«Между нами слишком много общество, — внезапно думает Филипп, — Поэтому Аттавио всегда мне и нравился. Мы мыслим и действует одинаково. Но я — король! А он — торговец, получивший титул посредством удачной женитьбы! Подобные ему должны знать свое место!»

Но тут граф, будто услышав его мысли, вдруг негромко и вкрадчиво проговаривает:

— Не думайте о мести, Ваше Величество. Во-первых, это вас недостойно. Монархи такими категориями не мыслят. Во-вторых, вы есть закон и вам решать, кому благоволеть, а кого — наказывать. Пусть речь пойдет и о божьих законах, согласно которым жена должна быть предана и послушна в первую очередь мужу. И если ваша ярость действительно подает на меня, пусть она обойдет Мираэль. В конце концов, в душе она наивная девочка, любящая тишину и спокойствие и более близкая скромному уединению, а не роскоши королевского дворца.

— Откуда тебе знать? — Филипп пренебрежительно усмехается, — Я думал, ты вполне хорошо знаешь женщин. Они переменчивы, и как бы мы их не восхваляли и не обожествляли, в какой-то момент они все равно меняют свой ангельский лик на гримаску бесовки. И делают выбор в пользу удобства и роскоши. Или ты хочешь, как наивный дурак, заявить, что твоя жена не такая? Что она единственная в своем роде и вообще — святая? Тебе сколько лет, Аттавио? 15? 20? Ведешь себя и выглядишь, как влюбленный подросток!

— Передергиваете, Ваше Величество. Или просто провоцируете? Если так, то разрешите упростить вам задачу: я ни о чем не сожалею. И сделал бы так снова.

— Тем самым рискнув не только своим имуществом, но и моим расположением, и даже своей жизнью?

«Рассуждения на подобные высокопарные темы не для меня, — Аттавио мысленно закатывает глаза, — В конце концов, мы не на уроке богословия».

— Риск меня не пугает, — граф Тордуар делает пару шагов в сторону — уже утомился стоять на одном месте. Поворачивается к королю боком и закладывает руки за спину. И вот это уже не задержанный перед монархом, а два человека просто находятся в одной комнате и общаются. И ничего особенного в этом нет. — Но на мне ответственность за жизнь Мираэль Тордуар.

— Если так, не логично было бы оставить свою жену в Игдаре?

— Определенно. Но я редкостный эгоист. Не удержался от соблазна.

— И в чем соблазн-то? В наличии симпатичной мордашки подле? Сколько их было? Или думаешь, что в колониях нет дам, достойных твоего вкуса?

«Опять провоцирует, — насмешливо размышляет Аттавио, — Сам же знает, что не в мордашке дело. Да и пресно всё, после Миры-то…Может, и временно, может, и пройдет это всё, приестся… Но не хочу. Не отдам! Не позволю!»

— Мираэль достаточно независима, чтобы выбирать свой путь самостоятельно. И ее выбор пал на меня, как бы оскорбительно это не было бы для вас, Ваше Высочество.

— Аттавио, — угрожающе рычит король.

— Ваше Величество, — мгновенно парирует Аттавио, вскинув подбородок и резко повернувшись в сторону монарха. — Одно дело — подчиняться вам, поддерживать экономику страны и вести общие дела. И совсем другое — делиться собственной женой.

Слишком прямолинейно? Пускай. Зато четко. Чего вы хотите за нашу с Мираэль свободу?

— И очень в твоем духе, — усмехается Филипп. — Уверен ли ты, что приобретешь больше, чем потеряешь, своим редкостным упрямством и невесть откуда взявшимся рыцарством?

— Никакого рыцарства, Ваше Величество, — холодно и жестко припечатывает граф, глядя прямо в глаза короля. — Я собственник. И эгоист. И все же я предпочитаю договариваться, а не разбрасываться пустыми словами. Так что? Чего вы хотите, Ваше Величество? И чего мне будет это стоить?

Оказавшись на улице, Мираэль щурится от не по-осеннему яркого рассветного солнца, но все же с удовольствием подставляет под его холодные лучи лицо и глубоко вздыхает.

«А я думала, что прошло гораздо больше времени, — рассеянно думает она, — А на самом деле — всего-то несколько часов».

Оттого вокруг — практически не души. Только сонная стража притулилась по углам и опирается на пики, да начинает свою вялую работу прислуга.

К удивлению графини, ее не ведут в казематы или какие-нибудь дальние апартаменты.

Вместо этого ее провожают до самого дома, спящего и погруженного в мрак. Хотя привратнику все-таки приходится выбраться из своего маленького домика, чтобы открыть ворота неожиданному экипажу с королевским гербом, и тот с некоторым удивлением взирает на хмурую хозяйку, которая кивком приветствует его и тут же направляется в особняк.

Вот только вместо того, чтобы переодеться и лечь спать, Мира встревоженно вышагивает по гостиной и иногда останавливает у окна, поглядывая на двор.

Постепенное пробуждение имения она улавливает рассеянно и почти не обращает ни на что внимания. А когда в гостиную входит и удивленно восклицает одна из горничных, лишь скупо улыбается — устало и грустно. И снова возвращается к своему наблюдательному пункту. На вопросы не отвечает, лишь качая головой. И отказывается и от завтрака, и от чая.

Исключение молодая графиня делает только для Рико, выглядящему не менее устало и расстрянно, чем она.

— Моя госпожа… — учтиво приветствует ее секретарь с поклоном, — Как вы, госпожа?

— Где ты был? — наплевав на условности, спрашивает его Мира, — Где граф? Что с Золой?

На эмоциях девушка даже хватает его за предплечья и закидывает вверх голову, чтобы заглянуть Рико в глаза.

— Нас сразу же разделили, — качает Рико подбородком, — Ни у меня, ни у Золы ничего никто не спрашивал и практически сразу отправили сюда. Под надзором, разумеется. И предупредили, чтобы никуда за порог не совались. Да я и не собирался.

— Ну а граф? Ты что-нибудь знаешь? Может, слышал что-нибудь?

— Нет, графиня… Увы, мне нечем вас порадоваться. Но одно то, что вы здесь, дома, успокаивает и внушает надежду.

— Ерунда, — с некоторым отчаянием восклицает Мира и тут же слегка встряхивает головой, — На самом деле, наши жизни ничего не стоят… Всю ответственность возложат на Аттавио… Но… в каком размере? Насколько серьезным будет наказание?

— А вы, госпожа? Кто-нибудь говорил с вами? Вас обижали? Угрожали?

— Нет-нет, что ты… Все нормально… — поспешно проговаривает Мира, отступая на пару шагов назад. Но при этом машинально заламывает руки, поддаваясь своим чувствам.

Рико даже становится жаль ее. Обычно такая собранная и строгая, она не может сейчас скрыть своих истинных эмоций, среди которых сильнее всего оказывается беспокойство за мужа, рожденное из нежной к нему любви.

— Не волнуйтесь, госпожа, — мягко улыбается Рико, чтобы хоть немного, но успокоить ее, — Граф не из тех, чьими жизнями король будет легко разбрасываться. Ему нужны такие люди.

— Ну да, — раздраженно фыркает Мираэль, — И поэтому он решил схватить нас, как преступников?

— Его тоже можно понять. В глазах людей мы — клятвопреступники и изменники. Увы, наша участь — лишь терпеливо ждать. Еще неплохая, надо сказать, участь. Давайте лучше чаю выпьем, госпожа.

— Какой уж там чай… — раздраженно закатывает глаза девушка, нервно поведя плечом.

И все же секретарь отдает соответствующий приказ, и вскоре он почти силой усаживает графиню на диван и заставляет взять чашку. Ощущая напряжение Мираэль практически физически и искренне сопереживая ей, он даже по-дружески подставляет той свое плечо, чтобы выплакаться — а именно это делает молодая графиня после безуспешных попыток сдержать рвущееся напряжение.

Плачет Мира тихо, но отчаянно, едва ли отдавая себе отчет. Машинально цепляется за лацкан сюртука Рико и воротник его сорочки, размазывает по щекам слезы и что-то неразборчиво бормочет.

И молодой мужчина понимает это и принимает. Только удивляется немного, не рассчитывая стать свидетелем такой сугубо женской истерики — и в исполнении графини Тордуар. Слишком уж рассудительной и спокойной она всегда ему казалось. И не тратящей лишние силы на что-то подобное.