И он снова начинал лаять. По крайней мере, он понимал, что это был его собачий долг. И вдруг его бедную собачью голову  осенила мысль, что незнакомцы были не просто незнакомцами, а это  были  враги Диосса. Эта мысль возбудил в нем всю ненависть, и Аргос  превратился в единое черное дрожащее пламя ярости. Охранники старались держаться от него подальше и умоляли Терпноса не спускать этого черного зверя  с цепи. Судя по тому, как Аргос выглядел в этот момент, неудивительно, что у него была репутация самой ужасной собаки в Коринфе.

Через час-второй шум стих, незнакомцы ушли, все вернулось в нормальное состояние, но Аргос не мог успокоиться. Он жадно бросался на еду  и кидал быстрые взгляды на свою конуру. Ведь кто-то забрал же у него его жилище, и  он также может отобрать и его чашу с едой. Все могло случиться.

Аргос, конечно, не укусит и не причинит вреда своему другу, но он точно также может потерять и свои собачьи лакомства. Что тут  можно было поделать. Аргос  со вздохом лег рядом со своей собачьей будкой, еще недавно принадлежавшей ему, и впервые услышал изнутри льстивый, нежный, знакомый голос,  он вскакивает от радости, и снова его останавливает повелительный, приглушенный голос. Он снова  в недоумении.  Сегодня  он ничего не понимает.  Он ложится рядом с будкой с тяжелым вздохом, степенно сокрушаясь, что его жилище занято.

Тем временем Диосс тихо, как мышь сидел в сарае, и дрожал от страха, он не может понять, почему на странное поведение собаки никто не обратил внимание. Сколько раз он считал, что, все потеряно и уже ничего не могло его спасти.

Но прошли часы и ничего не происходило. Тишина!  Как будто все успокоилось.  Никто в доме толстяка  мельника не обращал внимания на собаку, ведь никому в здравом уме не придет в голову осмелиться приблизиться к конуре Аргоса, не говоря уже о том, чтобы спрятаться в ней! Это  было все равно, что  залезть в львиное логово.

Так прошел день. С наступлением сумерек Диосс вышел из своего убежищ, быстро поцеловал добрую, беспокойную голову собаки, в несколько прыжков преодолел стену и исчез в темноте.

Поле или, скорее, обширное пастбище было полно камней и гравия, между которыми виднелись пучки травы.  Днем здесь паслись отары овец и коз с перешейка. Местность была неровная, здесь  было много глубоких оврагов, трещин и ям. Но Диосс хорошо  знал эти места немного освещенные  наступившими сумерками. Он быстро шел  на запад подальше от Истмийского порта,  вдоль  обработанных  участков и садов, простиравшихся с этой стороны города.

Он проваливался по щиколотку  в свежевспаханную почву, пока не достиг твёрдой земли на каменистом холме, который начинался здесь и продолжал подниматься в направлении на север.

Диосс остановился  немного отдохнуть и отдышаться. Потом осмотрелся. Здесь было пустынно и тихо, а ночь темной и глаза мальчика едва могли что-то различить  сквозь пелену все сгущающихся сумерек, поэтому он скорее угадывал, чем видел все, что его окружало. Только на северном горизонте отчетливо вырисовывался черный силуэт большой горной гряды.

Путь Диосса вел туда. Диосс выбрал это направление не случайно. Еще сидя  в  конуре Аргоса он задумался о своем тяжелом положении. Сначала он решил бежать морем и попасть на любой корабль в порту Истмы  плывущий на восток и упросить взять его с собой, а он будет убирать им палубу, мыть кружки, управлять парусами, что он сделает все, что они захотят. Он думал так и поступить, и это решение казалось ему единственно возможным. И он сделал  бы так, если... если бы не услышал слова стражников, о том, как он сам  может попасть к ним в руки.

 — Конечно, — говорили  они, — он побежит, как и все, на какой-нибудь корабль в порту. Сегодня мы предупредим всех моряков на перешейке о рабе-беглеце, объявим награду и выставим патрули. Кроме того, все хорошо знают, какое наказание их ждет, если они укроют беглеца. Мальчишка попадется, как муха, в натянутую сеть, а затем дорого заплатит за все что натворил.

Диосс в ужасе застыл, услышав эти слова из своего укрытия. Конечно, он сразу же изменил план своего побега. Он решил добраться до соседнего порта Мегары или ещё дальше до Фалерона и только там поискать убежища на корабле. Но добраться до дальних  портов  через границы соседних областей городов  было не так-то просто.

Диосс хорошо знал обычный маршрут, ведущий вдоль побережья в Мегару, но он не мог пойти этим путем.

На нем всегда было полно стражников, ловцов рабов, которые проверяли всех подозрительных, направлявшихся на север. Там нельзя было их избегнуть, так как в Коринфе каждый человек, мог посчитать Диосса своей добычей.

И он решил уйти дальше от моря через необитаемые  горы, отделявшие Коринф от Мегары. Он мог бы скорее встретить там диких животных, чем людей, но там легче было найти убежища в зарослях низкорослые деревья, в расщелинах и лесных прогалинах. Как ему казалось, это был  единственно правильный путь.

Но теперь, ступив на него, Диосс заколебался. Так, как он лежал в сторону  черного, покрытого лесом горного хребта, Диосс содрогнулся от страха. Он помнил все слухи, иногда правдивые, иногда надуманные, которые он слышал о паломниках, растерзанных волками, съеденных пантерами и медведями и о  силенах, злых лесных богах, преследующие всех, кто посмеют нарушить покой их таинственного царства.

 Ветер дул с северных гор, а он с тревогой смотрел сквозь кроны ближайших деревьев. Диосс почувствовал, что дрожит от страха и холода. Он сделал несколько неуверенных шагов и остановился. Он находился на опушка леса. Деревья шумели настороженно, испуганно и боязливо, как будто предупреждая его  об угрозе. Редкие кривые сосны, как плечи  раскинули свои чудовищные  ветки,  можжевельник и черные клочья кустарника пригнувшиеся к земле были похожи на волков, преследовавших  и приближавшихся к нему.

Внезапно тишину нарушил  демонический гогот. Диосс подумал, что  где-то глубоко в лесу силен вышел на охоту.  Он со страху присел на землю. Его трясло, он вспотел, но  нашел в себе силы шагнуть вперед, стиснув зубы, чтобы не закричать. Прошло несколько мгновений, прежде чем он понял, что это всего лишь лесная птица, а не страшный демон, который летит сюда, чтобы расправиться с ним. Но Диосс остановился и стоял как вкопанный. Ему было страшно оглядываться назад и смотреть вперед, он никогда не думал, что в  лесах могло быть так  жутко. Он прижался лицом к земле и как ребенок беспомощно заплакал.

В конце концов, он и был еще ребенком. Ему было всего десять лет.

— Мама, мама, — рыдал он, — сестра!

Холод ночи оживил его; приближалась осень и стало заметно холоднее.

«Как, так?  Он, Диосс, зовет на помощь мать и сестру, и они там, в тюрьме ждут помощи только от него. Что бы на это сказал Полиникос? Что бы на это сказал Меликл!  Им стало бы стыдно за такого друга!»

Диосс с трудом поднялся на ноги и приготовился идти дальше. Он перестал смотреть по сторонам на очертания, скрытые в сумерках, и старался не прислушиваться к голосам ночи; полностью сосредоточившись и замкнувшись в себе, он пошел вперед, глядя  прямо перед собой только на землю.