– Гость! Если б Его Величество здесь хотя бы заночевал, это, я тебе скажу, дело. А так ехал куда-то через город, а кхарн в упряжке расковался. Пока новую подкову ставили, Альберих сюда зашел. Местных мигом разогнали, кого на улицу, кого на кухню. Мой отец – в твоих годах тогда был – в щелочку смотрел. Говорит, королю кресло принесли, но он садиться не стал, походил по комнате минут двадцать, а потом влез в карету и поехал. Дед вот табличку повесил, чтоб народ приманивать.

– И все?

– Все. А чего тебе еще нужно? В летописи, говоришь, об этом написано? Вот беспутный народ вы, хронисты, переводите пергамент невесть на что, а он – вона! – денег стоит.

– Эй, Къоль! Подойди-ка!

Каждый живущий в земле Фимбульветер знает: нельзя оборачиваться, когда тебя окликают. Человек догонит знакомого и заглянет ему в лицо. Только не имеющие тени мросы зовут из-за падающего снега, подманивают, чтобы потом вцепиться в жертву и выпить тепло, а вместе с ним – жизнь.

– Къоль! Ну кому сказала?!

В плечо мне ударил снежок.

Мросы снежками не кидаются. Нечем им снежки лепить – ни рук, ни туловища у нежити нет, одна большая пасть, которую носит по свету снежный вихрик.

Я оглянулся. На тянущейся вдоль улицы низенькой каменной ограде сидела Флоранса.

Многие в Гехте считают, что эта рыжеволосая женщина со странным именем была в городе всегда. И уж точно она не моложе старого Пера. Только вот время о ней позабыло. На вид она ровесница Хельги, но сестра говорит, что когда поступала в Университет, Флоранса уже ходила по улицам Гехта и с тех пор нисколько не изменилась. А Гудрун клянется, что когда молодой девушкой приезжала в город, ей на базаре гадала точь-в-точь такая же рыжая. И белый чепец тот же, и мужской камзол, и торчащие из-под него пышные юбки. А главное – нитяные колечки, коими от ладони до ногтя унизан каждый палец Флорансы.

Флоранса промышляет гаданием по ладони, лечит ячмени и больные зубы, по вечерам поет в кабаках. Может вдруг подойти к человеку на улице и, глядя в глаза, сказать, что того ждет. Большинство намеченных жертв спасается бегством. Многие считают Флорансу сумасшедшей. Сама она называет себя ведьмой.

Иногда для Флорансы наступают тощие дни – собранных медяков не хватает на то, чтобы оплатить еду и ночлег. Тогда главный прознатчик Палаты Истины хесса Къоль вдруг вспоминает, что у города Гехта накопилось к ведьме слишком много обид – бродяжка, шарлатанка, поет срамные песни, да еще и не поклонилась карете хессира королевского наместника. Флорансу отправляют в тюрьму. Десять дней ей можно не заботиться о поисках тепла и пищи. Преступления Флорансы невелики, потому ей дозволено выходить из камеры и делать всякую мелкую работу – подметать, чинить одежду, помогать на кухне. За это ведьме даже полагается кой-какая денежка.

Когда я только начал учиться на гитаре, нашу Гудрун чуть удар не хватил: она решила, будто я надумал подыгрывать Флорансе в кабаках. Пришлось поклясться, что даже думать не буду о рыжей бродяжке. И вот теперь она зовет меня.

– Ну, долго тебя ждать?

А ведь рыжая нахалка так просто не отвяжется. Сейчас дам ей окорот и пойду дальше.

– Чего надо?

– Подарок тебе сделать хочу. Надо бы Хельге, так ведь не примет. Если я предложу отблагодарить хессу Къоль, ей, пожалуй, станет дурно. А когда очухается, скажет мне много нехороших слов. Хельга такая же, как и я, гордая. Давай руку!

– Погадать мне хочешь? – усмехнулся я, протягивая Флорансе ладонь.

Колючая нитка обхватила палец.

– Ведьмы сворачивают время в колечки, – говорила Флоранса, глядя мне в глаза мерцающим нездешним взглядом. – Носят потом на руке. Потому и не стареют. Чем больше колец, тем опытнее и древнее ведьма. Теперь у тебя тоже есть немного лишнего времени. Скоро оно тебе понадобится. За спасенную жизнь только жизнью и заплатишь. Все, готово. И не размахивай особо руками, а то увидят, решат, что я к тебе клинья подбиваю. Вот еще! Не дорос!

Флоранса соскочила с ограды и легко зашагала прочь – яркая фигурка на белой заснеженной улице.

Да что сегодня за день, все несут околесицу! И старый Пер, и эта драконьим хвостом убитая Флоранса. Что она там наколдовала?

На моем пальце плотно сидело хитро сплетенное нитяное колечко.

Торгрим отыскался в казармах городской стражи, в комнате главного прознатчика. Скромно сидел в углу на скамеечке и наблюдал, как Хельга и Оле допрашивают Флоси Кислого, известного городу как старьевщик, а Палате Истины – как скупщик краденого, сводник и мошенник. Жить бы Флоси в сером доме с дверьми, запирающимися только снаружи, но жулик умудряется время от времени предупреждать стражу о готовящемся действительно серьезном преступлении. Хельга и Оле терпеть не могут Кислого, но сделать ничего не в силах, а тот вовсю пользуется своей «полезностью». Почему с Флоси до сих пор не разделались городские бандиты, не знаю. Очевидно, скупщик краденого и им умеет хорошо услужить.

Я сказал, что Хельга и Оле допрашивали Кислого, но на самом деле это больше походило на базарную торговлю. Флоси, сладко улыбаясь, сидел на стуле посреди комнаты, а моя сестра и капитан городской стражи ходили вокруг, усталые и злые.

– Вы посадите меня в тюрьму. Доброго дня, хесс Ларс… А я за это расскажу вам, кто заказал кражу алтарной статуэтки из храма Хандела.

– Велика добыча! – злится Оле. – Полгорода видело Желтого Дракона в лавке Льота Халля. Хватило ж ума выставить украденное…

– Халль разорился и ушел в лед три года тому назад, – задумчиво уточняет Торгрим.

– Да, покровитель торговли наказал нечестивца. Но у него остались наследники.

Оле пыхтит, как каша в котле.

– Флоси, пошел вон.

– Что творится в Гехте! Честному человеку уже и в тюрьму не попасть!

– Честному - не попасть.

– Хватит! – вскидывает ладони Хельга. – Если уж человеку так хочется спать на соломе…

– Почему же на соломе?

Кислый приподнимается. На стул, на котором сидел скупщик краденого, положен аккуратно сложенный тюфячок.

Издав звериный рык, Оле сгреб сладчайшего Флоси вместе с его свертком и выволок за дверь. Хельга устало опустилась на освободившийся стул.

– Исход Драконов… Человек сам рвется в тюрьму… Торгрим, запиши это красными буквами. Или лучше не записывай вовсе. Потомки решат, что наш мир охватило безумие.

– Кислого что, совесть заела? – деловито осведомился хронист.

– Да он слова такого не знает! Нет… Флоси хочет спрятаться. Только от кого? У нас маленький город. Все, на кого Кислый донес, сидят здесь. От тех, кто может отомстить за них, прохвоста защитят его хозяева.

– Хозяева?

– Ты думал, скупщик краденого старается из любви к закону? Все подснежники грызутся, как хрустальные пауки. Отдать врага Палате Истины – не самый плохой способ избавиться от него… Куда клопа дел? – спросила Хельга вернувшегося Оле.

– В «спаленку». Незачем этой мелочи занимать камеру с хорошим замком! Драконий Эйрик сейчас тих и благостен, сбылась мечта: Университет нанял его расписывать храм Видена. Это не вывеску малевать, недели четыре провозится, не меньше. Значит, до следующего запоя и дебоша столько же. А если Флорансе опять понадобится приют, я этого Флоси пинками выгоню. Или уже наконец упеку, как он того заслуживает! А пока что пусть посидит в темноте. Хотя я ему лампу оставил…

Заметки на полях

Главное – уметь вовремя уйти. О да! Можешь делать что хочешь, но если уходишь вовремя – уходишь безнаказанным.

Кто такой Флоси Кислый? Всего лишь мелкая блошка, росомахи из Палаты Истины и подснежники прикусят и не заметят. Но прежде шуструю тварь надо поймать. Лихо скачет она в густых шкурах с волоска на волосок, меняет хозяев и живет припеваючи.