— Ненависть к бастардам, — я помнил, что рассказывал о нём Виталий.

— Именно, — невесело усмехнулся Косаткин. — Тем более к тем из них, кто получает признание и, упаси предки, власть над своим кланом. По отношению к таким он испытывает неподдельную ненависть. Ты идеально подпадаешь под все пункты.

— Я слышал о его… взглядах. Но до сих пор не знаю, в чём причина ненависти.

— Предательство. О подробностях узнаешь у его сына, если он пожелает рассказать, — мрачно ответил Косаткин. — Главное, чтобы ты знал: если князя Андрея Амурского изберут — тебе будет сложно.

— Не думаю, что графу Орлову интересно моё мнение. Если он решит выбрать вас или Амурского, то заставить его изменить мнение сможет разве что сам император.

— Вот здесь ты категорически не прав Кальмаров. Неужели отец не объяснил тебе традиций нашего города? — он фыркнул.

— Прекрати! — пресёк его я и ударил кулаком по столу. — Ты уже говоришь не с бастардом, а признанным графом Кальмаровым! Наш с тобой статус равен и я не буду слушать этот пренебрежительный тон.

Повисла тяжёлая тишина. Мы с Косаткиным только буравили друг друга жёсткими взглядами.

Но через минуту он всё же заговорил.

— Пока ты граф только на бумаге, Кальмаров. Это уже гораздо больше, чем пару дней назад. Но всё ещё ничтожно, по сравнению со статусом любого другого графского клана Владивостока. Тем более по сравнению с адмиралом Тихоокеанского флота. Так что усмири свою гордыню и учись, пока я даю тебе такую возможность!

— Я не против обучения. Но учитель обязан уважать ученика не меньше, чем ученик обязан уважать его. Это элементарная истина.

Уголок его губ раздражённо дёрнулся. — Я обязан тебе жизнью. И это единственная причина, почему я вожусь с тобой, запомни это, Кальмаров.

— Не забывал ни на минуту.

— Теперь слушай: Владивосток — это крупнейший город Дальнего Востока. Он далёк от центральных регионов Империи, так что обладает некоторой автономией. Поэтому губернатора или генерал-губернатора для Владивостока выбирают с учётом мнения глав всех значимых кланов.

— Так у нас проводятся выборы?

— Нет, — он покачал головой. — Император или его представитель сам принимает решение. Но практика показывает, что он практически всегда прислушивается к мнению местных кланов.

— И вам нужен мой голос.

— Это тебе нужно, чтобы я победил, Кальмаров. Потому что кроме меня и Амурского, будут рассматривать ещё Кабаргиных, а также Леопардичей. Но у последних мало шансов. За провал безопасности Владивостока Павлом Леопардичем, они сильно потеряют во влиянии. Так что реальных кандидатов всего трое.

Кабаргины…

Про них я знал совсем мало. А единственный представитель, с которым был знаком, уж точно не являлся мне другом. Пусть и помог во время инцидента в дворцовом саду.

Как не крути, Косаткин действительно был наилучшим вариантом.

— А как же руководство флотом?

— Я буду совмещать. А на обеих должностях я поставлю влиятельных заместителей. Так что, Кальмаров, будь завтра во Владивостоке. Скорее всего, граф Орлов не будет медлить и сразу же соберёт совет кланов.

— Я буду, — кивнул я. — Но взамен на свою поддержку, я хочу выполнения всех договорённостей, заключённых мной с прежним губернатором. И возможностей их расширения.

Он ненадолго задумался, но в итоге кивнул.

— Договорились, — мы обменялись крепким рукопожатием. И перед тем как разорвать его, Косаткин сказал, сверкнув глазами: — Помни, что этого разговора не было. И своему рыбаку это скажи. Не просто так я ждал тебя на этой беззубой яхте, а не на одном из своих боевых судов.

— Разумеется, адмирал.

— Может, ты пока не понимаешь, но ты уже стал влиятельной фигурой. Ночью ты не просто получил признание, ты выковал себе имя. Молва только пошла. Но на флоте, в жандармерии и народе уже ходят слухи о храбром молодом бастарде, который защищал жителей Империи, сражаясь с её врагами в ночи.

— Я уже не бастард.

Он улыбнулся. — Брось, нас здесь никто не услышит. Я просто говорю как есть. Это клеймо всегда будет с тобой, но для простых людей — это знак близости к ним. Так что используй его, чтобы получить их поддержку. Пусть у простолюдинов нет могучих покровителей среди богов, зато они — это и есть фундамент нашей Империи.

— Как вы поняли, что я отправлюсь на остров Кальмарский?

— Ночь была полна опасностей. А чего больше всего хочет воин после того, как посмотрел в глаза смерти? Увидеть близких.

Просто. Банально. Но действенно.

На том мы с Косаткиным и расстались.

Я вернулся в лодку к Лампе и мы, не разводя лишних разговоров, разошлись с адмиральской яхтой.

— Фух, ну и испугался я за вас, честно слово, — искренне сказал Лампа. — У адмирала крутой нрав.

— Как ты понял, что это он? Ведь ты даже не взошёл на борт.

— Я этот голос даже во сне узнаю! На флоте он частенько отдавал команды именно так, усиливая его своим даром. Слышали всем флотом, — Лампа засмеялся. — Так понимаю, об этой встрече мне должно молчать.

— Правильно понимаешь. Теперь давай поспешим, я хочу как можно скорее убедиться, что с моим родом всё в порядке.

После угроз Себастьяна, я всерьёз задумался о безопасности своих владений. Ведь даже во Владивостоке всё было не спокойно. Что уж говорить об удалённом от большом земли острове?

Даже загульные суда пиратов могли наведаться на Кальмарский в любой момент. Патрули после снятия карантина ходили здесь не так часто.

Но как обеспечить эту охрану, пока меня здесь нет?

Только наличием клановой гвардии и хотя бы минимальной береговой охраны. А всё это требовало огромных средств.

Лампа пристал к берегу.

Мы сразу договорились, что он остаётся здесь, а на следующий день перевозит меня обратно во Владивосток.

По моему приказу ему выделили комнату на постоялом дворе острова Кальмарского. Обычно он был полупустой, но иногда там останавливались рыбаки из Владивостока или жители соседних островов.

А я вернулся в поместье.

Короткие приветствия. Быстрый приём пищи в компании сестры и мачехи. А затем стремительное штудирование записей рода, в поисках хотя бы одного Себастьяна.

Я не знал, солгал он или нет. Но мне было нужно убедиться.

Потому что печать, которая чуть не раскрыла прорыв во дворце, несла в себе силу моего рода.

Но ни генеалогическом древе, ни в одном из дневником, не было даже упоминания имени «Себастьян».

Только традиционные для Империи имена, да парочка Салазаров. Так что для выяснения правды у меня оставался всего один вариант.

Напрямую обратиться к богу-предку рода — Кальмару.

Я взял жемчужину, которая осталась после Себастьяна и вместе с ней пошёл в святилище. С нашей битвы она постепенно усиливала свою проклятую ауру и даже чуть-чуть увеличивалась в размерах.

Я зашёл в холодную воду святилища, удерживая в руке алую жемчужину.

В голове зарокотал недовольный голос:

— Ты пришёл… — на мои плечи резко обрушилось давление, словно многокилограммовые мешки повесили с обеих сторон, — С ЭТОЙ ДРЯНЬЮ!

— Подожди, Кальмар.

— КАК ТЫ ПОСМЕЛ СМЕРТНЫЙ⁈

Давление стало ещё больше. Так что даже шаг было сделать трудно, а руку, удерживающую жемчужину, сдавили невидимые тиски.

— Это не просто…

— НЕМЕДЛЕННО УБЕРИ ПРОКЛЯТЬЕ ИЗ МОЕГО СВЯТИЛИЩА!

Идти глубже стало ещё сложнее. Кальмар упрямо не давал зайти в воду с головой, чтобы поговорить «с глазу на глаз».

— Да успокойся уже! — крикнул я, ответив волной псионической силы. Она оттеснила давление Кальмара и позволила мне сделать ещё шаг. Я воздел руку с жемчужиной вверх. — Это не проклятье, а то, что осталось от человека, который назвался Кальмаровым! Я хочу знать, говорил ли он правду!

Тишина.

А потом давление стало медленно отступать. Видимо, мои слова дошли до него.

Но недовольство Кальмара наоборот — только обострилось.