В одной такой квартире, на втором этаже панельной трехэтажки, жили две семьи: Ларионовы и Межидовы. Третью комнату занимали две чопорных престарелых сестры. В четвертой обитал тихий алкоголик дядя Вася. У Ларионовых, старожилов этой квартиры, Марии и Александра, детей было двое: Костя и Ольга. Семейная пара, когда супруга, крепкая и немного полноватая, на полголовы выше своего мелкого и тощего мужа. Межидовы переехали в освободившуюся комнату коммуналки когда, по недавним подсчетам, Косте, старшему Ольгиному брату, исполнилось два года. Как раз за месяц перед рождением Ольги. Старший сын Межидовых – Ибрагим был моложе Кости на полгода, Ольга – старше Аминат на два месяца. А еще с ними жила вечная, неизменная нянька всех детей, и своих внуков и соседей, теплая, необъятная, ласковая бабушка Зухра или Зула, как по-детски называла ее Ольга.
По национальности соседи были чеченцами, но тогда, в СССР, это никаких отрицательных эмоций не вызывало. А хоть китайцы, хоть чуваши, лишь бы люди хорошие! Когда родилась Аминат, ее мать, тетя Динара, после родов тяжело заболела и попала в больницу почти на два месяца. Была тяжелая операция, врачи с трудом спасли ей жизнь. И все это время Ольгина мать кормила грудью не только свою дочь, но и соседскую девочку. Молока хватало, однако хоть не сцеживаться. И продолжала кормить почти до года. Бабушка Зухра, мама тети Динары, нянчилась с мальчиками. Неудивительно, что дети дружили. Даже в любых списках фамилии стояли рядом – Ларионовы и Межидовы. Все четверо русые, только глазами различаются. У Межидовых, и у сестры и у брата, глаза карие, У Ларионовых – серые. Их вовсе не интересовали никакие национальные различия, даже то, что бабушка Зухра с большим трудом говорила по-русски. И Ольга, к ужасу родителей, первые годы изъяснялась на жуткой смеси русского и чеченского. А потом уже свободно болтала сразу на двух языках. Когда чужой язык постоянно слышишь с малолетства, он прививается как-то на удивление быстро. Глава семьи Межидовых, дядя Муса, коренастый, горбоносый, с карими глазами чуть навыкате и густущей шевелюрой темно-русых волос, с аккуратной, тоже русой бородой, дома жил редко, постоянно калымил на разных шабашных стройках. Приезжал с богатыми подарками для всех, привозил множество очень вкусных лакомств, перепадавших и соседским детям.
У Ольгиной матери на заводе всегда было очень строго с больничными листами, наличие которых, мягко говоря, не приветствовалось. И, если болели дети, а Ольга до школы и в младших классах умудрялась подхватывать ангину не меньше четырех раз на году, с ними обычно оставалась бабушка Зухра. Ухаживала, присматривала, рассказывала множество странных сказок, воспевающих лихую доблесть непобедимых и хитрых чеченских джигитов. У нее даже самые простые сказочные герои, например, комок глины и яичная скорлупка отправлялись угонять чужие табуны. Но, по детству, казалось, что именно так и должно быть.
Рассказывала бабушка Зухра и про свою религию – ислам. За рукоделием руки заняты, а язык свободен. Зухра была правоверной мусульманкой и конечно, расказывала, что Коран "Мать книги", находится под престолом Аллаха. Первая сура, то есть глава – "аль -Фатиха" – "Открывающая (книгу) " содержит всего семь аятов (стихов); и употребляется как молитва, своего рода мусульманский "Отче наш". Ее выучили назубок не только ее внуки, но безошибочно могла воспроизвести и Ольга. Про хаджи рассказывала, которые обязательно должен совершить каждый правоверный мусульманин. И показывала старинные янтарные четки, которые еще дед самой бабушки Зухры, тоже Ибрагим, привез из священной Мекки, совершив хадж. Это ж сколько лет назад было! Семейное предание, не иначе. Не раз бабушка Зухра повторяла сказание о пророке Ибрахиме, в честь которого был назван внук, прогнавшем дьявола в долине Мина близ Мекки. Страшным голосом вещала она про двух ангелов – опрашивателей и истязателей, которые являются к погребенному мусульманину. Для того, чтобы помочь опрашиваемому, на кладбище, после ухода провожавших, у свежей могилы остается мулла, подсказывающий усопшему, что тому отвечать этим ангелам – Мункиру и Накиру. Вещала про сказочной красоты белоснежную кобылицу по кличке Маймуна, что значит Счастливая, на которой разъезжал Адам по раю. И были у той кобылицы крылья: одно из жемчуга, другое – из кораллов.
Из-за Корана, старинного, в тяжелом, кожаном переплете, Ольга однажды подралась с Ибрагимом. Она хотела заглянуть под обложку, но, не на шутку разъяренный Ибрагим оттолкнул ее с криком, что кяфирам, то есть неверным, нельзя прикасаться к священной Книге. Обиженная Ольга яростно отхлестала его по голове круглым, вязаным ковриком и убежала к себе в комнату. Не разговаривали почти два дня. Опять-таки из-за религии досталось, чуть позднее, но уже полотенцем, и Аминат и Ольге. Они, поспорив, какая религия главнее, надумали измерить по толщине Коран и Библию, чтоб, наконец, решить: которая книга окажется толще, та и важнее.
Аминат тихонько прокралась и ниткой измерила толщину бабушкиной священной книги. Потом девочки спустились на первый этаж, где, в третьей квартире жила баба Настя, известная всем богомолка.
Приняла она девочек сначала очень ласково, но, едва только услышав, зачем к ней явились подружки, с громкими возмущенными криками, свернутым жгутом кухонным полотенцем выставила греховодниц на улицу. В панике Аминат даже потеряла заветную ниточку. А больше ни у кого из знакомых Библии дома не было. Так и не получилось померить. Родители Ольги вообще религией не увлекались. Только бабушка в деревне каждое лето потихоньку, но очень настойчиво, учила внучку азам православия. Родители до самого вечера были на работе. Ольгина мать на заводе на конвейере, то в первую, то во вторую смену. Отец вечно пропадал в гараже – слесарил. Тихая и молчаливая тетя Динара трудилась на швейной фабрике. С детьми, со всей четверкой, оставалась бабушка Зухра. Кормила после школы, следила, чтоб чего не нашкодили и уроки выучили. Главное было, показать тетрадку до выполнения домашнего задания и потом, что записей прибавилось. Как сделали – неважно. Бабка была малограмотна. Поэтому, наверное, отличников среди ее подопечных не было. Мальчики перебивались с троек на четверки, девочки ходили в "хорошистках". За двойки детей все дружно ругали, не разбирая, кто свой, кто чужой, а то могли и выпороть, поэтому «неуды» старались не получать.
Заплетать по утрам девочкам косы, пока они не научились делать это самостоятельно, тоже помогала бабушка Зухра, не позволяя Ольгиной матери, если она уходила на завод в первую смену, будить девочку слишком рано. У Аминат косы выросли густущие, на зависть, видимо в папу удалась. У Ольги – так себе, средненькие. Она кое-как дотерпела с ними до шестого класса и под возмущенные причитания старших пошла в парикмахерскую и обрезала их так, чтоб волосы чуть плечи прикрывали. Аминат сохранила свое богатство до самой свадьбы. Зато Ольга, единственная изо всей четверки, ходила в танцевальную студию. Она пробовала одно время уговорить на это дело Ибрагима, когда у нее не было постоянного партнера. Но, соседу, похоже, медведь на ухо наступил. И наступил хорошо так. Он совершенно не чувствовал музыки, но очень любил смотреть, как танцует Ольга. Тетя Динара гордилась ее успехами не меньше, чем Ольгина мать и шила девочке роскошные платья для танцев. Особенно хорош был костюм для индийского танца, обшитый блестящей органзой. Даже дядя Муса, как раз навещавший семью, восхищался танцем и шутил, что если бы Ольга жила в Чечне, то ее после такого выступления непременно бы украли. Тетя Динара замахала на него полотенцем и потребовала, чтоб он немедленно прекратил дразнить и пугать ребенка. А он смеялся и говорил: –В русской Ольге, пожалуй, больше южного огня, чем в моей собственной дочери. Даже если бы она родилась парнишкой, то все равно, никому бы не поддалась. Такую и замуж брать страшно – слишком непокорная, и не перевоспитать ни кнутом, ни пряником.
