— Если бы ты это  сделал, ты бы не вышел  оттуда живым. И мне было бы наплевать на тебя.

Килон заговорил:  — Клеомен, возвращайся на пир, не надо, чтобы тебя увидели с ним.

— А  как насчет тебя, Килон?

— Я старый и мне нечего опасаться. Они не посмеют поднять на меня руку.

В этот момент их догнал четвертый человек.  Это был Калиас, запыхавшийся, усталый, пыхтящий как кузнечные меха

— Возвращайтесь назад, афиняне, — сказал он, — я сам сопровожу его, чтобы… чтобы…

Калиас остановился на пол-слове, чтобы отдышаться.

— Ты друг Полиникоса?

— Да. Боги наказали меня этой дружбой, в каком-то смысле? Это так и есть.

— Тогда объясни ему, что он не должен оставаться в Коринфе ни минутой дольше. Ты понимаешь?

— Я понимаю? Из-за Хореона!  Он выйдет в море через час или около того. Меня зовут Калиас.

— Лучше через полчаса, Калиас.

— Я понял! Так будет лучше, афиняне.

Они расстались. Внезапно Полиникос, которого тащил Калиас, дернулся и  остановился

— Зачем мне бежать, что я наделал, скажите мне?

Калиас поднял обе руки к небу: — О боги! — простонал он. — Он все еще спрашивает, зачем.  Он разбил кубком голову самому знатному  гражданину Коринфа, оскорбил члена совета и брата правителя города и спрашивает, зачем. Разве ты не заметил, дурак, что никто из гостей  не  посмел сказать ни слова, когда этот негодяй убил своего мальчишку-раба? Никто! Ты понимаешь?! Хотя, убив человека на симпозиуме, он сильно оскорбил и обидел всех пирующих.

— О каком оскорблении может идти речь … Ты видела этого мальчика, Калиас?

— И чего тебе беспокоит этот иноземный раб, дурак, дурак, трижды дурак!

 — Не оскорбляйте меня сейчас, Калиас, не называйте меня дураком, мне и так тошно! —  Полиникос был очень расстроен. — Ну-ну, а если  вы  такой мудрый, и все знаете, то скажите, как это из-за меня вы выбрались из этой дыры целым и невредимым. Как?

— А, вот так, драгоценный господин. Когда ты вышел из усадьбы, он уже отдавал приказ слугам Агамена задержать тебя. Но я поймал его за руку. — Не делай этого, Агамен, — сказал я ему. — И Агамен повиновался тебе?

— Я сказал ему, что ты сын архонта  и двоюродный брат Поликрата Самосского, ты понимаешь, ты, кузен Поликрата.

— Я?

— Да, ты.

Полиникос был так удивлен, что немного расслабился: — Но это же неправда! — прошептал он.

— Конечно, это неправда. Но Агамен опешил, остановился и позволил тебе уйти живым.  Победителя Игр еще можно арестовать, но родственника одного из самых богатых эллинских правителей Агамен не посмел тронуть.

— Хорошо, а если он узнает, что это не правда.

— Конечно, узнает, но прежде чем они опомнятся, от того, чем я заморочил им голову, пройдет полчаса, а может быть и час. Так что сейчас ты должен бежать. Скорее всего, они не знают, где ты живешь, а может, и знают,

Так что у тебя еще есть время. Клянусь всеми богами, мне кажется, я уже слышу  шаги преследователей

Некоторое время они прислушивались, но издали до них не доносилось, ни звука. Калиас глубоко вздохнул.

— Да!  Я жертвую собой ради тебя, я лгу, спасая тебя, будто я твой отец, а ты  возмущаешься, когда я называю тебя  дураком.  О, справедливость!

— Простите, Калиас. Но что будет, когда окажется, что вы им солгали?

Калиас пожал плечами: — Что будет? Я скажу, что был не прав, что ошибся. Никто не поднимал головы  и ничего не слышал, в таком смятении. А у Поликрата действительно есть двоюродный брат, с таким же именем, как и у тебя.

— Да, у Поликрата?

 — Да, у Поликрата! У Поликрата есть двоюродный брат Полиникос! Так что здесь легко ошибиться! Не волнуйся! Не волоска не упадет  с моей головы. Только я бы не хотел, чтобы нас  увидели вместе! Так что, давай иди быстрее, пока есть время. Быстрее!  Кто из нас с тобой  скоростной бегун? Ты, или я?

— Но почему я должен бежать, как вор в ночи, — огрызнулся Полиникос.

— О боги! Если бы ты был моим сыном... Нет, это было бы вдвойне  ужасно! …

— Потому что один из братьев Хореона — правитель Коринфа, а другой — начальник стражи, и у него самого есть двести рабов, кроме охраны и слуг. А еще потому, что никто из этого благородного рода Креонидов никогда и никому не прощал малейших оскорблений, а тем более выбитых зубов, не говори об этом большем. Так что, Полиникос, не расстраивай меня.

Когда Меликл узнал о случившемся, он сразу понял, что им нельзя терять ни минуты. Он немедленно взял на себя инициативу и стал подгонять своих друзей, чтобы они поспешили. Диосс, отошедший от сна, сразу же был отправлен на угол улицы, чтобы предупредить их,  если появятся стражники, рулевому было приказано  идти на корабль и подготовить его к отплытию, а сам Меликл и Полиникос  принялись  собирать плащи, одежду и оружие.

Полиникос дрожал всем телом.

— Меликл, — жаловался он, — почему мы должны сегодня бежать после  вчерашних  торжеств  как воры... скажи.

Меликл ничего не ответил, а просто лихорадочно собирал вещи.

— Меликл, разве ты не злишься на меня так же, как Калиас?  Меликл!

Меликл обнял его.

— Полиникос, ты сделал все как надо,  и я бы на твоем месте, наверное, поступил точно так же. Но я бы не стал спрашивать, почему я должен бежать сейчас. Ты понимаешь?

— Быстрее, быстрее! — призывал Калиас, время от времени, выглядывавший наружу, на улицу.

Из соседней комнаты вышла мать Диосса, и Эвклея, трясущиеся от страха.

Меликл протянул им деньги за ночлег.

— Эти чашки и кувшины   тоже ставьте себе на память  о нас, хорошо, — произнес он, уходя.

В тот момент Эвклея подняла на  Полиникоса свои прекрасные, изумленные и испуганные глаза.

— Вы уходите, господин?! — воскликнула она.

Полиникос уставился на нее. Она еще не отошла от сна, и вышла с  растрепанными волосами, ее глаза были  полны слез, а рот еле  сдерживал дрожь. Полиникосу она показалась такой прекрасной, такой красивой, таким дорогим  существом. Внезапно он почувствовал, как у него сжалось горло, и он ничего  не может сказать.