«Теперь настал урочный час, и  тайну я тебе открою.

Мои советы – божий глас; Клянись им следовать душою.

Узнай: ты чудом сохранен от рук убийц окровавленных, Чтоб неба оправдать закон и отомстить за побежденных;

И не тебе принадлежат твои часы, твои мгновенья; Ты на земле орудье мщенья, Палач, – а жертва Акбулат!

Отец твой, мать твоя и брат, От рук злодея погибая, Молили небо об одном: Чтоб хоть одна рука родная за них разведалась с врагом!

Старайся быть суров и мрачен, забудь о жалости пустой; На грозный подвиг ты назначен Законом, клятвой и судьбой…» – и дальше, дальше… вышибая девушку из состояния паники,  заставляя прислушиваться, и невольно напрягаться в тех местах, где  чтец чуть сбивался, видимо припоминая  слова.

Когда он закончил  читать незнакомую доселе поэму, Ольга вдруг поняла, что успокоилась.  И уже не истерит.  Хотя головы не подняла, продолжая молча сидеть все в той же позе.

– Это Лермонтов, – пояснил парнишка. Черкесская повесть. Каллы. Где-то в этих местах написана.

 Ольга  сидела так довольно долго, пока   кто-то аккуратно и совсем не больно пару раз пнул ее в носок правого берца.

– Эй, ты!  Новенький что ли? Чего скукожился?

Она вскинула голову. Над ней стоял полноватый брюнет,  судя по одежде,  из тех рейнжеров-контрактников.

– Чё надо? – не обрадовалась она. А  голос подвел. Сорвался на жалобный писк.

Брюнет весело хмыкнул.

– Ха! Ты чего раньше времени  так ссышь? Пищишь как девчонка!

– Почему как? – все так же глядя снизу вверх, но уже значительно увереннее.

– Не понял!

– Блин! – Ольга поднялась, откидывая с головы капюшон и сдергивая бандану. – И что  здесь все какие непонятливые! –  удовлетворенно глянула в изумленное лицо брюнета

– А…! И ?… Контракт?

– Контракт.

Контрактник шутливо вздернулся перед ней по стойке смирно, полушутя, прищелкнул каблуками новехоньких берцев.И улыбался уже во весь рот.

– Леди! Разрешите вас пригласить к нашему столу.

Но узнать, что у соседей разложено на импровизированном столе ей не довелось.

Потому что с одной командой вдруг все ожило, закрутилось и понеслось. Бегом погнали получать оружие.

Стоя в очереди, Ольга присмотрелась.  Хозяин оружейки был хмур и недоволен. Глаза красные и опухшие. И голову он держал как драгоценную вазу, стараясь лишний раз не тряхнуть. Никак, с жуткого похмелья. А тут сразу столько работы навалилось. И когда подошла ее очередь, она решила попытаться.

– АКМС. – Произнесла она  очень тихо, но уверенно.  Глядя непосредственно в лицо выдающему оружие. – Новый или в очень хорошем состоянии. С приличной оптикой. Если есть, дополнительно  хороший ночной прицел.

– А самого господа бога тебе сюда не призвать? – брови неопохмелившегося вздернулись, а рот удивленно перекосился, приоткрывшись одним краем.

– Призывать не нужно.  – И  убедившись, что больше никто ничего не увидит, показала на пальцах бутылку и знак «выпить».

Глаза  собеседника заинтересованно блеснули. Он немедленно показал  два пальца

Ольга  сочувственно развела руками. Показала один.

Он нахмурился. Тогда она, торопясь, показала сигарету в пальцах и следом  растопыренную пятерню. И пальцем вниз на рюкзак в ногах.И  бартер немедленно состоялся. Она получила  все запрошенное.И, уже совсем наглея, показала себе за плечо пальцем на Кристи.– И ему АКМС.

–С оптикой не дам!

–И не надо. Подствольник, если можно.

–Ну, ты и наглая! Доплатишь?

–Нечем больше, – внаглую соврала. –Если только пол-шоколадки есть. Спасибо, что выручил. Пусть тебе целый месяц везет, как имениннику!

Надо сказать, что заявленный автомат, Кристи все-таки получил.

***

Уже через час они сидели в вертолете. Как-то все слишком быстро.

МИ-8 поднялся над бетонкой, направляясь в сторону Чечни. А дальше все как вспышками.  Отдельными блоками. И попытайся, спроси, что было между ними…

…Вот они в вертолете вдоль бортов на откидных сиденьях, плотно-плотно, плечо к плечу. Все отправляющиеся перед вылетом  улыбались ей,  кто как мог, пытаясь привлечь внимание. Как есть тетерева на току. Один,  тот самый кареглазый брюнет, при посадке подсел справа, нарочито плотно прижимаясь плечом:

– Милая девушка, теперь я так спокоен, что вы летите вместе с нами!

– Это еще почему? – откровенно удивилась она.

– Вы только представьте себе! – с театральным пафосом, нарочно витиевато начал наговаривать сосед, – Вот, прилетим мы вместе с вами на место дислокации.  И, если вдруг в тяжелом и яростном бою коварная и безжалостная вражеская пуля неожиданно настигнет меня, и я упаду на острые камни, обливаясь горячей алой кровью, и жизнь моя будет висеть на волоске.…  Вот  тут, как ангел небесный, появляетесь Вы, и, применив все ваше профессиональное умение, облегчаете мое тяжкое состояние. Вы ведь придете мне на помощь? Пообещайте, что поможете со всем умением и старанием!

Ольга улыбалась, а про себя думала:

– Да я, честно,  не знаю, как вам такое и обещать. Я –  снайпер, вообще-то.

При таком расположении сидений иллюминаторы сзади, за спиной. И, чтоб посмотреть,  куда хоть летим, шею вывернуть надо нереально круто. Соседей рассматривать вроде  как-то неудобно,  если только очень быстро и вскользь.  Поэтому взгляд перед собой. Вот, пересчитывать стежки на своих штанах, это сколько угодно. Или  уже грязные носки своих «почти берцев» разглядывать.   Все разговоры   сами собой быстро увяли после взлета. Шумно очень.   Замкнутое пространство вскоре заполнило такое амбре  жутчайшего перегара от тех самых, ранее лежавших контрактников, что хотелось перестать дышать. От слова совсем. Они сидели как раз напротив, все четверо. В очень скверном состоянии сидели, один и вовсе даже без рюкзака. И где только сумел  просрать? С собой только оружие и полученное снаряжение.

Зато слева от Ольги сидел  тот самый парнишка-срочник. Она не отпустила, придержала перед посадкой за руку. И тихонечко его рассматривала. Невысокий, одного роста со своей попутчицей, с приятными чертами бледного лица и резко выделяющимися на нем темными бархатными глазами в настоящих опахалах пушистых ресниц. Губы его почти постоянно беззвучно шевелились, отрешенный взгляд где-то блуждал. Похоже, он молился, а может быть, про себя радовался, что его не отправили   куда ни будь в другую часть. Позывной у парнишки короткий и странный  –  Кристи. И военная форма  шла ему, как корове седло.

Кристи, был благодарен   Ольге  за то, что  теперь она защищала его,  не давая никому обижать. А обижали его на службе почитай что все.  Били не так чтобы часто, но потешались, как хотели постоянно. И все за его неутолимую привычку к чтению. Он и кличку свою, позднее ставшую позывным,  получил еще в учебке, за книгу. Читал после отбоя под одеялом с фонариком случайно подобранный у мусорки грязный томик с оторванной обложкой. Когда чтеца подняли жестоким пинком и спросили, что же такое он читает, молодой боец честно ответил:

– Агату Кристи.

Взвод грянул хохотом. С того и пошло.

Так, в июне, сразу после выпускного, начался для коренного петербуржца Прилуцкого Валерия Геннадьевича вроде бы ничем не заслуженный ад, плавно перешедший от кошмара учебки  до вот этого перелета на войну. И единственной защитой теперь   –  незнакомая светленькая девушка.

"Вертушка"   пошла на снижение. До иллюминатора Ольга все же добралась.  Предгорье. Внизу   в окружении садов, большое и почти не разрушенное селение.

– Эжи-юрт. – Громко объявил кто-то.

Примерно в километре южнее от него находился бывший пионерский лагерь, занятый теперь военными.

И опять только вспышки памяти   короткими «а потом…»

 …А потом… они выгружаются и строятся. Слева  местные военные быстро, но бережно несут к вертолету носилки. Одни, вторые…четвертые… Яркие свежие бинты, кое-где с  алыми пятнами. У парня на вторых носилках закрывающего  локтем лицо, одной ноги нет почти по колено.  И высокая полная женщина средних лет в белом халате и надетой поверх него камуфляжной зимней куртке с воротником из искусственного меха. Она хлопотала, что-то  говорила, регулировала очередность. И периодически оглядывалась по сторонам и назад, словно кого-то давно уже искала  среди солдат и не находила.