Счастье ещё, что он был слаб, а жертвы подчинялись ему больше потому, что верили в могучего тигра, как в карающее божество. Теперь, когда тигра окончательно не стало, его спутник неминуемо должен был развеяться вместе с ним, пусть ненависть и продержала его на земле намного дольше обыкновенных духов-указчиков.

— И ты, ублюдок! — кричал дух. — Ты должен был надеть шкуру! Мы убили бы всех!

— Ты ошибся, — сказал Чжан Вэйдэ. — Я так себе заклинатель. Не очень сильный.

— Проклятые!

— А-Жун! — какой-то старичок выбрался из ивняка и зашагал к чайной.

Кажется, тот самый, что рыбачил утром на берегу. Он был в соломенной накидке, но шляпа пропала — на макушке торчал тощенький белый узелок из остатков волос. В корзинке для улова не трепыхалось ни одной рыбёшки.

Названный А-Жуном застыл, не пытаясь уклониться от силы Ло Мэнсюэ. Его лицо стало скорее тоскливым, чем ненавидящим, — такое скорбное выражение померещилось Ло Мэнсюэ на личиках крылатых духов.

— Второй брат, — пролепетал А-Жун.

Его голос стал совершенно писклявым, а лицо покрылось сетью морщин, как и у дряхлого рыбака, будто за несколько мгновений он прожил все непрожитые семь или восемь десятков лет.

— Почему ты не вернулся, второй брат? — спросил А-Жун плаксиво.

— Я вернулся. Каждое утро сижу здесь на реке. Только ты меня совсем не видишь. — Старичок, кряхтя, наклонился, поставил корзинку на землю, пробормотал: — Да, здесь всегда клевало плохо. Вот как, значит, барышня.

Ло Мэнсюэ изумило, что он обращается к ней. Смертные могли, конечно, увидеть внешние проявления духовной силы, но сами построения едва ли.

— Наш старший брат женился, — заговорил старик отрешённо, будто древнюю легенду рассказывал. — Скверная у нас была невестка, злющая. При родителях-то она ещё побаивалась верховодить, а как их не стало, начала всем в доме заправлять, нам совсем житья не стало. Я и ушёл в Иньчжоу, как мне тринадцать исполнилось, в тот год, как государь Ань-ди скончался. Бросил совсем эту проклятую деревню, даже родительские могилы бросил. Думал, как пристроюсь в городе, заберу А-Жуна.

— Ты не вернулся, — А-Жун бессмысленно раскачивался из стороны в сторону.

— Я-то вернулся, да поздно. Невестка мне сказала, тебя тигр задрал в горах, когда ты искал козу. Я ей не поверил. Думал, ты утопился от её побоев или ещё что.

— Я ушёл в горы искать тигра.

— А через два дня невестку сожрали прямо на краю деревни. Только пару косточек нашли да платье. Старший брат, как узнал, совсем рассудком тронулся — всё сидел на кровати да причитал, что и за ним придёт тигр. Так и не встал больше, умер через месяц от страха. А я всё ждал. Но ни разу не видел тебя, А-Жун. В облавы ходил, что наш староста устраивал, — думал, предупрежу тебя, если что. По ночам открывал ворота. Но ты не пришёл мне отомстить. А теперь, как я снова вернулся, уже который год на реке сижу.

— Нет, второй брат не умрёт, — протараторил А-Жун. — А-Жун никогда не хотел тебя убивать.

— Твоему второму брату теперь девяносто три, — сказала Ло Мэнсюэ и лишь теперь поняла окончательно, что старичок уже умер — может, сразу после того, как они ушли с реки. — Если он сейчас уйдёт, это не так уж и плохо. Если вы вместе…

— Да, не так уж и плохо, — сказал старик. — Там что-то вроде двери, барышня? Проход?

— Да, дверь, — Ло Мэнсюэ кивнула. — Не бойтесь.

Старик взял А-Жуна за руку, приговаривая: «Брось ты свои шкуры, братишка».

Отчего-то она подумала, что под конец увидит их детьми, как, наверно, воображал себе встречу А-Жун, но нет — оба сделались одинаково дряхленькими, высохшими от старости. Наверно, так было милосерднее.

***

— Вразуми её как-нибудь, — сказал Тянь Жэнь умоляюще.

Он склонился над тазом с водой. Биси, скрестив ноги, сидела на другой стороне крыльца и дулась. Чжан Вэйдэ, слава небесам, просто спал, прислонившись виском к деревянному столбу. Лицо у него было в грязных разводах от слёз, но теперь совершенно безмятежное. Ло Мэнсюэ села рядом, пригладила ему волосы. Тянь Жэнь быстро глянул на них через плечо.

— Я ему дал успокаивающий порошок. Действует он недолго, но Вэйдэ хотя бы придёт в себя. Учёный Ли тоже спит.

— Где он? — спросила Ло Мэнсюэ.

— В сарае.

Биси громко фыркнула. Тянь Жэнь продолжил:

— Он сказал, что лучше останется там. Я не стал возражать: в сарае довольно тепло. Там, кстати, есть ещё дрова — тебе не придётся далеко ходить за хворостом.

Биси фыркнула громче.

— Она обиделась, что я пошёл взглянуть на раны учёного Ли, — пояснил Тянь Жэнь печально.

— У него просто! Дырка в руке!

— Биси, он смертный. Шансы, что он умрёт, намного выше.

— От дырки! В руке!

— От неё тоже, если рана загрязнится. И ты даже не даёшь мне остановить кровь.

— Мне неловко, — заявила Биси.

— Биси, не кривляйся, пожалуйста, — сказала Ло Мэнсюэ. — Я правда перепугалась, когда эта штука на тебя налетела. Они были страшнее, чем несчастный А-Жун.

Биси упрямо повела плечами и внезапно одним движением сдёрнула платье до пояса, воинственно выпятив маленькие острые груди.

Тянь Жэнь терпеливо вздохнул, взял её за плечи и осторожно развернул к себе спиной.

— У тебя, может, вода грязная, — не сдавалась Биси. — И у меня тоже рана загрязнится.

— Я добавил сюда воду с горы Гаоцянь, там реки и снега чисты как небесный нектар, — отозвался Тянь Жэнь так безмятежно, что в первый раз в его словах Ло Мэнсюэ заподозрила бесстыжее лекарское враньё.

Биси недоверчиво сощурилась:

— Откуда у тебя…

— Настолько важные вещи я ношу при себе в цянькуне.

Ло Мэнсюэ, сдержав улыбку, спросила:

— Где Сун-сюн?

Тянь Жэнь, ловко управляясь с дёргающейся Биси, тихо указал в сторону распахнутых дверей чайной.

— Он сказал, — да, я знаю, что у меня холодные руки, Биси, извини, — сказал, что хочет побыть один.

— Хорошо, — кивнула Ло Мэнсюэ. — Хорошо, что он рядом. Я боялась, он уйдёт куда-нибудь.

Она сгорбилась, подперев подбородок обеими руками, — её с детства ругали за такую позу, но на ступеньках так сидеть было удобнее всего.

— Что с ним случилось?

— Исцелился, — сказал Тянь Жэнь, разматывая бинты. — Ну… телесно.

— А чаю мы так и не попили, — вспомнила Ло Мэнсюэ.

Биси хихикнула:

— Мы-то с тобой успели, сестрица.

— Это был не вполне чай.

— Что ж тут поделать! Какая жизнь, такой и чай. Небеса, моё новое платье! Всё теперь испорчено.

Сзади раздались шаркающие шаги. Сун Юньхао подошёл, с трудом переставляя ноги, сел на ступеньки чуть ниже Ло Мэнсюэ, зажал широкие ладони между коленей. Он выглядел немного лучше: хотя бы к лицу вернулось бледное подобие краски.

Гунпин была бережно упакована в дорожный чехол. Наверно, не меньше половины того времени, что Сун Юньхао провёл один, он её чистил.

— Вот я уже говорил, — начал он устало — язык у него шевелился с трудом — и очень тихо, чтобы не встревожить Чжан Вэйдэ. — Мы неудачники. Если ходить вместе, несчастья так и будут сыпаться на нас. Мы даже не можем просто так зайти в чайную.

Он вытащил одну ладонь и просунул её под голову Чжан Вэйдэ.

— Признаться, мне никогда особенно не везло, — сказал Тянь Жэнь с полуулыбкой. — Не могу сказать, что сделалось намного хуже с тех пор, как я встретил вас. Пожалуй, стало лучше.

Сун Юньхао глянул на него с каким-то странным выражением лица, точно только теперь заметил.

— Ты давно дрался в последний раз?

У Тянь Жэня страшно покраснел лоб.

— Извини, Сун-сюн, — сказал он быстро, — не сердись. Я правда не знал, что ещё делать. Боялся, что ты совсем лишишься чувств.

Сун Юньхао медленно покачнулся вперёд — видно, поклонился, но из-за того, что он не мог выдернуть руку из-под виска Чжан Вэйдэ, поклон вышел странным.

— Ты спас мне жизнь. Я в долгу перед тобой. Но это другое дело. Ты дерёшься, наверно, даже хуже Мыши — а она девица восьми лет от роду.