Друидизм привлекал широкими перспективами и где-то наравне с алхимией маячил сейчас вдалеке, отложенный на потом.

Я расспросил Аркадия и мужчина продемонстрировал несколько своих умений, когда мы посетили конюшню. У него было пятьдесят процентилей на лошадей и сорок девять на голубей. Чистый мирный маг. Сначала он выбрал кобылу, вывел её из стойла и установил контакт.

А дальше я поразился уровню его контроля. Конечно, в замкнутом пространстве немногое можно продемонстрировать, но лошадь слушалась его как собака дрессировщика.

Она поднимала ногу по его просьбе, махала хвостом, как приказывали, ржала, причём тогда, когда ей велели. А под конец он скомандовал ей зайти обратно в стойло и закрыть за собой дверь. В случае подчинения друид не ломал насильно психику животного, не перестраивал его под себя, а делал послушным другом. Мог привязать навсегда или на короткий промежуток времени. После поверхностного контакта животина продолжала своё существование как будто ничего не случилось.

— Значит, можно натренировать лошадь на свист и приказать держаться подальше, скажем, на несколько километров от меня?

— Да всё что угодно, — мужчина скрестил ладони на животе. — Ваше общение ничем не ограничено.

— Тогда какой смысл поднимать процентиль выше пятидесяти, если оно и так работает? — задал я справедливый вопрос.

Выяснилось, что эта область магии довольно обширна и помимо количества зверей, которыми ты мог управлять, росло и качество этой связи. Особенно меня удивили селекционные техники. Друид поведал, что можно в буквальном смысле «настраивать» будущее потомство кобылы под себя.

Расцветка, здоровье жеребёнка, его характер, исправление любых дефектов и так далее. Собственно, благодаря этому селекционные лошади в армии такие выносливые и выдерживают колоссальные нагрузки.

Особенно элитными скакунами любило баловаться высшее дворянство. Я что-то не припоминал, чтобы у нас были подобные штуки. Барятинский конюх Пётр только и делал, что бухал. А слово «селекция» для него звучит как ругательство.

Я вздохнул, понимая, сколько возможностей упускает моя семья. Не говоря уже об артефакторной броне, которую практически нереально достать даже здесь, в Вологодской губернии.

У всех христовских ребят она была огнеупорная. Практичный подход, ведь все остальные стандартные стихии не настолько разрушительны. Один я бедствовал как бродяга.

«Скоро мы это исправим».

Христ вернулся в середине дня и объявил окончание миссии.

— На тут больше нечего делать, — прокомментировал он своё решение, и мы собрались в обратный путь.

Происшествий, за исключением парочки нападений слабых монстров, никаких не было.

— Ты куда? — спросил меня Соловей, когда мы через день уже были почти у Вологды.

— Иди, догоню, — я показал, что захотел по большому, и Антон отстал.

Но мне нужно было совсем другое. Отряд как раз проходил мимо одного дерева, где мы условились держать связь с мортикантом Терехом. Я просунул руку в сухое дупло и нащупал лист бумаги. Там было написано всего одно слово: «нашли».

Улыбка пробежала по моему лицу, и я снова порылся внутри. Ага, как и просил: чернильница и перо. Не знаю, где они это достали, но похвально. Я написал дату встречи и засунул всё обратно.

У ворот мы пожали друг другу руки и договорились о встрече опять через неделю. Мне же не терпелось повидать Ривку и ребят. За пять дней рейда соскучился по ним. Из зелёного хутора я присылал в мастерскую сообщение голубем, что со мной всё в порядке.

— Артём! — первым меня заметил Ицхак, хозяйничавший возле прилавка.

— Здравствуй, — пожал я ему худенькую ладошку. — Ривка у себя?

— Скоро придёт, — кивнул он, — а правда, что вы Мультибрешь закрыли? — с горящими глазами спросил мальчишка. — Все только об этом и говорят.

— Ну, лично я не закрывал, но в зачистке участвовал, — я решил не вдаваться в детали, а то ещё больше слухов расплодится.

— Здорово, — Ицхак присел в мастерской на новенький стол, а я устало бросил вещи на пол и принялся уминать всё, что вижу.

— Чуть не забыл! — ударил себя по лбу мальчишка и выбежал наружу.

— Что это с ним? — спросил я вошедшего Ломоносова, мы обменялись рукопожатием.

— Похвастаться хочет, — улыбнулся Иван, кажется, он уже отошёл после наших ночных похождений и сейчас выглядел свежо.

— Вот, — Ицхак протянул мне свёрнутые напополам ассигнации и немного мелочи монетами, там было тысяча сто сорок рублей. — Сегодня утром твой ножик купили. Я выторговал нам сверху двести рублей. Так он и про звуковой спрашивал, ничего, что я рассказал?

Точно. Ведь ещё остался чрезвычайно редкий артефакт после Артиста. Я про него совсем забыл.

— Знаешь, лучше не надо, — попросил я паренька, — оставлю себе.

Такой уж я собиратель редкостей. К тому же этот трофей — напоминание о моём незавершённом деле. Некроманта семёрку я просто так не забуду.

— На, держи, — я протянул ему двести рублей обратно.

— Нет-нет-нет, — запротестовал Ицхак, — мы свои пять процентов уже взяли.

— Так погоди, нож ведь стоил тысячу рублей?

— Ну да.

— И ты смог повысить цену, чтобы увеличить свою долю так?

— Выходит, так.

Я задумался. У мальчишки явно была склонность к коммерции. Ломоносов сейчас занимался в свободное время его образованием и рассказывал, что малой схватывает всё на лету.

Сестра ремесленник, а брат — купец. Кто бы мог подумать? Обычно всё наоборот.

— Всё, что заработаешь сверху оговорённых ценников, разрешаю забирать себе, — сообщил я ему. — Это не потому, что я тебе что-то дарю, — перебил я юного гордеца, — мне выгодно, чтобы ты продавал больше моих товаров. Если ты будешь заинтересован в этом, значит, найдёшь способы, как увеличить продажи. Понял?

Тот кивнул.

— Только давай условимся, что пять процентов будут с обговорённого ценника, — мне было не жалко и так ему всё отдать, но этим я только сделаю хуже.

Парень полез в карман и вернул мне обратно десять лишних рублей.

— По рукам, а с вами выгодно сотрудничать, Артём Борисович, — засовывая деньги в карман, сказал он голосом бывалого купца.

— Артём! Ты пришёл, — радостно воскликнула Ривка у порога, в руках у неё была полная корзина продуктов, а позади стоял гружёный Семён.

Она посмотрела на меня, потом на Ицхака и неловко переминалась с ноги на ногу.

Пацан демонстративно вздохнул и закатил глаза. Толкнув дверь ногой, он вышел на улицу, чтобы и дальше копаться в своей зачаровальной лавочке. Девушка обняла меня, обвив руками шею, а я смял её, как маленькую, в охапку и вдохнул приятные цветочные нотки. В кои-то веки Скаржинский со своими сальностями оказался прав: аромат любимой женщины — это нечто.

После всех встреч-обнимашек Ицхак с Иваном закатили готовку, и я отлично провёл время в кругу неравнодушных мне людей. Отдыхать тоже надо уметь. Почему-то именно здесь, в одном из самых опасных мест в империи, я обрёл дом, куда хотелось возвращаться. Сюда бы ещё Софи перевезти, но этим мы займёмся попозже. Надо будет грамотно разыграть все партии. Даже в таких щекотливых вопросах я предпочитал опираться на планирование. Нет, не так.

«ТЕМ БОЛЕЕ в таких вопросах…»

Обе девушки были мне по-своему дороги, и каждая делала мою жизнь насыщенней. Когда ночь вступила в свои права, я оторвался по полной за всё время отсутствия и получил столько же любви в ответ. Если не больше.

Следующий день я провёл также мирно: тренировался, медитировал, разговаривал с Ломоносовым на ломаном французском, насилуя свой язык. Так Ваня ещё и решил убить двух зайцев сразу — учил меня на нём азам защитной магии!

— Ты вечером уходишь? — спросила меня после обеда Ривка, лёжа на коленях.

Мы разместились вдвоём на большой тахте и через открытое окно слушали звуки уличной суеты.

— С чего ты взяла? — поинтересовался я.

— Да так, — равнодушно ответила она, — ты сегодня ману ни на что не тратил. Вот и показалось странным.