Его слова, намекавшие на опасность, исходящую от темных магов, будоражили мое воображение. Я чувствовала некое беспокойство, тревога пронзала меня холодным ветром. Тогда, во время ужина, я об этом не задумывалась. А Безтваж смотрел на меня пристально, словно проверяя, понимаю ли я, что это за угроза.
Поворачиваясь набок, я пыталась отогнать эти мысли, но они снова и снова всплывали в сознании, не давая мне покоя. Бесчисленные вопросы роились в голове, не находя ответов. В комнате было тихо, но казалось, что в темноте притаились тени тех, о ком говорил Безтваж.
Кошмар. Это что уже, привет, паранойя?
Я закрыла глаза, но вместо покоя пришли образы. Мрачные фигуры, таящиеся в тени, лица, скрытые капюшонами. Я вздохнула, стараясь успокоиться, но сердце билось учащенно. Одеяло казалось тяжелее, воздух гуще. Вслушиваясь в тишину, я пыталась найти хоть какую-то ясность в своих мыслях. Но, как и ночь за окном, они оставались туманными и тревожными.
Наверное, место такое. После похищения, встречи с тенью и курящим козлом и не такое будет мерещиться.
Я перевернулась на другой бок, натягивая одеяло до самого подбородка. В глубине души тлела тревога, и я не могла избавиться от ощущения, что завтра все может измениться. Слова Безтважа звучали предупреждением, но также и вызовом.
Он говорил о произошедшем с такой уверенностью, словно знал каждого из них лично. Я пыталась представить себе, что может заставить человека отречься от света и погрузиться в темноту, но ответы ускользали, как песок сквозь пальцы.
Или же тут всё не так? Ведь сейчас это всё мои домыслы. Механику того, как становятся темными магами, мне предстоит ещё узнать.
Я вспомнила, как он сидел напротив меня, его глаза мерцали в свете свечей, когда он рассказывал обо всём. Это было страшно, но в то же время завораживало. А ещё я совсем неуместно пялилась на Безтважа чисто с эстетической точки зрения. За это мне должно было быть стыдно. Но не было. С возрастом как-то теряешь… нет, не совесть, но чувствительность к тому, что скажет кто-то, если сумеет прочитать мои мысли. А мысли за столько веков не научился читать никто. Поэтому и страдать по этому поводу не вижу никакого смысла. Но все же какая-то часть меня хотела узнать больше, хотела понять, как можно бороться с таким злом.
Мысли снова и снова возвращались к последним словам Стинека: «Будьте осторожны, Агнешка».
Что этот тип имел в виду? За ужином он был увлечен едой. Был ли это просто совет или предупреждение о грядущей опасности? Я почувствовала, как холодок пробежал по моей коже, и снова перевернулась, тщетно пытаясь найти удобное положение. В комнате стало душно, и я приоткрыла окно, впуская свежий ночной воздух.
Звезды мерцали на темном небе, как тысячи глаз, наблюдающих за мной. Я прикрыла веки, пытаясь сосредоточиться на дыхании. Говорят, помогает успокоиться. Но это не точно. Если бы люди справлялись одним дыханием, то никто бы не изобретал бехеровку. В душе росло странное беспокойство, и я поняла, что эта ночь будет долгой. Явно не из приятных.
Через некоторое время я снова вернулась в постель. Может быть, побродить по дому? Вряд ли Безтваж будет в восторге, конечно. Нарываться не стоит.
Я посмотрела на руку, где скрывался колокольчик скржаток. С малышами надо связаться, но не сейчас. Возможно, от меня и ждут действий, подобных чему-то такому. Сразу палиться своей суперсилой? Ну нет. Пусть и суперсила – это четыре меховых комочка, что любят покушать.
Лежа в постели, я осознала, что, несмотря на угнетающие размышления, во мне зародилось что-то новое.
Интерес. А ещё откровенное ощущение, что тут не складывается одно с другим. Безтваж не пытался меня запугивать. И это предложение работать на него… Неужто такая проблема с кадрами?
«Ну вот ты колдун без лица, — ехидно заметил внутренний голос. – Будет у тебя толпа желающих?»
Смотря… какая зарплата, в общем-то. И это я завтра непременно спрошу.
Сон уже почти принял меня в свои объятия, когда внезапно я услышала странные звуки. Сначала это был тихий вой, похожий на стон ветра, пробирающегося сквозь щели оконных рам.
— Что за… — Я открыла глаза и прислушалась, пытаясь понять, откуда он исходит.
Вой нарастал, становясь все громче и отчетливее, превращаясь в нечто зловещее и неприрученное.
Потом донесся смех — странный, леденящий душу. Бр-р-р. Он был громким и резким, звучал так, будто кто-то насмехался надо мной. Исходил из ниоткуда. Был повсюду одновременно, заполняя комнату и заставляя меня вжаться в постель. Я попыталась подняться, но страх не давал лишний раз шевельнуться. Сердце стучало так громко, что, казалось, его удары отдавались эхом по всей комнате.
К смеху присоединились вопли, полные боли и отчаяния. Они прорезали тишину, как нож, заставляя кровь стыть в жилах. Мамочки, это ещё что такое? То самое, о чем предупреждал меня Стинек?
Эти звуки были настолько реальными, что воображение сразу рисовало страдающих людей, терзаемых неведомой силой. Мурашки побежали по спине, а ладони стали влажными.
Кошмар.
Я понимала, что должна что-то сделать, но страх сковывал меня по рукам и ногам. Мысли метались, пытаясь найти объяснение происходящему. Может быть, там кто похуже черного козла и теней? Те самые, кто мог перекусить нами в лесу?
Их присутствие ощущалось в каждом углу комнаты, будто невидимые глаза следили за мной.
Наконец, я собрала все свое мужество и встала с постели. Комната казалась более темной и чуждой, чем когда-либо. Я шагнула к двери, но звуки не стихали. Вой, смех и вопли сливались в какофонию ужаса, оглушая меня. Почувствовав, как внутри растет паника, я все-таки старалась держать себя в руках.
— Кто здесь? — сорвалось с моих губ, но ответом был лишь очередной приступ смеха.
Я ощутила, как холодный пот стекает по спине, и поняла, что эти звуки не прекратятся сами по себе. Нужно срочно что-то делать.
Сделав глубокий вдох, я приблизилась к окну, надеясь, что свежий воздух поможет мне собраться с мыслями. Но едва я сделала шаг, как тени в углах комнаты зашевелились.
— Не вижу, не вижу вас! – пробормотала под нос.
Я дрожащими руками распахнула окно, впуская в комнату холодный ночной воздух. За изгородью раскинулся лес, и, к моему удивлению, он не казался таким густым, как раньше. Сквозь редкие ветви деревьев мелькали огоньки, словно кто-то зажег факелы среди темных стволов. Я вгляделась внимательнее, пытаясь понять, что происходит.
Внезапно кусты, что росли ближе к дому, затряслись. Я застыла, наблюдая, как они раздвигаются, и оттуда с пронзительным воплем вылетел скелет.
Настоящий. Скелет.
Он несся, размахивая костлявыми руками, и его глазницы светились красным светом. Я не могла поверить своим глазам, и даже вскрикнула, отшатнувшись от окна.
Следом за скелетом выскочила Белая Панна — призрачная фигура в белом платье, держащая в одной руке кастрюлю, а в другой — поварешку. С искаженным гневом лицом она неслась за скелетом, выкрикивая:
— Вернись сюда, паразит! Я тебя живьем сварю!
— Спасите! Я больше не буду! — отчаянно вопил скелет, его костлявые ноги едва не путались в лохмотьях, оставшихся от некогда приличного наряда. — Прошу, пощадите, пани-и-и!
Они мчались по ночному саду, причудливая пара, словно сошедшая с полотен безумного художника. Скелет, казалось, отчаянно пытался уйти от своей разъяренной преследовательницы, но его движения были неловкими и дергаными, как у марионетки на нитях. Белая Панна, размахивая кастрюлей, явно намеревалась догнать и покарать несчастного, и каждый ее удар поварешкой сопровождался звоном, разносившимся по ночи.
— Сварю-ю-ю!
Угроза звучала весомо. Правда, зачем его варить – оставалось загадкой.
Я стояла, не в силах отвести глаз от этого странного зрелища. Белая Панна выглядела так, будто ее единственной целью в жизни было наказать беднягу.
— Ах ты, негодник! Еще раз увижу тебя в кладовой — не сносить тебе головы! — кричала она, а скелет, спотыкаясь, продолжал вопить: