Мираэль опаздывает совсем немного — всего-то на несколько минут. Но специально не спешит, а, оказавшись в столовой, рассеянно отмечает свежий ремонт и новую мебель.

Аттавио не выглядит раздраженным. Только привычно осматривает ее, оценивает и удовлетворенно кивает. И, отмахнувшись от шагнувшего вперед дворецкого, сам встает и отодвигает для супруги стул.

Мира с достоинством кивает и садится. Уже привычно принимает из рук мужчины салфетку, расстилает на коленях и без энтузиазма смотрит на богатый стол. Как всегда, Аттавио предпочитает ужинать плотно и сытно и ждет от нее того же.

Вот только у нее совершенно нет аппетита. И поэтому, когда один из слуг ставит перед ней наполненную тарелку (будто она сама не может положить в нее то, что ей надо!), она просит:

— Чаю, пожалуйста. Молока не надо.

Слуга, разумеется, понятливо кивает, и уже через минуту перед графиней появляется чайничек и чашка из тонкого и изысканного фарфора. Молодой мужчина аккуратно наполняет ее чаем и отступает в сторону, чтобы не мешать.

— Все в порядке? Тебя все устраивает? — неожиданно спрашивает Аттавио, проницательно поглядев на чашку и сразу же переведя взгляд на лицо девушки.

— Да. Спасибо, — откликается Мира равнодушно.

— Тогда почему не ешь?

— Не хочу. Аппетита нет.

— Как и вчера? Мираэль, тебе надо лучше есть.

— Спасибо за беспокойство, но вашими стараниями (точнее говоря, стараниями вашей кухарки), я питаюсь очень хорошо. Куда как лучше, чем раньше.

После крайней фразы Мира поспешно прикусывает язык и про себя чертыхается.

А Аттавио красноречиво изгибает бровь. Но вместо колкого замечания властно приказывает:

— Тогда убери чашку и ешь.

В свою очередь Мираэль сдерживает рвущееся сопротивление и покорно кивает. Берет приборы и демонстративно режет лежащий в тарелке картофель. Потом — кусочки каких-то запеченных овощей. И мясо.

Граф следит за ее движениями, слегка наклонив голову, но уже через пару секунду сам приступает к еде. В отличие от девушки, ест он быстро, старательно двигая челюстями, и щедро запивает красным вином из большого бокала. И весьма ожидаемо заканчивает раньше Мираэль.

— Ты не ешь, — выносит он вердикт, посмотрев на почти полную тарелку девушки, — Не нравится?

— Что вы, очень вкусно, — нейтрально отвечает Мираэль, глядя на еду перед собой, как на врага, — Просто пальчики оближешь.

— Ты можешь сама составить меню по своему вкусу. Я неприхотлив.

— Хорошо. Я поняла.

— Если хочешь, можешь готовить сама.

Девушка недоуменно вскинулась, посмотрев на мужа. Смеется? Вроде нет.

— Ты же умеешь? — хмыкнув, спрашивает Аттавио.

— Конечно, — чувствуя какой-то подвох, осторожно кивает Мира, — И всегда умела. В этом нет ничего сложного.

— Ну разумеется, — небрежно протерев краем салфетки губы и подбородок, говорит мужчина, — Девочка-аристократка из обедневшей семьи. Разумеется, ты училась кашеварить.

— Деньги тут не при чем, — Мира хмурится, — Это часть обучения. Все девочки учатся домашнему хозяйству, несмотря на благородство крови или размеры ежегодного пособия.

— Но, помнится, к 15 годам в твоем образовании были значительные пробелы. Пришлось нанимать тебе учителей.

Мираэль не обиделась и не удивилась. Аттавио был прав. И в 15 у нее действительно появились учителя танцев, музицирования и придворного этикета, на которых у отца не было денег, хотя он ни разу не говорил, откуда те взялись. Она сама догадалась, хоть и некоторым временем позже.

Но она заволновалась, не понимая, чему граф начал этот разговор.

— Ты хорошо показала себя на вечере, — говорит, — Но Фэрдер — не столица. И сейчас уже под лупой будут не меня рассматривать, а тебя, невесть где пропадавшей пять лет.

— Не сомневаюсь, — машинально парирует Мира, подбираясь. К чему он клонит?

— Завтра твое появление должно вызвать фурор. И все должны будут видеть — в браке мы счастливы и довольны друг другом.

— Завтра? Где?

— У Легуазамо — дипломата из Рионы. Завтра он проводит светский ужин.

— В посольстве? Или дома? — деловито интересуется Мираэль.

— Дома.

— Какие у вас дела с Рионой, мессир граф?

— Как всегда — сплошная скучная торговля.

— Ткани? Или вино?

— И то, и то. А еще драгоценности, специи и дерево. И книги.

— Книги? — встрепенулась девушка, вызывая у мужчины усмешку. — Какие книги?

— Я мало что понимаю в макулатуре, — говорит Аттавио, безошибочно определяя причину воодушевленного блеска в глазах молодой графини. Как просто же играть на человеческих чувствах, если знать слабые стороны и стремления. — Если захочешь — можешь сама обсудить это с Легуазамо или его секретарем. Я лишь выполняю распоряжение министра, ничего особенного. Но если ты плохо себя чувствуешь и захочешь остаться дома… Я буду не против.

— А вы научились хитрить, мессир граф, — Мира непроизвольно улыбается, — Жизнь бок о бок с аристократией определенно повлияла на вас.

— И как же?

— Вы стали более разговорчивы.

— И, судя по всему, тебе это нравится, да, Мираэль?

— Увы, от некоторых замашек зазнавшегося мещанина вы так и не избавились.

На откровенную подколку графини мужчина не реагирует, только ставит на край стола локти, смыкает ладони в замок и, наклонившись, кладет на них подбородок. Смотрит на девушку и еле заметно улыбается. Но Мира едва ли придает этому значение. Мысль о рионских оригиналах полностью захватывает ее, беспощадно отодвигая в тень всякие там переживания и сомнения.

И Аттавио нравится то, что он видит. С какой легкостью, оказывается, можно приструнить маленькую графиню и одновременно — заставить улыбаться искренне и счастливо, как ребенок. Все ее прежние вежливые и светские улыбки и рядом не стояли, и она и думать забыла про все свои обиды.

Но если бы все было так просто…

Гораздо позже, ближе к полуночи, граф Тордуар сидит в своем кабинете и, заполняя учетные книги по свежим отчетам, нет-нет, а отвлекается. Устало трет пальцами уголки глаз и виски, недовольно царапает щетину на щеках и отвлекается на вид города за окном — покатые крыши домов, маковки церкви и шпили ратуши. Видит это, а сам думает о своей молодой жене, которая сейчас спит в своей широкой кровати или, может быть, читает. А уже завтра она наденет одно из заказанных у модисток платье и дорогущие драгоценности и будет, как он и сказал, блистать среди столичных аристократок не только своей нежной и светлой красотой, но и умом.

Да, за ужином он уколол ее, сказав о низком уровне образования. Хотя знал, что та всего за пару лет с легкостью восполнила все пробелы и потому ни разу за полгода их совместной жизни не опозорилась ни на одном мероприятии. А еще он знал, что она очень хотела вспылить и ответить чем-нибудь колким. Но мимолетное упоминание о книгах из Рионы — и она готова забыть обо всем на свете, лишь бы получить заветные фолианты в свои ручки. И ведь речь не о любовных романчиках или стишках. Риона известна своими научными трактатами и исследованиями. А еще строжайшей международной политикой. И если в плане торговли эта страна всегда готова пойти на уступки и предоставить самые лучшие товары, но культурным наследием она делилась нехотя. А нынешний министр, очень радеющий за образование в их государстве, просто горит желанием получить те самые редкие и исключительные в своем роде фолианты.

Ах, Мираэль, Мираэль…

Его маленькая графиня.

Разве положено молодой женщине такой исключительной внешности обладать такой страстью к письменам? Было бы куда проще, если бы она, как и другая нормальная женщина, обожала наряды, украшения и всякие редкости. Можно было с легкой душой подарить парочку побрякушек, сводить в дорогущую ювелирку, ресторан, на крайний случай — в королевскую оранжерею, куда ходили не столько для прогулок и любования редкими сортами растений, сколько для демонстрации редких цацок и изысканных нарядов.

Нет…

Это странно, но, кажется, он откуда-то знает о Мираэль достаточно, чтобы понять — она не получает удовольствия от официоза и искусственности светских раутов, от роскоши платьев и кружев, от количества и заоблачной стоимости драгоценностей, которыми я могу завалить ее с головой…