Я попыталась встать, но ноги подкосились. Когда ко мне рванул Рик я не увидела: почувствовала знакомый запах его парфюма и ощутила, как он придерживает меня за плечи.

— Что с тобой? — очень тихо шепнул он мне на ухо, но даже этот короткий вопрос отдался в голове колокольным набатом. Я тихо пискнула, стараясь все-таки не стонать в голос. Остальные звуки вечера создавали какую-то мелодию боли, но, когда кто-то говорил совсем рядом, было хуже. Словно чем ближе источник звука, тем больнее. Кажется, по щекам потекли слезы. Я глубоко вздохнула и проговорила:

— Сильно болит голова. Забери меня отсюда, пожалуйста, у меня нет с собой обезболивающих.

Свой голос отдался эхом в ушах, и я все-таки вскрикнула. Надо было уходить раньше, а не поддаваться мрачной ностальгии под ложь напыщенных богатеньких снобов. Но я же не знала, что будет так плохо. Это оказалось непредсказуемым.

Рик, надо отдать ему должное, не стал читать мне мораль и ругаться. Он аккуратно помог мне встать и облокотиться на него, и так повел к выходу. Глаза все же пришлось открыть, и я тихо запищала от пульсирующей боли. Свет… Слишком много света. Очертания предметов были как будто окружены цветными рамками, и все вокруг было в цветных пятнах. Ноги подгибались, и Алаверо, в конце концов, просто взял меня на руки.

Н-да. Это совсем, совсем нерабочие отношения, но я была ему благодарна, потому что сама шла медленно и с ощутимым трудом. Я смутно слышала, как он вежливо оправдывается:

— Нам придется покинуть мероприятие, моей жене стало плохо.

Что ему отвечали, я уже не очень осознавала. Слишком больно. Я обхватила голову руками, зажмурилась снова и уткнулась лицом ему в грудь, прячась от света. Уши, к сожалению, зажимать было бесполезно: такое количество людей было слишком шумным.

Когда Рик вынес меня на свежий воздух, стало немного полегче, и я хотя бы перестала скулить, но он все равно поглаживал меня по голове. Начал, как только мы выбрались из толпы, и не переставал. Странно, но этот жест немного успокаивал, облегчал мои страдания.

— Дыши глубоко, — тихо проговорил он. — Должно стать легче.

Я очень слегка кивнула: от резких движений боль усиливалась. Никогда не думала, что выражение «голова раскалывается» стоит понимать буквально. Хотелось то ли свернуться калачиком и плакать, в полностью темной комнате без громких звуков, то ли умереть на месте, чтобы никогда больше не испытывать ничего подобного.

И главное, отчего это? С чего вдруг? Я ведь никогда не страдала головными болями, тем более такими. Может, это тяжелая конструкция на голове так повлияла, может… не знаю.

Знаю только, что Рик донес меня до машины, бережно положил на заднее сиденье, и, по-видимому, встав на колени, снял с моих волос все лишнее, полностью распустив, насколько это было возможно с фиксирующими средствами. Стало еще чуть-чуть легче, но я все равно не решилась открыть глаза. Даже сейчас я видела цветные пятна на черном фоне, хотя лежала — уже лежала — крепко зажмурившись. Я только прошептала:

— Спасибо.

— Не за что, мне знакомо, что такое мигрень, — шепнул в ответ Рик.

А мне вот нет. Не было никогда. Но вслух я этого говорить не стала: незачем провоцировать приступы. Алаверо захлопнул дверь в машину, и я снова пискнула. К сожалению, не закрывать дверь он никак не мог. Да и сделать это бесшумно вряд ли бы получилось. Жаль только, что знание этих фактов никак не уменьшало пульсацию боли в голове.

Машина тронулась, и я перелегла, уткнувшись лицом в кожаное сиденье салона. Рик ехал не спеша, и довольно быстро я услышала, как дверь открывается снова. Села, слегка приоткрыв глаза, и выбралась из машины. Алаверо без слов подхватил меня на руки, и понес. Я снова приоткрыла глаза: мы уже были в «Заре». Тут тоже было шумно, но Рик, не стесняясь, требовал ото всех немного помолчать. И даже отправил Слэя на поиски сильного обезболивающего, пообещав щедрые чаевые.

Сейчас он себя вел так, словно мы и вправду супруги. Раньше я бы удивилась, что ничто человеческое ему аж настолько не чуждо, но после этого совместного задания я поняла, что ничего о нем и не знала никогда. Джефф был прав, когда заставил нас работать вместе, причем прав независимо от того, поймаем мы этого ублюдка или нет. Надо будет обязательно сказать ему об этом, когда вернемся в «Талион». Обязательно.

Рик отнес меня на кровать, положив прямо в одежде, и я услышала щелчок выключателя. А потом начал раздевать. Я попробовала было вяло возразить:

— Рик, зачем?..

Но он тихо и уверенно поставил меня на место:

— У тебя сейчас дрожат руки, ты не можешь стоять на ногах. Тебе нужно выпить обезболивающее и уснуть, пока оно действует. И ты не хочешь спать в вечернем платье. Так что успокойся и не мешай. Вряд ли я увижу что-то новое, — он даже язвил как-то мягко.

После этой небольшой отповеди я только кивнула. И правда, какой смысл стесняться, когда он, по сути, оказывает необходимую помощь. И когда я с ним спала. С каких пор я вообще кого-то стесняюсь, если уж на то пошло? Никогда раньше, кажется, даже не краснела. Глупость! Он просто слишком хорошо умеет деморализовать парой едких фразочек.

Но сейчас он почти не язвил. Молча раздел меня, перемещая по кровати, словно куклу Барби, укутал в одеяло, а потом куда-то ушел и вскоре вернулся. Я успела услышать голос мальчишки, племянника Слэя. Видимо, Рик послал его за таблетками или питьевой водой, и тот как раз вернулся.

— Приподними голову и выпей. Если ты не злоупотребляла сильными обезболами, должно помочь.

Я не стала с ним спорить. В темноте открывать глаза было не так болезненно, поэтому я села и забрала из его рук стакан. Рик выглядел обеспокоенным и внимательно вглядывался в мое лицо.

— Почему не предупредила, что у тебя бывают мигрени? — спокойно спросил он, пока я запивала большую белую таблетку.

— Потому что раньше такого никогда не было. Я даже не поняла, что это, пока ты не сказал, — слишком много слов. Собственные слова отдавались набатом.

— Тогда пей и ложись спать. Подействовать должно быстро, но вряд ли снимет боль надолго, максимум на час-полтора. Во сне мигрени проходят быстрее, — со знанием дела проговорил Рик. Да, ничерта я о нем раньше не знала.

— Хорошо, спасибо.

Я отдала ему стакан и послушно легла, укутавшись в одеяло. Рик сел рядом и, казалось, не собирался уходить, а я попыталась уснуть. Последнее, что я почувствовала, прежде чем провалиться в сон — его руку на голове. Он снова гладил меня по волосам, и это успокаивало.

Мне казалось, что я парю. Как будто я птица или уже умерла, и путешествую куда-то, куда тянет призрачно-птичье любопытство. Хотя тянуло, на самом деле, что-то другое. Я «пролетела» мимо Зари вглубь города, на который давно опустилась ночная тьма.

Мимо клуба, где встретила Скалу, и даже мимо местных трущоб. И посмотрев вниз, я поняла, что тянет меня за темно-синим авто напарника. Куда это его понесло посреди ночи? И если не понесло, то почему мне вообще снится, как он куда-то едет? Это такое отражение благодарности за заботу, или вроде того?

Почему-то в тот момент, как в голову пришел вопрос «куда его понесло посреди ночи?», я осознала, что, во-первых, должна сейчас спать, а во-вторых, что это не ощущается как сон. Как будто кто-то взял меня с собой в ночной полет, и я сижу у него на загривке, наблюдая за стремительно уезжающей машиной. Хотя это, конечно, все равно сон. Просто такой вот: полу-осознанный, как в детстве. Понимаешь, что спишь, но управляешь собой очень слабо.

Рик вышел из машины. Теперь я могла его рассмотреть, и обнаружила, что он очень бледен, под глазами залегли круги, а лоб весь в морщинах. Он казался уставшим и каким-то слегка потерянным. Даже волосы оказались растрепанными, хотя этот педант терпеть не мог плохо выглядеть. Он и со мной раньше устраивал злые перепалки как раз потому, что вне работы я не уделяла своей внешности внимания.