— При таких раскладах — не могла. Если Миа осталась такой же, как я ее помню, то она никогда бы не уехала, пока не увидит подругу. Живой или мертвой. Я помню Роуз, она привела Миа к нам. Я понимаю, кого она могла напомнить Миа. Она ее не бросит.

— Вот то-то и оно, — Рик опрокинул в себя второй стакан, и Скала налил ему еще. — А ты сам ничего странного не заметил, когда она сидела и смотрела бумаги?

— Нет. Миа сначала много раз высказалась насчет того, кто скрыл от нее настоящие отчеты, потом долго читала, а потом заказала выпить. Немного выпила, ей стало нехорошо, и она ушла. Бумаги я забрал, они лежат в этом столе. Прочитаешь тоже, — Скала потер виски.

— Она ушла одна? — Рик почувствовал, как покрывается холодным потом. Он и сам не знал, отчего, но если напарница ушла не одна, то у него хотя бы будет подозреваемый. Хоть какая-то зацепка!

— Да. С ней никого не было, — уверенно ответил Скала. — Я бы увидел, я же специально попросил ее читать всю эту тонну макулатуры здесь, а не ехать с ней в отель.

— Дерьмо! Мог ее кто-то подобрать возле твоего клуба?

— Теоретически — да. Но здесь редко бывают машины, а если бы ее увели пешком, успели бы запалить мои ребята. Не думаю, что ее забрали возле клуба. Скорее возле этой вашей «Зари», оттуда много кто пропадал.

— Дерьмо.

— В точку. Есть идеи? — Скала снова налил себе выпить, и осушил стакан одним глотком.

— Пока нет. Но я буду ее искать, — процедил Рик. — Давай сюда свои бумаги.

Спустя буквально полчаса даже он понял, почему Кэсс не смогла удержать «восторг» прочитав эти отчеты. Из дерьмового дела буквально торчала фуражка полицейского. Но чья? Кто это мог быть? Не Браун же?

Рик сумрачно выругался, помянув сношения всех местных копов друг с другом, а также с их матерями, отцами, дедами в третьем колене и козлами. Он найдет ее! По-другому и быть не может! В конце концов, на крайний случай всегда оставался странный тип с идиотским именем Рэивиэль.

Я открыла глаза и в самом деле увидела его белый костюм, как и всегда, гораздо раньше, чем лицо. Райт держал в руке большой нож, напоминающий инструмент мясника. Я видела только его тень в темноте, но зато я отлично понимала, что он движется к клетке.

К клетке, в которой все еще сидела Роуз, кажется над трупом Дойла. С ножом.

Сука!

Я услышала, как Райт тихо… воркует, возясь с ключами клетки. Мне пришлось изрядно напрячь слух, но я разобрала слова:

— Ты задержалась у меня в гостях, дорогая Роузи. Тебе пора ответить за все перед Творцом, девочка.

Я поняла, если он отопрет дверь клетки, то Роуз не жилец. Он просто прирежет ее, а потом начнет свои кровавые издевательства над телом прямо у меня на глазах. Хороший способ психологической ломки. Особенно если он знал, что я с ней общалась. Нет! Я не сумела спасти беспризорников, но тогда я была ребенком. Но сейчас я не допущу, чтобы рядом со мной кто-то погиб!

Я заставила себя досчитать до пяти. Видно, замок у клетки был какой-то очень сложный, или быть может, старый, и Райт долго с ним возился. Так что я успела подумать. И понять, что у меня почти нет шансов его отвлечь и заставить оставить ее в покое.

Вдруг, меня как будто кольнуло куда-то в сердце. Все мое существо охватила дикая тревога, такая тяжелая, что, казалось, она еще больше придавила меня к кровати. Я откуда-то совершенно точно поняла: если я не вмешаюсь сию секунду, то Роуз не станет. Окончательно и бесповоротно. Я подумала про свои отвратительно-мокрые простыни, и мне пришла в голову идиотская идея. Единственная. Я порадовалась, что меня сравнительно недавно хотя бы поили, и максимально громко закричала:

— Ты не хочешь отвести меня в туалет, Райт?!

Видимо, он не ожидал от меня хоть какой-то инициативы. Раньше я не пыталась сама с ним говорить, и это сработало. Он уронил ключи, и повернулся в мою сторону. Я увидела, как поблескивают его очки в свете свечей. Сглотнула. Наверняка же придумает какую-нибудь мерзость.

Том шаркающей походкой подошел ко мне, и я почему-то подумала, что он наверняка уже мысленно представлял все, что сделает с Роуз. И тут я, со своими, гм, потребностями. Наверняка отыграется, ну да и дьявол с ним. По крайней мере это позволит ей прожить чуть дольше, и, возможно, дождаться помощи. Если эта помощь вообще будет, в чем я начинала сомневаться.

— Как же ты невовремя, — почти прошипел он. — Если ты это специально, то молиться и каяться тебе придется не в полном комплекте.

Я только кивнула. Да, я это специально. Нет, я тебе об этом не скажу. И да, я вполне готова за это заплатить. Попав в эти гребанные застенки я уже наверняка заработала себе какую-нибудь степень истощения, и не факт, что сумею восстановиться полностью. Но пока это в моих силах, я буду стараться помешать тебе ее убить! Хотя бы потому, что иначе я и сама не смогу держаться в здравом рассудке. Вся адекватность исчезнет, когда ты начнешь «работать» над телом прямо на моих глазах, конченный ты ублюдок.

Он оставил клетку в покое и ушел куда-то в темноту, молясь себе под нос на латыни. Если бы я не лежала в его подвале, привязанная к похожей на больничную койке, я бы даже восхитилась, насколько он разносторонний. И на рояле играет, и Библию наизусть читает, и способы нарезки людей знает, и латынь. Прямо-таки современный Цезарь в белом костюмчике и квадратных очках! Или новый Ганнибал-Каннибал. Хотя человечину Райт, вроде бы, не ел, но кто его знает. До этой стадии наши «отношения» пока, к счастью, не дошли.

Пока я пыталась поддержать саму себя — за неимением кого-нибудь еще, кто мог бы поддержать меня за меня — Райт успел вернуться обратно в свой «подвал класса «Люкс»» к дожидающимся его жертвам. И в руках у него я увидела железное ведро. Обычное. Такое, которым пользовался клининг в недорогих офисах, чтобы набирать в него воду и таскать по этажам, изображая бурную уборочную деятельность.

От ведра, а вместе с ним и от Райта, за пару миль несло хлористым запахом бассейна и какой-то то ли известью, то ли чем-то подобным. К несчастью, особых познаний в химии у меня не было, так что определить точнее не получилось. Я могла лишь догадываться, что и зачем он хранил в этом ведре. Утилизировал запчасти тел тех жертв, которые не готов был показать миру?

Сука Бейтс ведь говорила, что большую часть пленников он никуда не подкидывает, а просто убивает и прячет тела. А значит, в этом ведре вполне могли храниться чьи-нибудь рубленные руки. Или ноги. Или, например, голова, если ему вдруг интересны различные извращения с мертвыми головами.

Он может сколько угодно твердить о грехах, прелюбодеянии, и прочей дряни, но он псих, а значит, если ему захочется сотворить какую-нибудь особенно жуткую дикость, он придумает для себя приятное оправдание. Этим и более здоровые люди занимаются постоянно, почему бы серийному убийце не последовать примеру миллионов?

Мои мысли прервал звон ведра, когда Том поставил его на каменный, судя по звуку, пол. Лицо Райта подрагивало в свете свечей, отчего казалось каким-то совершенно зловещим. Я даже видела красные отблески где-то в глубине его глаз, когда он поставил ведро рядом с кроватью и подошел к кровати. Ладони у него снова были влажными — я почувствовала это, когда он коснулся моего запястья, отстегивая наручники. Замок на них противно скрипнул — не знаю, почему этот мерзкий, царапающий мозг где-то в глубине черепа, звук, называют щелчком. Больше похоже было на тот звук, что издают, когда крутятся, две шестеренки, плотно пригнанные друг к другу.

Для меня он оказался таким же противным, как скрип ногтями по стеклу, и я поморщилась. Звук вызывал даже большее отвращение, чем тепловатые, влажные ладони Райта. Почему у него всегда мокрые руки, когда он сюда приходит? Что он ими делает? Хотя нет, я не хочу этого знать и об этом думать, слишком много различных в высшей степени омерзительных вариантов.

Наконец, Том освободил мои запястья, а заодно и перестал читать что-то, скорее всего молитву, на латыни. Я тут же поднесла руки к лицу. Поднимать их оказалось неожиданно тяжело — сказывалось то, что Райт предпочитал экономить на еде для своих пленников. Руки дрожали, причем настолько сильно, что я без труда заметила это даже в полумраке.