива.

Посмотрел на притихших ремонтников.

— Слушайте меня, бандер-логи, — сказала я. — Мне по барабану, что вы живёте в этом дворе. Хватайте свой драндулет и уматывайте от этого подъезда. Хоть домой, хоть в тартарары.

Я снова заглянул толстощёкому в глаза. Заметил четыре почти параллельные кровавые полосы у него на лбу. Увидел и скользнувшие по щекам Поросёнка похожие на бисер слезинки.

Спросил:

— Бандер-логи, вы слышали меня?

Поросёнок кивнул.

Я заметил, как закивали головами и его приятели,

— Вот и прекрасно, — сказал я. — Пошли вон.