Она вспомнила тут же про злосчастного Цзинь Гана, который развалился на куски, — это было всё, что ей рассказал Сун Юньхао, не любивший подробности, — и растерялась, но Тянь Жэнь не казался огорчённым.

— Нестрашно, дух заберёт, если захочет. И вообще он привык: он и листья теряет каждую осень.

Он бросил кусочек коры за ограду и предложил неожиданно:

— А хотите потом на него поглядеть? Только издали. Но он всё равно ужасно интересный, потому что в своём совершенствовании сейчас на полпути.

***

Лес на вершине заканчивался неожиданно: за деревьями сразу распахивалось небо, прозрачное, серебристое, выметенное западным ветром от края до края, хотя окончательных пределов у него, конечно, не было.

У горы граница была — изумительно точно прочерченная, будто в древности её прорубил божественный меч. Обрыв резко уходил вниз, к реке. По другую сторону реки тоже тянулись невысокие горы, рыже-бурые от листвы, а в удивительном сиянии сегодняшнего дня — почти алые.

От простора и свежести кружилась голова.

Чжан Вэйдэ сидел на поваленном стволе, который Сун Юньхао прикатил из леса, и заворожённо глядел, как клинок рассекает серебристый воздух, — со стороны казалось, что небо.

— Трудная жизнь в этих краях, — Сун Юньхао замер, но Чжан Вэйдэ даже не сразу заметил — так неуловимы были движения. — Трудный день.

— Слишком много янской силы?

— И это тоже, — пробормотал Сун Юньхао. Он вытащил из-под ремня широкий платок и стал не торопясь вытирать шею.

— Это же хорошо.

— Хорошо, но непросто. — Сун Юньхао повёл голым плечом, хмурясь, будто был недоволен тренировкой, привычно закинул на него Гунпин тупой стороной вниз и встал у самого края. — Ты тоже вон как пьяный. Не вздумай ещё и вино пить.

— Древние завещали пить на двойную девятку.

— А ещё прятаться в горах от духов, как будто здесь нет духов. В древности много ерунды напридумывали. Щенкам хватит пирожных.

Чжан Вэйдэ не стал сознаваться, но сладости его, в общем-то, и без запретов интересовали сильнее.

— То есть я возьму ещё ореховых? — спросил он быстро, покосившись на Ло Мэнсюэ, — она сидела на другом конце ствола, в самом сухом и удобном месте.

— Хорошо бы вы вообще до ночи доели всю корзинку, — улыбнулась Ло Мэнсюэ.

Она сама ела осторожно и медленно, лодочкой подставив ладонь, чтобы не ронять крошки.

— Вино я уже распределила, — сообщила Биси, — не портите мои подсчёты. Мне кувшин, братцу Суну кувшин, а последний вам один на троих, раз сестрица говорит, что много пить не станет. Вино свежее, мутное ещё, но вроде неплохое.

Она привольно развалилась прямо на пожухлой траве, полукругом раскидав подол, и радостно барабанила пальцами по коленке. Её кувшин был уже наполовину пуст.

— Ишь, распределила она. — Сун Юньхао вытащил наконец из-под пояса рукава халата, накинул его снова — Биси неодобрительно цокнула языком, — и тоже сел, скрестив ноги, возле покрывала с тарелками.

Гунпин вместо ножен опять очутилась у него на плече. Сун Юньхао был спокоен и драться не собирался — не с Биси же? — просто им с дао обоим так было удобно. Так таскают на себе домашних кошек и птиц.

— Твои сласти лучше, чем во дворце небожителей, — сказал Чжан Вэйдэ. — Правда, никогда такого нежного теста не ел.

— Я очень рада, что тебе нравится, — ответила Ло Мэнсюэ с растерянной улыбкой.

Это было не слишком похоже на интересный разговор. И вообще на человеческий разговор.

Когда вчера вечером Чжан Вэйдэ осторожно заикнулся про праздник, ему никто не возразил, и он начал, всё больше воодушевляясь и упрямо не обращая внимания на тишину в ответ, говорить про горы и вино. Другого случая, может, и не представилось бы.

Все были сонные, как лягушки по осени, мало разговаривали и ничего не хотели решать. Чжан Вэйдэ боялся, что очень скоро они стряхнут оцепенение и просто разбредутся в разные стороны, поэтому нужно было растормошить их самому — в нужном направлении.

Но он несколько лет не разговаривал с четырьмя собеседниками одновременно. Возможно, никогда в жизни не разговаривал.

Биси, одна из всех, страшно обрадовалась, услышав про праздник, и теперь начала бы болтать, стоит лишь к ней обратиться. Но Ло Мэнсюэ повторяла только: «Ешьте побольше»; Тянь Жэнь перебирал, не глядя, ворох осенних цветов у себя на коленях; а Сун Юньхао то и дело замирал, точно прислушиваясь к самому себе. У него было странно помолодевшее, изумлённое лицо.

— А местные почему-то не ходят в горы праздновать, — проговорил Чжан Вэйдэ, надеясь, что воодушевление, которое он пытался изобразить, не похоже на жалобный писк. — Неужто думают, тут водится нечисть?

Биси весело оскалилась:

— Тут теперь завелась я.

— Здесь нет нечисти, — быстро проговорила Ло Мэнсюэ.

— А что там было в доме у крестьян? — Сун Юньхао тоже взял наконец печенье.

— Немножко тёмной ци. Я всё почистила.

— И ты правда не стала брать с них денег? Мукой, что ли, взяла?

— Мука моя... А откуда у нас покрывало?

— Я в повозке нечаянно откопал, — сказал Чжан Вэйдэ.

Ло Мэнсюэ вдруг расстроилась и сказала себе под нос:

— Знаете, вообще-то я украла повозку.

— Судья тебя первый обманул, — сказал Сун Юньхао резко. — Не говоря уж о его преступлении.

Печенье с треском разломилось у него в руках.

— Я тоже раньше никогда не праздновал в горах, — заговорил Чжан Вэйдэ быстро. — Даже если это всё суеверия, я понял наконец, чем так восхищались все поэты. Здесь так привольно, так светло.

Сун Юньхао скосил на него глаза.

— Вы же с наставником жили на горе Даньсюнь.

— Ну да, просто жили, а не восходили на гору в праздник — это же совсем другое дело. Да и горы там были другие. Одни камни, камни торчат со всех сторон, и неба почти нет.

Чжан Вэйдэ на миг зажмурился и вспомнил, как сметал снег с древних плит. Да, камни и снег, больше ничего.

— Мы с молодым господином на двойную девятку ходили на охоту, — Сун Юньхао потянулся за кувшином — видимо, правильным кувшином, потому что Биси не возмутилась. — Не на нечисть, просто на обычную охоту.

— Бедные кролички! — протянула Биси не очень искренне. — И вообще, пить куда веселее.

— Или глядеть вместе с другом на осенние небеса, — проговорил Чжан Вэйдэ, не успев задуматься.

Сун Юньхао медленно повторил: — С другом, — и снова сделал большой глоток.

Чжан Вэйдэ чуть не стукнул себя по лбу. Он совсем не хотел намекать, что прежде молодой господин Бай не был для Сун Юньхао самым близким другом. Хотя может ли считаться другом человек, которого всю жизнь зовёшь господином?

— Я хотел сказать, — проговорил он, смущённо откашлявшись, — после всего, что случилось в Хугуане, мы можем считаться друзьями в жизни и смерти, как говорят в цзянху.

— Мы знакомы недолго… — Ло Мэнсюэ вдруг испуганно поднесла руку к уху, будто испугалась, что потеряла серёжку.

— Это всё чепуха. Мы всегда можем ещё раз познакомиться. Раз уж мы все собрались здесь. Меня зовут Чжан Вэйдэ, мне почти семнадцать, я сирота, ученик наставника Чжан Шэня с горы Даньсюнь, и у меня никогда не было меча, потому что у наставника его тоже не было, но я работаю с талисманами.

Он выпалил это на одном дыхании — не потому, что боялся запутаться во вранье, он давно уже сам почти уверовал в собственную ложь, но из страха, что никто не откликнется; хотел ещё что-нибудь прибавить, но поперхнулся безжалостным горным воздухом.

— Какой дурак спрашивает у женщины её возраст, — фыркнула Биси.

Тянь Жэнь пробормотал с улыбкой:

— Она совсем юная. Младше меня.

Его пальцы беспрестанно шевелились, и Чжан Вэйдэ только теперь понял, что он переплетал стебельки цветов между собой.

— Я тебе хвост отгрызу, — пообещала Биси с набитым ртом.

— Я не знаю точно, сколько лет мне самому. Когда я был совсем мал, на этих землях всё время бушевали войны, а потом их объединил император-основатель Чэнь.