– … не занимаюсь…

– … если дело в цене…

– … грешил раньше… помогая господину цирюльнику…

– … господин Гау…

– … уезжаю из Старой Ведьмы…

– … девочка… гробовщика…

– Умерла, – вдруг громко раздалось прямо у уха мальчика, и одна из ширм отодвинулась.

Гамза чуть не уронил поднос, а из закутка вышел худой бледный человек с длинными черными волосами. Он неприязненно посмотрел на оторопевшего слугу и направился в сторону выхода.

Гамза покраснел и поспешил ретироваться, краем уха услышал только что-то о болезни (Гамза переболел как-то ушной чесоткой, вот была морока!) и про какие-то «в высшей степени неэтичные меры, продиктованные страхом», и «они сожгли его целиком вместе с» … нет, не разобрать. Мальчик надеялся, что господин из Университета не заметил, как он ошивался около его столика. Щедростью такой важной птицы не стоило рисковать из-за любопытства. Возможно, если Гамза сможет ему угодить, тот возьмет его в свои слуги и заберет в Университет!

К тому же, самый загадочный гость на сегодня сидел в другом месте – за столиком, в самом дальнем от очага углу. Здесь косые углы были слишком высокого о себе мнения, предполагая, что они – прямые, а пьяный архитектор когда-то проспорил кучу монет, поклявшись, что сейчас покажет этим недоумкам, как правильно пользоваться ватерпасом. Освещения здесь практически не было, и Гамза даже не мог разглядеть ни лица, ни роста, ни даже какого пола этот таинственный гость, словно его окутывала непроницаемая дымка. При этом понятно видно, что он все время крутит головой, будто ему все вокруг очень интересно, а в данный момент, в эту самую секунду он смотрит в упор прямо на бедного Гамзу.

***

Стефания Дуло знала практически все тайные ходы в их особняке; многие она разведала сама, некоторые ей показали дети слуг, с которыми она водила дружбу. Поэтому ей не составило труда пробраться в комнату брата, где его заперли в наказание. Стефания, хоть и не всегда была нежна с младшим братом, как того требовала мать, но в этот раз она была благодарна ему за благородный поступок.

– Пс-с, – сказала она из-за деревянной панели и постучала по ней подушечками пальцев, чтобы не напугать своим внезапным появлением. – Это я. Вылезаю.

– Сестра! – Стефан помог отодвинуть панель. Хоть он и знал про тайный лаз, но никогда бы им не воспользовался из-за своей, временами доводящей сестру до бешенства, честности.

– Привет, – сказала Стефания, распрямляясь и отряхивая платье от пыли. – Ты тут как, разиня? Ничего не надо принести поесть?

– Нет, я не голоден, сестра, – никогда они друг друга по именам не называли. – Слава Близнецам, у меня всего достаточно.

Стефания только хмыкнула. Комната брата была похожа на келью: стены и потолок тонули в тени, ускользая от свечного света; из обстановки: кровать, да стол, подогнанный по высоте для мальчика. Как каверна, проточенная водами благочестия в драгоценном камне особняка Дуло. Единственная зажженная свеча выстраивала вокруг них шатер из мерцающего, как дыхание, света.

На столе – тарелка с сыром, пшеничным хлебом, гроздью винограда и яблоком, которое мальчик едва надкусил. Лежала книга, раскрытая на священных текстах, коими Стефания никогда не интересовалась, в отличие от брата. Она вскарабкалась с ногами на кровать, прижав подбородок к коленям, из-за чего ее тень на стене приобрела какой-то птичий, колюче-задиристый вид. Стефан сел рядом. Маленькая тень округлой формы, воробьиного размера.

– Если что, я считаю, что ты правильно поступил, когда помог тому мальчику, – сказала она. – Ты молодец.

– А как по-другому?

– Он же все-таки вор.

– Я тогда не знал, что он вор.

– А если бы знал?

– Все равно. Значит, Близнецы посчитали, что святые останки ему нужнее, чем нам.

– И все-таки ты разиня, – вздохнула Стефания. – Как тебе управлять делами Дуло, когда папы не станет?

– Надеюсь, что этого никогда не случится.

– Со всеми случится.

– Как скажешь, сестра.

Стефан явно утомился обществом сестры, его взгляд метнулся к столу, к открытой книге. Стефания вспомнила, что приползла по узкому, душному проходу, только чтобы поддержать этого несчастного маленького анахорета в его изгнании, и едва не рассмеялась: ему явно было уютнее в обществе житий Близнецов, чем с ней. Ну что за скука!

– Смотри, – сказала она, – Смотри, что я принесла. Помнишь?

Она достала из кармана своей накидки деревянную раскрашенную куклу с висящими нитями, прикрепленными к небольшой крестовине. Потрясла ею, и у болванчика смешно затрепыхались конечности и голова с ярко намалеванными глазами.

– Ого! – глаза Стефана загорелись. – Это же Кукольный Лорд! Где ты его взяла?

– Выменяла на рынке.

– Рынке? Ты одна туда ходила?

Стефания не поняла, чего было больше в выражении лица ее брата: восторга или упрека, поэтому уклонилась от ответа.

– Помнишь, как мы были на ярмарке в прошлом году? Во время Фестиваля? Тебе тогда понравилось кукольное выступление.

– Кукольный город! Да, но… Завтра мне запрещено быть на Фестивале, – неужели в этом маленьком отшельнике проснулась на миг мальчишеская обида? – Оно и к лучшему, сестра, у меня будет больше времени для совершенствования своей плоти, дабы принять когда-нибудь золотоносный дух Близнецов, – нет, просто показалось, какая жалость.

– Как думаешь, устроим спектакль здесь? – спросила Стефания.

– Не будет ли это…, – но глаза брата точно загорелись.

– Брось.

Стефания встала и передвинула свечу поближе к кровати, отчего уютно устроившиеся по углам тени всколыхнулись, потревоженные, и забегали по стенам. Потом взяла крестовину управления и начала с ее помощью перемещать деревянного болванчика по кровати:

– Смотри! Смотри, как пляшет!

Стефания совсем не умела обращаться с крестовиной, поэтому совсем скоро ее кукла запуталась в нитях и повисла на них в неестественной позе. Но Стефану это понравилось.

– Еще! Еще!

– Тише, разиня, услышат.

– Еще! Давай еще, ну пожалуйста!

– Ладно, – Стефания была рада видеть брата таким оживленным, но понятия не имела, как распутать куклу. Помучавшись пару минут, она придумала кое-что другое.

– Смотри, – сказала она. – Кукла такая странная, да?

– Да.

– Думаешь, почему?