Мой дом «Дом стоял на перекрестке…» Дом стоял на перекрестке, напряжен и мускулист, весь в очках, как перед кроссом чемпион-мотоциклист. Голуби кормились мерно, на карнизах красовались. Грозные пенсионеры вдоль двора крейсировали. Вечерами дом думал, сметы составлял, отчеты, и — внимательные дула — наводил глаза ученых, дула – в космос розоватый! А под козырьком у дома разорялась, раздавалась, радовалась радиола. Там бутылки тасовали, под пластинки танцевали, эх, комично танцевали, выкаблучивались! Я в одном из окон дома домогаюсь новой строчки. Я хотел бы стать домом, напряженным и строгим. Танцевать комически на чужой гульбе, плакать под космический гул голубей. «Каждому необходим…» Каждому необходим свой дом, свой дым, своды над головой, ложе — лежанку бы, чтобы свой колобок свойственен дому был. Где ты, мой дом, стоишь? Дом — над окном — стриж? Гость у дверей цепных? Дом — под окном — цветник? Где ты, мой дом родной? В рододендронах мой? В детстве да сплыл, не быв. В детстве? Или – встарь? Эх, кабы — да кабы Сивкою-Буркой встань! Сивка, топчи гранит! Бурка — и-го-го-го! Где ты, мой дом — в грибных дождиках в Новый год? «Кто строил дом…» Кто строил дом? (Этап — этаж!) Мать? Нет! Отец? Не мог! Ваш дом, по-вашему, он — ваш, лишь по названью — мой. Приблудный сын домов чужих, ублюдок, Вечный Жид, ты в дом вломился напролом, в наш дом! В ваш дом? Ваш дом — неврастеничек и нерях, маньяков и менял. Не я вошел в ваш дом, не я, ваш дом вошел в меня! Я — нет! — предательству в ночи, предательству ночей! А дом все знает, а – молчит! Не ваш он, дом — ничей! Бело — бетонная скала! Бассейн, в котором гул бессилья всех земных салак, бесславья — всех акул! Цветы и рыбы
1. «Розы…» Розы — обуза восточных поэтов, поработившие рифмы арабов и ткани. Розы — по цвету арбузы, по цвету пески, лепестками шевелящие, как лопастями турбины. Розы — меж пальцев – беличья шкурка, на языке – семя рябины. Розы различны по температуре, по темпераменту славы, а по расцветке отважны, как слалом. Черные розы — черное пиво, каменноугольные бокалы. Красные розы — кобыльи спины со взмыленными боками. Белые розы — девичьи бедра в судорогах зачатья. Желтые розы — резвящиеся у бора зайчата. Розы в любом миллиграмме чернил Пушкина, Шелли, Тагора. Но уподобилась работорговле розоторговля. В розницу розы! Оптом! На масло, в таблетки для нервов! Нужно же розам «практическое примененье». Может, и правильно это. Нужны же таблетки от боли, как натюрморты нужны для оживленья обоев. Правильно все. Только нужно ведь печься не только о чадах и чае. Розы как люди. Они вечерами печальны. И на плантациях роз такие же планы, коробки, субботы. Розы как люди. С такою же солнечной, доброй, короткой судьбою. 2. «О чем скорбели пескари…» О чем скорбели пескари? О чем пищали? Жилось им лучше аскарид. Жирен песчаник. Не жизнь, а лилиевый лист. Балы, получки. Все хищники перевелись. Благополучье. Кури тростник. Около скал стирай кальсоны. А в кладовых! Окорока стрекоз копченых! А меблировка! На дому — О мир! О боги! Из перламутра, перламут — ра все обои! Никто не трезв, никто не щупл, все щечки алы… Но только не хватало щук, зубастых, наглых, чтоб от зари и до зари, клыки ломая… Блаженствовали пескари. Не понимали. |
