Под ногами Риттера земля становилась все более черной, и его все сильнее затягивало внутрь. Он физически ощущал, как стал в стократ тяжелее и погружается в пучину. Мир и Риттер становились все более пустыми с каждой секундой.

“Безразличие вселенной”.

Сила тяги стала слабеть. В ответ на это перед глазами вновь появилось лицо Мелиссы, но теперь она не улыбалась. Теперь ее взгляд был безразличным, и Риттер ощутил укол в сердце.

“Ей плевать”.

Тени вокруг снова начали сгущаться, но душа юноши отчаянно боролась. Что-то внутри рвалось и металось, и хотя тьма пыталась это заглушить, Риттер еще чувствовал себя живым.

“Безразличие вечности”.

— Да что это значит? — внезапно бросил раздраженный Риттер.

— Ах да. Вселенной плевать, вот что, — сам себе ответил юноша.

Тьма отступала и нападала вновь, пока сам герой сознательно и подсознательно боролся. Он бросался то в раздражение от собственного бессилия, то в непомерную скорбь по забытому миру. В опустошающую пустоту, не принимающую ничего, и в радость от магических изысканий, доступ к которым подарила Мелисса. Чувства сменялись простой благодарностью к ней и вновь возвращались во тьму самобичевания.

В этом бесконечном перетягивании каната Риттер то вспоминал, то забывал причины, по которым движется вперед, идеи и идеалы, мечты. Мир пытался отобрать все это. Нет! Не мир. Кто-то другой. Юноша вновь разозлился и на этот раз уже не сдерживался. Водоворот сомнений и печали смело ураганом из стальной воли, которую он так отчаянно скрывал от каждого встречного. Он хотел рвать и метать, хотел сражаться, хотел… Вырваться. И он знал, как это сделать. Осталось только найти эти воспоминания.

Скитаясь по бесконечным лабиринтам, выстроенным им же самим, юноша по крупицам собирал все то, что было когда-то его личностью. Он находил себя за закрытыми дверями, молившего не открывать их. Находил чудовищ, убивающих всех и вся, и которые не хотели останавливаться. Встречал гордецов и бесконечно ленивых существ, до боли похожих на него самого. И он верил им. Принимал их. Сочувствовал им.

Когда тьма начала отступать, бесконечно накручивающий себя Риттер вспомнил, где он оказался, вспомнил себя, и через что он прошел. Он начал кричать на пределе своих возможностей, бросая очередной вызов могущественному противнику:

— Думаешь, ты можешь загнать меня в пучину отчаяния?!

Он стоял посреди вихря, тяжело дыша, словно держал всю боль двух миров на своих плечах.

— Я человек! Худшее из бедствий, а вселенной плевать!

— Тебе не сломить меня!

Вдохновленный своими кредо, Риттер Морс вырвался в свет из тьмы своих переживаний.

Он оказался среди гнилых досок и покрытой пылью разрухи где-то в глубине заброшенного поместья. Тьма, окружавшая его, быстро отступила, но не исчезла. Её мерзкие щупальца тянулись к голове Риттера, но эйфория, смешанная с накрученной яростью, заставлявшие его тело дрожать, словно клинками отбивали каждый отчаянный рывок в его сторону.

Маленькая принцесса была повергнута в шок ответом Архонта и проплакала несколько дней к ряду. Тени обступали ее со всех сторон, а вместе с ними и мать, сильно злящаяся на дочь за столь бесцеремонный и опозоривший ее поступок, с утроенной силой бросилась заниматься воспитанием дочери. Все больше уроков этикета, более строгие платья, в которых было невозможно шевелиться. Даже общение с папой сократили до минимума, чтобы показать, что она в опале. Но девочка сквозь слезы и негодование твердо решила, что она обязательно станет ученицей Архонта. По ночам, после того, как мать и слуги оставляли ее в покое до самого утра, маленькая принцесса доставала из матраса украденный из оружейной меч и начинала практиковаться. Иногда краем глаза она видела, что в тенях ее не освещенной комнаты прячутся чудовища, которые, словно в ожидании пира, притаились до тех пор, пока добыча не созреет. Но девочка была настроена добиться своей цели во что бы то ни стало.

Спустя пару недель принцесса, полная решимости показать чему научилась, вновь вырвалась из незримой клетки этикета и, прибежав на тренировочную площадку, оказалась раздавлена словами одного из солдат, сообщившим, что Арес Диокитис покинул владения её папы.

Ближайшей ночью смеющиеся тени стали смыкаться еще сильнее, но остановились, когда чей-то зловещий голос прошептал: “Еще не время”. И снова девочка, ведомая своей упертостью, продолжила тренировки, чтобы рано или поздно стать ученицей Владыки Войны.

Мелисса плыла по течению. Реальность представляла собой лишь точку в пространстве, и этой точкой был кто угодно, кроме самой девушки. Она была тенью, кем-то на фоне. С бесстрастным лицом она наблюдала за тем, как другие жили, творили, были счастливы, были нужны, и затем умирали. И ей было все равно. Мелисса чувствовала себя бессердечной. Чувствовала, что ей плевать на них. Чувствовала стыд. И как бы она ни пыталась запомнить тех, за кем наблюдала, стоило им пропасть из её реальности, как она забывала об их существовании. Помнила только то, что забыла кого-то важного. Черная река продолжала свое шествие вокруг девушки. Даже река была центром чьей-то вселенной.

“А зачем я здесь?”

Когда-то её путешествие по реке прервал чей-то крик, но вместо того, чтобы обернуться, девушка только сильнее захотела вернуться к реке. Бесконечная тьма объяла ее и позволила продолжить путешествие. В одном из снов, так она это называла, девушка видела жизнь Ваэль и Паскаля. Они были счастливы. Но Паскаль исчез, и Ваэль стала бесконечно печальной. Мелисса видела, как темные воды тянутся к Архонту, но ничего не сделала. Она знала, что эта пучина обязательно доберется до Ваэль, но почему-то так и не смогла вмешаться. Мелисса отправилась дальше. Она запомнила встречу с Архонтами, но вместе с этим ощутила, что забыла про кого-то важного. Она знала, что рано или поздно Ваэль тоже окажется здесь. Тьма это знала.

Чей-то крик снова прервал её летаргию. Но мягкие и всепоглощающие объятия тьмы вновь предложили Мелиссе вернуться, и она сделала это. Продолжая плыть по бесконечному течению скорби, девушка видела боль каждого ступившего на этот путь. И забывала каждого. И ни один из встреченных не запоминал её. Она была только тенью, крохотной частичкой этого бесконечного водоворота. И девушка была уверена, что в центре водоворота кто-то есть.

— Агнолия знала? — спросила Ваэль, вернув времени ход.

— Да, я рассказал ей все то же самое после битвы за Те Шуль.

Архонт тяжело вздохнула. Один из немногих хоть сколько-нибудь надежных союзников только что сообщил ей о том, что является перебежчиком от их злейшего врага к потенциально более опасному врагу. Да и надежным он был только потому, что ему доверяли Арес и Агнолия.

— Знаешь, лучше бы ты соврал, — она отвернулась в сторону пустошей.

— Я никогда не был лжецом. В этом мире мне впервые пришлось примерить эту личину, и это отвратительно.

— А мне что теперь делать? Как я могу доверять тебе? Речь ведь идет не о какой-то мелочи. На кону стоит много жизней. Слишком много. Тебе нужно было сразу сказать мне все это, в тот момент, когда мы впервые услышали о тебе.

— Разве Вы не убеждены, что Первый Архонт — ваш враг?

— Я — нет. Не знаю, что там сказали их покровители другим Архонтам, мне же о нем не сказали ничего. Только дали Печать, и…

— И что? Что это за Печати Архонтов? Я впервые о них слышу.

— Хронос сказала, что… Что-то… Я не помню, но… Моя печать должна быть сломана последней. Черт возьми. Она знала!

— Госпожа, что это за Печати?

Ваэль резко повернулась к собеседнику, осознав, что её богиня никогда не была против уничтожения Печатей.

— Это артефакты с осколками души Первого. Они запечатывают его силу. По крайней мере, к такому выводу пришел Паскаль. Ты правда этого не знал?

— Нет. Но теперь я понял.

— Возможно, мы действительно должны сломать печать Паскаля, — Ваэль принялась размышлять вслух. — Тогда мы сможем не только ослабить демонов, но и усилить Риттера, если, конечно, он Первый, а значит поможем им с Мелиссой разобраться с проблемой, если только он… — она вновь быстро повернулась к Лассаэру. — Расскажи мне все, что знаешь о нем!