— Да, я должен уйти, — прошептал он тихим голосом.

— И вы не вернетесь?

Полиникос взял ее за руку.

— Я вернусь, клянусь Зевсом, обязательно вернусь! Я вернусь к тебе, девочка!

— Полиникос! — раздался  издалека голос Меликла.

Полиникос выбежал из комнаты.

Через полчаса милетский корабль тихо вышел из большой гавани  города. Эвклея стояла на крутом берегу, глядя в темную ночную даль. Перед ней маячила тень Диосса.

— О, Эвклея, что он тебе сказал?  Он  вернется  когда-нибудь, скажи, вернется?

— Я не знаю, братишка… может быть и вернется.

Потом наступили странные дни. Дни сменялись вечерами, вечера ночами. Со стороны  казалось, что все шло как прежде. Власти оставили их в покое. Через несколько часов после отъезда Полиникоса к ним нагрянули стражники, но когда они узнали, что милетцы отплыли, ушли и больше не появлялись. Все вернулось к нормальной жизни. Да, семья Карии могла бы быть удовлетворена последними несколькими днями. Они заработали немного денег, поэтому  смогли  купить кое-что из одежды, а  кувшины и кухонную утварь, которые  им оставили ушедшие милетцы тоже  имели определенную ценность.

— Мы должны быть довольны, — сказала мать.

Эвклея ничего не ответила, только опустила голову и отвернулась,  чтобы мать не видела слез, которые  появились в ее глазах. Мать не позволяла ей и думать о Полиникосе. Она видела и слышала , как молодой человек прощался с ней, когда уходил. Она боялась, что девушка будет  придавать его словам слишком большое значение и начнет плести какие-нибудь не сбывающиеся мечты и строить  планы.

Действительно,  навряд  ли можно было рассчитывать на то, что достаточно богатый молодой  холостяк, атлет, стоявший на пороге большой известности, решит жениться на девушке из бедной семьи и неопределенного происхождения. В то время родители в основном самостоятельно решали вопросы брака: невест искали среди знакомых примерно такого же достатка и социального статуса. Они мало учитывали желания молодых и часто невесты первый раз знакомились с женихами только на свадебных пирах.

При таких обстоятельствах пылкие слова Полиникоса на прощание  только свидетельствовали о временном душевном порыве парня и не могли иметь какого-то значения.

Так ей говорила мать, и Эвклея не решалась ей противоречить; она сказала, что все понимает и вполне сознает неисполнимость своей мечты. И перестала вообще говорить со своей матерью о милетских постояльцах, чтобы ей  снова не пришлось плакать.

Она окутала себя молчанием. Все было как прежде, и даже появился кое-какой достаток. Девушка прекрасно понимала, что все в порядке.

Но что делать с памятью о прошедших мгновениях, как отвергнуть желания молодости, чем их заменить? Что поделать с одиночеством, которое смотрит с каждого угла, с тишиной, звенящей в ушах?  И вот Эвклея ходит в своем доме, как и в чужом, и смотрит на все с удивлением. Действительно здесь когда-то были  молодые люди, которые наполняли весь дом своим шумом, рассказами, песнями и смехом, такими не похожими на слова полные тоски по жизни , совсем не похожими на заботы о  буднях бедняков. Неужели существует такая жизнь у молодых?

А сейчас что? Теперь все шло как прежде. Кажется, как только Эвклея этим увлекалась, ослепла на некоторое время, и вдруг на короткий миг увидела мир, солнце, суету, жизнь, любовь – все это кружилось перед ней, красиво сияло, волшебным светом, который померцал перед ней и внезапно исчезал. И снова стало темно как прежде. И Эвклея снова стала прежней, может быть, немного печальнее, еще молчаливее и бледнее.

Диосс иногда видел, как сестра неподвижно стояла перед домом и смотрела на огромное море.  Она смотрела только на восток, всегда на восток, на  далекий горизонт и  синюю гладь, ища  белые паруса.

 Где-то там,  далеко-далеко, за морем, находится прекрасный остров Самос и Милет.

Диосс подошел к ней и взял ее за руку. Девушка когда возвращалась домой не стыдилась Диосса и  не скрывала от него своих слез. Только от него одного.

У Диоса теперь не было секретов от сестры. Он даже рассказал ей о своих тайных встречах с собакой мельника Аргосом и дружбе с ней,  и о том, как его обнимает этот страшный пес. Диосс не забывал своего старого друга даже в самых занятые времена, когда Полиникос жил у них и посещал его, по крайней мере, каждую вторую или третью ночь.

Прошло несколько дней. Однажды вечером дом Карии снова посетил настырный гость, их отчим Дромеон.  Охотник за рабами пришел  снова с Терпносом, которому он задолжал большую сумму денег. От людей он узнал, что Кария купила на деньги, которые они заработали кое-какую одежду и еще кое-что.   Он решил забрать все это и расплатиться с долгом.

Но его поход за деньгами провалился. Диосс вовремя увидел его в саду у Терпноса,  предупредил сестру, и они быстро убрали все, что представляло собой хоть какую-то ценность.

И вот, когда Дромеон пришел с мельником, Эвклея некоторое время задержала их перед дверью, давая братьям   возможность спрятать свои скромные сокровища. Когда злодеи вошли, они вообще ничего не нашли из того, что можно было забрать. Дромеон и Терпнос  так проклинали Эвклею и Диосса, что  множество любопытных собралось возле их дома с разных концов улицы. Диосс укрывшись  за стенкой, молчал и ничего  не отвечал на оскорбления. Терпнос был весь красный, а  Дромеон, бледный от гнева, вскочил на скамейку и попытался ударить Диосса своим посохом, но ему это не удалось.  Диосс в ответ бросил в него большой кусок штукатурки. Люди вокруг разразились смехом. Чтобы не стать объектом шуток и насмешек, Терпносу пришлось отступить от позорной осады.

— Подожди, уличный ублюдок, — кричал он, — я еще преподам тебе урок. Я еще поймаю тебя!

Диосс ему ответил:

— Лучше ты сам подожди, Терпнос, пока не вернется мой друг Полиникос, а он то, уж точно  с тобой разделается.  Полиникос за нас заступится и тогда такой мошенник, вор и вымогатель  как ты узнает,  как обижать  нас, бедняков.

Терпнос и Дромеон быстро ушли. Поле боя опустело, люди разошлись. Через некоторое время пришла их мать Кария. Уже стемнело. Диосс с гордостью  рассказал, как им удалось спасти свое имущество и как они вышли победителями из этой ситуации.

Бедные люди даже не подозревали, как сурово им придется расплачиваться за этот момент мимолетной победы.

Хореон, почтенный коринфский купец, сидел на мягком ковре, покрывавшем мраморную скамейку. Он был совсем нагой, потому что только что вышел из ванны в саду. Рабы натерли его ароматным маслом и освежающим эликсиром и массировали его толстое тело. Специально обученный парикмахер-сириец умело выпрямил и укладывал его  редкую бородку, и ему приходилось быть очень осторожным, чтобы не прикоснуться к шраму вокруг губ своего хозяина. У Хореона все еще оставался шрам