Гость показал удивительную для чужеземца осведомленность о внутренних делах Бороски. Он знал, например, о правящих Домах, которые составляли Триумвират, и много спрашивал о состоянии дел у лордов и о здоровье их домочадцев. Особенно его интересовала семья Угаин. Хозяин сообщил, что Габриций Угаин все тот же старый плут и мошенник, что и всегда, а власти у них в городе, хоть и не самые лучшие, и налоги высокие, но, говорят, Король-Людоед Распании, тот вообще съедает каждый день по подданному, под бутылочку крепкого северного вина, так что им считай что повезло.

– А еще, – добавил он, – Башня Угаин заперта уже вторую неделю.

– Как заперта? – нахмурился Мартейн.

– Кто ж его знает, как? Вот только войти туда никто не может, да и не выходит никто. А дымит она и днем и ночью и все какими-то цветными дымами. Видимо, старый Габриций снова взялся за свое колдовство. Болтают, что у него появились какие-то могущественные враги… Не к добру это, ох, не к добру, – и Хозяин сокрушенно покачал большой головой, золотая серьга его качнулась вслед, словно соглашаясь.

Гость на минуту задумался, поглаживая бородку и усы правой рукой. Хозяин заметил на его среднем пальце перстень, в оправу которого вместо драгоценного камня был вставлен человеческий зуб.

– Вот что, – пальцы Мартейна протанцевали в воздухе странные па и утвердились на ручке пивной кружки, сделанной в виде нимфы Тлеющего Леса1, и большой палец постоянно соскальзывал бы с нее, если бы практичный ремесленник не сделал нимфе такие большие и остроторчащие груди, что они служили удобной гаванью для большого пальца каждого гостя. – Я думаю, что вы благоразумный человек, и не станете испытывать терпение колдуна Бороски… О, нет, нет, я ни в коем случае не хотел вас обидеть! Скажите, кто-нибудь пытался войти в Башню?

– Насколько мне известно, зеленщик, молочник, мой парнишка…

– Прошу прощения, не было ли среди них городского лекаря?

– ….

– Судя по тому, как вы многозначительно молчите и чешете вашу бороду и смотрите в потолок, это не моего ума дело. Ну так ладно! Нет, нет, вы сами посудите, как еще я могу истолковать ваше молчание, которое можно было бы запросто обозначить точками на бумаге ничего не потеряв – ничего, кроме ответа на мой вопрос? Ну да ладно, мне бы не хотелось испытывать ваше терпение более положенного. А вы знаете, – тут странный гость перегнулся через стол, глядя прямо в глаза Хозяину, – у вас проблемы с печенью, мой дорогой.

Потом он встал и вышел из таверны.

Хозяин вернулся на кухню и сказал поварихе:

– Не к добру все это. Проверь, всего ли в достатке. И запиши рецепт саламандрового супа для господина в очках.

***

Башня Угаин была хорошо видна из любой части города, но запутанный лабиринт улиц и  переулков Бороски делал путь к ней неочевидным, вдобавок ориентации сильно мешал густой рыжий234 туман.  По обе стороны дома нависали ветхими кручами. Вторые и третьи этажи выступали вперед  так, что крыши почти соприкасались, а из окна одного дома в окно противоположного можно было достать рукой, поэтому улицы были похожи на сумрачные коридоры безмерно разросшегося старого дома, в котором люди разных сословий соседствовали со свиньями и собаками. Если бы не висячие светильники, горевшие и днем и ночью, приходилось бы пробираться наощупь. Чалая кобыла лекаря по имени Беспечность сонно трусила по грязи и лужам – следам недельной давности дождя, не высыхающие из-за недостатка солнца – пахло здесь и вовсе ужасно, но Мартейн не унывал. Он галантно снимал щегольскую шляпу при виде дам, раскланивался с такими же всадниками, когда им приходилось жаться к стенам домов, чтобы разъехаться.

Несмотря на ранний час, город уже окончательно проснулся.

Стражник, опиравшийся на алебарду, проводил Мартейна подозрительным взглядом, но, видимо, не заметив за ним никаких преступных наклонностей, вернулся к исследованию своего потертого камзола и поймал блоху, которую немедленно и немилосердно казнил без суда и следствия на выпуклом, желтом от табака ногте.

Два старичка, курившие глиняные трубки у открытых окон соседних домов, посмотрели на лекаря, но недолго, так как были заняты своим ежеутренним соревнованием: кто выпустит подряд больше дымных колец; время от времени у одного или у другого получалось вырваться на одно-два кольца вперед, но уверенной победы еще никто не одержал.

Едва не столкнулся с Мартейновой кобылой человек в поношенных доспехах, только что выкупивший (с большими для себя потерями) золотое кольцо в лавке, на вывеске которой был грубо нарисован глаз в раскрытой ладони и написано «Магические товары Янса Духа».

Протянул ему навстречу бугристую руку нищий, уже много лет неизменно сидящий на одном месте по причине слоновой болезни, из-за которой власти уже физически не смогли сдвинуть его, и он стал очередной местной достопримечательностью, которую недостаточно крепкие в вере шутники называли Малым Собором; паломники суеверно кормили этого нечистоплотного идола, а птицы вили гнезда в складках его плоти.

Неподвижная фигура в закрытом шлеме в виде головы совы-сипухи (с небольшой трещиной, словно сова была шрамирована клювом соперника) долго смотрела из тени ему вслед, кутаясь в темно-зеленый мятый плащ5.

Без особого интереса взглянул на Мартейна шарманщик; из его громоздкого, собственноручно собранного инструмента лилась печальная мелодия, которая поднималась над домами и крышами, тонула в пелене печных дымов и речных туманов, затем, кружась звуковоротами со стаями птиц и лемурчиков6, лилась дальше, постепенно оскудевая, теряя серебряные свои ноты невыносимой нежности, цепляющиеся за скрипы и хрипы, за голоса и телеса, за еле слышный звук испускаемых газов и громогласный отчужденно-медный перезвон колоколов, лилась она к берегам реки.

Все эти картины бессчетно дробились и отражались в бесконечности неприметных зеркал: в глазу ворона, капле воды, отполированной песком ручке двери. Из-за несовершенства этих природных линз, увеличенное изображения лица Мартейна было немного искажено и оплывало по краям, отражаясь на поверхности воды, налитой в чашу, которая стояла в Лаборатории, в недрах Башни.  Габриций Угаин, облаченный в синий халат, расшитый золотыми звездами, задумчиво разглядывал Мартейна и чесал палочкой из эбенового дерева круглую голую пятку.

Лаборатория его была просторной сводчатой комнатой, полной странных приборов из меди и стекла, разнообразных бутылей и закопченных собраний тихо булькающих на огне горшочков и котелков. В воздухе стоял тяжелый влажный запах. На полу и на столе лежали небрежно брошенные книги, их открытые страницы были закапаны свечным воском. Кроме чаши с водой около волшебника стояло чучело ворона – черное страшилище, чьи жесткие перья, натертые лебяжьим жиром, лоснились, как жучиный панцирь. Габриций Угаин рассеянно погладил голову чучела большим пальцем.