Я оценивающе посмотрела на себя в зеркало. За время болезни я не похудела и не растолстела. Какой была, такой и осталась. Только в глазах появилась усталость. В палату вошла бабушка и кинулась меня обнимать, прерывая моё самолюбование.

– Верочка, ты что думаешь, они её не узнают или восхитятся и отпустят? – переспросила она, рассматривая меня.

– Нет, мама хочет, чтобы они лопнули от злости, – возразила я.

– Ах, ну это вполне возможно. Лакшми выглядит как цветочек, – усмехнулась ба. – Ой, я вам перекусить принесла, – спохватилась она. В общем, бабушки, они у всех бабушки. Всегда и всех кормят.

Ровно через пять минут мы жевали домашние пироги, запивали их домашним компотом и хвалили бабулю. Вскоре пришли отец и брат, чтобы пожелать удачи на суде и обнять меня напоследок. Я еле удержалась от того, чтобы не расплакаться. Мои родные любимые и самые близкие, как я была рада, что они у меня есть – моя семья.---------Всем прекрасного утра) Продолжение завтра!

Сам процесс я не запомнила, видимо, переволновалась. Зато хорошо запомнила лица на стороне потерпевших. Оборотни – красивые, с атлетическими фигурами, надменные и гордые. Они разглядывали меня, кто с интересом, кто с ненавистью, кто с презрением, кто с жалостью. Я делала вид, что мне плевать, что я выше этого. Да, мне искренне жаль того парня – Джорджа Ладлоу, но и калечить свою жизнь, я не желала.

Меня пару раз спрашивали о случившемся, и я добровольно всё рассказывала, как мы условились с адвокатом. По его прогнозам, мне грозил всего лишь штраф, так как парень был сам виноват в случившемся. Однако он не рассчитывал, что осерчавшие родители представят иные доказательства. Откуда-то взялись свидетели и снимки, что я проехала на красный свет, а бедный "мальчик" стал добропорядочным пешеходом. Мои заявления, что там и в помине не было светофора, снова отмели как наглое враньё. Ибо, оказывается, светофор там стоял ещё до моего рождения, и стоять будет даже после моей смерти. В общем, проиграли мы с треском. Суд меня приговорил к высшей мере наказания – пяти годам исправительных работ, по устранению последствий вторжения внеземной формы жизни.

Мама упала в обморок, судорожно прижав ладошки ко рту, отец чуть было не полез в драку, хорошо хоть Аркадий Валерьевич вовремя его удержал. Бабушка плакала и причитала: «Ой, сгубят мою кровиночку». Только Костик стойко всё воспринял. Я подмигнула ему. Он лишь улыбнулся в ответ. Хороший парень растёт. Я отвернулась, больше не в силах смотреть на семью.

Некоторые из присутствовавших сторонников потерпевших хмурились, шептались и качали головой. Видимо, жалели бедную девочку. Мне уже стало плевать. В конце концов, мы предполагали, что всё закончится худшим образом. Я думала лишь о том, как мне выжить в надвигающемся кошмаре. Кажется, это будет пострашнее моих ночных игр воображения и куда смертельней.

Адвокат попробовал оспорить приговор, но суд заявил: «Решение окончательное и обжалованию не подлежит».

Моим родным не дали даже со мной попрощаться, тут же взяли под стражу. Мама едва сумела передать сумку с необходимыми и дозволенными вещами.

Конвоиры грубо толкнули меня в спину, вывели из здания и усадили в машину без окон. Я поудобнее устроилась на лавке и прислонилась спиной к разделяющей меня и водителей перегородке.

– Вот девке не повезло, – констатировал факт один из охранников.

– Да, просто бедолажка попалась под горячую руку и других виноватых не найти. Клан Ладлоу самый мстительный, – ответил второй конвоир.

Я отодвинулась подальше, не желая слушать эти разглагольствования. Не хочу, чтобы меня жалели! Судьба преподнесла мне великолепный урок. Теперь я буду следовать всем мерам безопасности и выбирать друзей более тщательно.

***

Пару дней меня продержали в одиночной камере, а перед тем как выпустить, выдали стандартную серую форму. Это значило одно – сегодня день отправки в колонию. Я быстро собрала свои нехитрые пожитки и переоделась, сложив красивое платье на дно сумки. Едва успела застегнуть молнию, как дверь камеры открылась и вошла надзирательница.

– Савицкая, на выход! – скомандовала женщина в чёрной форме с зачёсанными назад волосами.

Меня и ещё два десятка таких же девушек и женщин построили на площадке перед СИЗО. Вперёд вышла надзирательница и начала речь:

– Итак, сегодня, дорогие дамы, вас ждёт увлекательное путешествие к месту отбытия вашего наказания. Вы едете на самую красивую колонию Марса, которая славится своими курортами, – она ехидно посмеялась. – Правда, сначала вам там придётся немного прибраться, а потом вам, так и быть, разрешат искупаться в кристально чистых водах. Недавно там был совершён прорыв гидр, и вам предстоит устранять последствия этого бедствия, а также ликвидировать токсины, оставшиеся от монстров. Подробнее узнаёте на месте.-----Доброго утра! Продолжение завтра)

Все разом помрачнели. Почему? Да всё просто. Первое: гидры очень токсичны. По заражённой территории можно ходить только в специальных защитных костюмах, да и они мало помогают. Второе: гидры любят возвращаться, кто знает, как скоро они совершат новый прорыв. Третье: эти хитроумные твари обожают прятаться и нападать на дезинфекторов. Поэтому на такую грязную работу отправляют только преступников. Правительству выгодна подобная политика. Осуждённые делают опасную, но очень важную задачу для мира, чем, естественно, заслуживают всеобщее прощение. Как бонус умирают, оказывая ещё одну огромную услугу по самоустранению. Ибо меньше преступников –меньше дармоедов.

Сразу после этого нас погрузили в автобус и повезли на космодром, где ожидал военный корабль, который доставит нас прямо на Марс. Совсем не таким образом я хотела побывать на лучшем курорте, но выбора мне никто не давал.

Всех заключённых расселили по камерам, в каждой по четыре человека. Железные двухъярусные кровати стояли вдоль стен. На них лежали тонкие добротные матрасы. Но довольно жёсткие на ощупь. У дальней стены, за полупрозрачным матовым стеклом находился туалет и душ. Что ж могло быть и хуже. Например, отхожее место могли вообще никак не отгораживать. Я сразу заняла нижнюю правую кровать и прилегла на неё, думая, что через десять часов мы прибудем на Марс. А ещё начала отсчёт моего пребывания в тюрьме.

Соседки по камере оказались не особо разговорчивыми, но примерно через час, решив, что беседа лучше пустому смотрению в потолок – оттаяли.

Первой заговорила Рита. Высокая девчонка с грубоватыми чертами лица, но рыжими, как мех лисы волосами.

– Меня зовут Марго, будем знакомы. Сюда попала за соучастие в краже, – закончила девушка и вопросительно посмотрела на нас.

Второй представилась пухленькая и низенькая женщина с линялыми волосами цвета соломы.

– Ира, мошенничество.

Третьей была скромная худенькая голубоглазая девица, которая устроилась прямо надо мной.

– Алиса, поджёг.

Теперь была моя очередь.

– Лакшми, ДТП.

Девочки переглянулись, потом посмотрели на меня и синхронно спросили:

– Эк тебя угораздило. Ты чё оборотню дорогу переехала?

– Ага, – я пожала плечами.

– Да ладно, гонишь, – не поверила мне Марго.

– А зачем мне врать?

– Марго, отстань от девчонки. Сразу видно, первый срок получила. Во, гляди-ка, вся дрожит, – вмешалась Ирина. – Да и врать ей незачем.

– Эт да, – согласилась Марго. – А хорошие здесь шконки, не то что в СИЗО, – перевела она тему.

Вот так я и познакомилась с сокамерницами. На удивление меня не съели и не избили. А через час мы уже болтали и рассказывали о себе, словно подруги. Впрочем, может, так оно и будет. Правда, меня всё ещё потряхивало. Все собравшиеся здесь, совершили все свои преступления осознанно, особенно пугала Алиса, спалившая дом вместе с парнями, которые её изнасиловали. На самом деле, какими бы ни были эти девушки, с ними было лучше, чем сидеть в одиночной камере. А с другой стороны, я понимала, как скучаю по нормальным людям, ибо моя голова пухла от жаргонных словечек, обилия подробностей прокрученных схем грабежей, разводов и личной жизни моих сокамерниц.