Этот последний повод все-таки убедила Полиникоса; возможно, юношеское любопытство взяло вверх,  и он уступил.

Однако, когда он уже оделся для церемонии, и собирался уходить на пир, то заявил Меликлу: — Я тебе еще раз повторю, все это великолепие не для меня и я ничего не могу с собой поделать. Да, я туда совершенно не вписываюсь, вот увидишь!

Дом, а точнее дворец Агамена, мог ослепить самых богатых вельмож сурового мира того времени, еще не привыкшего к роскоши. Длинный мощеный двор, окруженный портиком, был полон людей. В глубине  деревьев, увешанных гирляндами из листьев, в ряд выстроились рабы, их черная кожа отражалась в молочно-белом мраморе.  Агамен стоял на ступеньках у входа со двора в мегарон   и  приветствовал гостей. Рядом с ним стояли две рабыни, державшие корзины с цветами – Агамен сам возлагал венки на головы каждого входящего гостя. Во дворе  между двумя рядами бьющих фонтанчиков  уже собралась огромная толпа званных гостей в белых и ярких платьях

Специальный распорядитель церемонии громко   называл имена и достоинства каждого входящего гостя,  а слуги показывали вновь прибывшему его место.

Полиникос, опьяненный всем этим, был очень рад, наконец,  что оказался за столом  рядом с Клеоменом и Килоном, почтенным покровителем и тренером афинской труппы в гимнасии.

Он хорошо знал их обоих еще по тренировкам в гимнасии, и они оба были к нему благосклонны.

Клеомен с редкостной беспристрастностью истинно великого спортсмена не злился на Полиникоса за поражение, которое тот потерпел в беге на длинную дистанция; напротив, он проникся к Полиникосу доверием,  дал ему несколько советов и многое объяснил ему; он только горел желанием сразиться с ним еще раз… то ли в Афинах, то ли еще где-нибудь на первых же Обще-греческих Играх.

Килон сам был известным победителем соревнований несколько лет назад.  В решающий день забега он был очарован строением тела Полиникоса и показывал на  его торс как на образец для подражания бегунам всей своей группы. И сейчас, когда он увидел смущение Полиникоса, он понял его и, в свою очередь, поделился с ним своим мнением.

Зал, вмещавший около двухсот человек, был полон. Пир должен был длиться три или четыре дня. Самые уважаемые гости сидели на больших, красивых резных креслах, на так называемых тронах,  другие на стульях и сидениях, богато украшенных бронзой. Приемный зал из розового мрамора был усыпан цветами. Колонна была обернута венками и гирляндами из роз.

Глаза Полиника были ослеплены всей этой красотой, сияющей белизной одежды знатных гостей и разнообразием цветов, которых было в множестве разбросано повсюду.

Килон наклонился к нему и указал глазами на благородных гостей. Сидевших на тронах.

— Вон, тот,  на самом почетном месте, дрожащий, болезненного вида седой сутулый старец, это архонт базилики - главный человек в Коринфе правитель и первосвященник одновременно, хотя на самом деле  он всего лишь марионетка, беспомощный старик, который  не может даже нормально есть. За него правят другие: Мирон, Лисий - архонт полемарх и вот этот наш хозяин, Агамен, от которого ты получил венок, на пороге.

— А кто вон тот высокий, серьезный человек с благородным лицом и с красивой белоснежной бородой?

— О, это Даматрион, когда-то главный стратег Коринфа и командующий флотом; правил он правда недолго, его свергли за воровство и взяточничество. Тем не менее за это время он накопил немалое состояние. Да, это пример для всей аристократии!!

Тем временем Полиникос взглянул на гостя, сидевшего к нему ближе всех. Это был мужчина не очень высокого роста, очень толстый, с массивными плечами и с большим животом. На широком красном лице выпирали, налитые кровью глаза, чуть не вылезавшие из орбит, как две огромные сливы; его совершенно лысый череп уютно сидел в складках толстой шеи украшенный маленькой, редкой бородкой и толстыми влажными губками — все это вместе создавало впечатление какой-то странной, отвратительной и нелепой маски.

— А тот,  у кого голова толстого Силена? — спросил он Килона.

— Это Хореон, брат или двоюродный брат Агамена, один из богатейших людей и самый большой мошенник и вор. Это такой жулик  и тиран, каких ты вряд ли еще найдешь. Он не занимает никаких должностей, потому что там ему пришлось бы прикидываться честным, да он и не хочет прилагать усилий.

— А чем же он занимается?

— Он торгует золотом и рабами. Он богач и находится в деловых отношениях с торговцами всего Коринфа, а может быть, и  всей Эллады. И вообще он  быстро прибирает к рукам все то, на что любой порядочный человек даже бы не взглянул.

Полиникос рассмеялся: — Я вижу здесь собралась хорошая компания.

— Самые великие и известные люди! — Клеомен наклонился к ним. — Не верь всему тому, что говорит Килон, Полиникосс. Он намеренно все преувеличивает. Он же демократ, он ненавидит господ и видит в каждом из них что-то дурное.

Килон рассердился

— Я говорю так не потому, что я демократ, а потому, что я знаю жизнь лучше, так как прожил дольше всех вас. Да, молодые люди, я разбираюсь в жизни лучше вас и многому чему могу вас еще   научить.

— А Солон? Что ты думаешь о Солоне?

— Солон был святым человеком, посланным богами. Но с тех пор прошло много времени и многое изменилось к худшему в священном государстве Аттики.

— Не ной, Килон. С тех пор, как тебя не избрали судьей, ты ожесточился и  тебе все перестало нравиться.

Клеомен рассмеялся и Килон в раздражении замолчал. Полиникос оглядел зал. За соседним столом рядом с ними  сидели четверо мужчин. Они тихо разговаривали друг с другом. Их движения были мягкими, свободными и культурными, особенно, когда  они обращались к прислуге и соседям, и так разительно  отличалось от беззастенчивой уверенности других гостей, что  невольно привлекали внимание окружающих.

- А это кто такие? – шепотом спросил Полиникос.

Килон посмотрел на него с удивлением.

 — За тем столом? О них, скорее, я у тебя должен спросить. Ведь это же ионийцы, твои соотечественники из Малой Азии. Напротив нас, вон тот, самый пожилой, это  Горгий, брат Фалеса, милетец, как и его брат, учёный, философ и астроном. Его глаза бледны от того, на что он все еще продолжает смотреть на звезды. Он чудаковат, но великий ученый, изучает почти  все науки, а  Солон сказал о Фалесе, что никогда не знал человека мудрее, чем он. Это сказал сам Солон, ты хоть понимаешь это, мальчик. И тот, кто с ним разговаривает, Гиппонакс Эфесский, поэт, певец и сатирик. Он еще молод, но уже известен тем, что уже тронул своими стихами многих людей, и мне они тоже нравятся.  Говорят, что он привез с собой целые свитки своих сочинений и стихов своей подруги, поэтесса Сапфо. Он прочитает их на симпозиуме. Обязательно послушай, они того стоят. Двух других я не знаю, но они тоже  явно не простые  люди, потому что у них глаза людей, видящих богов.  Глубокие и мудрые глаза. Таких ты не увидишь здесь,  среди коринфских купцов.

Полиникос кивнул, но через мгновение сказал: — Может и так, но они на всех смотрят как-то  снисходительно, как будто смотрят на варваров или на детей.