Не успели мы глазом моргнуть, как наступило Рождество. Я настояла на том, чтобы Уокер остался на ночь, чтобы он мог присутствовать на первом рождественском утреннике Грейси. Как я могла поступить по-другому? Увидеть, как он смотрит на нее, было бы лучшим рождественским подарком, который я когда-либо получала.

Если я и подумала, что он хорош собой в обрезанных штанах и футболке, то только потому, что не видела его во фланели и джинсах. Или, что еще хуже, в рождественском комбинезоне, который подходит к пускающей слюни хихикающей малышке у него на руках.

— Ты уверена, что не возражаешь?

Я мысленно встряхиваю себя. Должна перестать представлять, как он раздевается для меня. Это не совсем те платонические родительские отношения, о которых мы договаривались.

— Да, уверена.

— Я могу просто подъехать утром.

У него на коленях Грейси. Он смотрит на нее сверху вниз, пока она воркует и машет руками. Выражение его лица неописуемо, когда он что-то бормочет ей, как будто у них полноценный разговор. Как будто меня вообще не существует. Я в жизни никогда не была так счастлива, что меня игнорируют. Не могу поверить, что думала, что ей будет больно, если Уокер появится в ее жизни.

Если кто-то и знал, каково это — быть без родителей, так это была я.

Прочистив горло, я смогла заговорить.

— Я же сказала, что уверена. Господи, Уокер, ты что, уже оглох? Ты можешь одолжить у бабушки Рози слуховые аппараты.

— Отлично, — ответил мужчина с драматичным выражением лица, что заставило Грейси хихикать над ним.

Успокойся, мое сердце. Он посадил малышку в коляску, чтобы она пиналась и играла с игрушками, висящими над ней.

— Я останусь, но спать буду на диване.

Я едва не закатила глаза.

— Боже, мы словно раньше не делили постель.

При этом его взгляд становится расплавленным, а воздух между нами нагревается, словно мы создаем свой личный лесной пожар.

— Точно. И ты помнишь, что произошло в прошлый раз?

Мои щеки горят. Мы танцевали друг вокруг друга уже несколько недель. Сексуальное напряжение не исчезло, потому что мы решили стать родителями. Стало только хуже, по крайней мере, для меня, потому что я знала — сделать шаг будет огромной ошибкой.

— Отлично. Оставайся на диване.

Но мои слова прозвучали с гораздо большим придыханием, чем мне хотелось бы. Вместо того чтобы пошутить в ответ, Уокер ничего не сказал. Его глаза опустились к моим губам, и я почувствовала его взгляд, словно он снова целует меня — то, чего он не делал с первого дня. О чем я думала почти каждую секунду с тех пор.

Бабушка Рози дремлет, а Грейси радостно брыкается в своей коляске, но такое ощущение, что мы с Уокером — единственные два человека в мире. Точно так же он заставил меня почувствовать себя в первый вечер, когда мы встретились в ресторане. Тогда там было многолюдно из-за обеденной суеты, но как только мы встретились взглядами, все остальное исчезло. Раньше я смеялась над женщинами, которые говорили о любви с первого взгляда. Ладно, возможно, это была похоть с первого взгляда, а любовь — в тот момент, когда я увидела, как Грейси улыбается ему.

Ко мне и раньше приставали на работе, но с Уокером все было по-другому. На самом деле он не приставал ко мне. В конце моей смены мужчина пригласил меня в ближайший бар, без притворства, без фальшивых уговоров, и я без колебаний согласилась. Я тысячу раз спрашивала себя почему? Что заставляло чувствовать, что он безопасный?

Теперь я знала.

Это были его глаза. Они были такими мучительно грустными и одинокими. Не в смысле жалости — «я буду твоей женщиной-рыцарем в сияющих доспехах». Скорее, я нашла свое сходство с ним в другом смысле. В его глазах я увидела отражение своего собственного одиночества, и на мгновение, возможно, я подумала… сейчас это глупо, но, возможно, я думала, что он поймет, каково это.

Интересно, мог ли он так же легко прочитать в моих глазах, как сильно я его хотела? Воздух между нами словно потрескивал от потенциала. Потенциального тепла. Чего-то большего. Потенциала разбитого сердца. Напряжение обжигало мою кожу, унося с собой те крохи самоконтроля, которые я культивировала.

Сдаваясь, я подняла руку к его груди и почти дрожа от простого ощущения его тепла под моей ладонью. Я провела так много ночей с тех пор, как он поцеловал меня после шторма, переживая этот момент заново и желая позволить себе насладиться им подольше, что мои колени почти подгибаются от прикосновения. Под моей ладонью его сердце билось неровным галопом, и мне было интересно, думал ли он о том, чтобы прикасаться ко мне так же, как я к нему.

Я подняля взгляд, его серо-голубые глаза стали грозово-темными. Его губы слегка приоткрыты, а грудь быстро поднимается при каждом вдохе. Мой желудок сжимается от осознания того, что я не единственная, кого мучало расстояние. Я не единственная, кто страдал от давно подавленных потребностей.

— Нам надо уложить ребенка спать, — заговорил Уокер грубым голосом. — Чтобы она могла хорошенько выспаться.

— Она в порядке, — ответила я, покачав головой.

— Эйвери, — предупредил мужчина.

Но впервые в жизни я не прислушиваюсь к предупреждениям. Не следую правилам. Я приподнялась на кончики пальцев ног, чтобы дотянуться до его губ и поцеловать его так, как хотела поцеловать его с тех самых пор, когда впервые увидела. Его руки опустились на мои бедра, но он не оттолкнул меня. Вместо этого Уокер сжал меня и удерживал, как будто тоже боялся отпустить.

В моей груди зародился бутон надежды, когда его губы раскрылись передо мной, а его язык ласкал мой. Руки на моих бедрах сжались почти до боли, но мне все равно. Все, чего я хотела — это утонуть в нем еще хоть ненадолго. Уокер отступил, но только для того, чтобы провести своими губами по моим, дразня и искушая. Я приподнялась выше, раздираемая нуждой, что вызывало у него смех.

— Не смейся, — возмутилась я. — Просто поцелуй меня.

— Такая нетерпеливая, — поддразнивает он, доставляя удовольствие нам обоим, возвращая свой рот к моему.

Этот поцелуй глубже и продолжительнее. Он напоминает о спутанных простынях и скользкой коже. Если поцелуй с ним был ошибкой, я хочу повторять ее снова и снова.

Не знаю, кто сделал первый шаг, но в следующее мгновение я уже лежала под ним на потрепанном диване. Он так хорошо чувствовал себя на мне, что мне почти хотелось вылезти из собственной кожи, потому что желание его было так сильно. Его руки повсюду на мне, нетерпеливые от собственной настойчивости. Мои бедра раздвинулись, чтобы придвинуть его ближе, и я сразу зашипела от удовольствия. Все, о чем я могла думать — это то, что я желала большего.

Но малышка выбрала именно этот момент, чтобы начать плакать.

Уокер застыл надо мной, недоверчиво вскинув голову. Мое тело обмякло от разочарования, и я прижала руки к лицу, пытаясь сохранить хоть какое-то подобие самоконтроля. Осторожными движениями он поднялся на ноги.

— Я позабочусь о ней.

Я была благодарна самой себе за этот момент, за то, что смогла собрать воедино те части себя, которые в этом нуждались. Я была близка, так близка к краю, а он едва прикоснулся ко мне. Если я думала, что будет легко заниматься этим совместным воспитанием, не усложняя его, то теперь поняла, как сильно ошибалась.

Уокер

— Нам нужно поговорить.

Никто не любит слышать эти слова, но я ожидал их с тех пор, как мы поцеловались той ночью перед Рождеством. Мы смогли преодолевать напряжение между нами, пока заботились о Грейси, но ее поцелуй со мной изменил все.

— Знаю. Грейси успокоилась? — спросил я.

— На какое-то время, — Эйвери плюхнулась на диван рядом со мной.

Прошло два дня с Рождества, но я не мог заставить себя уйти. Открывать подарки с Грейси, Рози и Эйвери было таким праздником, какого я никогда не получал в детстве после смерти брата. Возможно, я хотел впитать в себя как можно больше, да и Эйвери не была против.