Но, стоило поднести к ней ладонь, тёмная ци злобно ужалила кожу. Сила, скрытая в статуэтке, тоже была древней, спрятанной глубоко внутри. Она притихла, пока проходили века, и ждала.

Чжан Вэйдэ спокойно держал её в руке, будто взвешивал, и так же спокойно поинтересовался:

— Ты знаешь, сколько за это дадут на ночном рынке?

— Где ты взял эту мерзость?

— Нашёл прямо здесь, на столе. Видно, когда на дом напали, господин Лю как раз разглядывал эту штуку, даже не успел убрать в тайник.

— Неужто ты хочешь зарабатывать воровством?

— Старик Лю уже мёртв, это не воровство. И чем ещё мне зарабатывать? У меня не осталось ни бумаги, ни туши на талисманы. Я слишком застенчив, чтобы податься в сказители, и слишком стар для борделя.

— Что за чушь! — гаркнул Сун Юньхао.

Чжан Вэйдэ быстро сжал руку в кулак и спрятал проклятую лошадь так споро, что Сун Юньхао не разобрал куда.

— Надеюсь, это не коняшка его убила.

— Нет, конечно. Они полезные и даже не очень злые. Если вообще работают. Но старик Лю вынес из гробницы то, что не стоило выносить.

Тут Чжан Вэйдэ так загадочно понизил голос, наслаждаясь собственной историей, что Сун Юньхао фыркнул:

— Я тебя уверяю, в тебе всё же есть талант сказителя.

— Зеркало для призыва духов, — Чжан Вэйдэ взволнованно побледнел. Кажется, уже не ради спектакля. — Зеркал много в старых гробницах, и они не работают практически никогда, а это сработало. Призвало… их всех.

В артефактах Сун Юньхао разбирался плохо, да и не любил их. Его учили с детства, что клинок был продолжением руки, воплощением духа; артефакты — в лучшем случае нерадивыми прислужниками. В худшем случае они могли обернуться против воли хозяина.

— Разве зеркала не должны отгонять духов? — спросил он хмурясь. — Я думал, их для этого и кладут в гробы.

— Должны. Но это испортилось. Или нарочно было сделано таким… искажённым. Я слышал от учителя, один мастер в старину создавал тёмные зеркала. И наверняка некоторые правители хотели, чтобы их усыпальницу сторожили злые духи. Лишь бы внушали страх.

— Смертные правители редко бывают благородны. Ты видел эту штуку?

— Нет. Я слышал, как про зеркало говорили они. — Чжан Вэйдэ дёрнул подбородком, намекая не то на лисицу на крыше, не то ещё на каких тварей снаружи.

Лисица в последнее время притихла: должно быть, закончились яблоки под рукой, подумал Сун Юньхао злорадно.

Он встал и глянул недоверчиво на забитые свитками и утварью полки, передвинул пару томов, постучал костяшками пальцев по пузатой лазоревой вазе. Если какой-то из предметов и был рычагом, открывающим проход в тайную комнату или спуск в подземелье, то искать его среди сотни других было делом безнадёжным. Куда надёжнее попытаться прорваться с утра. На худой конец, взвалив мальчишку на спину.

— А ты случайно не разбираешься в устройстве тайников? — спросил Чжан Вэйдэ осторожно.

— Ничего в них не смыслю.

—…не то чтобы я надеялся…

— У главы был, но мне не позволяли смотреть на такое. — Сун Юньхао возвратился и сел по другую сторону стола.

Чжан Вэйдэ внимательно глядел на него, подперев ладонью щёку.

Тут — легка на помине — совсем рядом, за ставнями, зашептала лисица:

— Братец, впусти меня в дом…

Она не только спрыгнула на землю, но и сменила тактику — голос сделался вкрадчив и нежен.

— Зачем? — усмехнулся Сун Юньхао.

Лисица как будто опешила, но ненадолго.

— Скоротаем ночь — вдвоём будет веселее.

— Нет уж, барышня, благодарю. За стеной кто-то воет, ещё и ты снова надумаешь петь.

— Ну, мой-то голос — прекраснейший в Поднебесной!

Сун Юньхао хмыкнул.

— Братец, — не унималась лисица, — ты такой мужественный и статный. Великий воин и грациозная красавица — идеальная пара!

Чжан Вэйдэ захрюкал в рукав:

— Ты ей точно приглянулся. Мне она такого не говорила.

— А ты заткнись! — взвизгнула лисица в бешенстве. — Подлый вор!

Сун Юньхао вздохнул:

— Так, а у неё ты что украл?

— Ничего, — сказал Чжан Вэйдэ кротко.

— Ещё и лжёт! Такой юный, а уже такой подлец! — Что-то загрохотало по ставням — то ли новая партия яблок, то ли кулаки.

— Яшму, да? — вспомнил Сун Юньхао.

— Мою подвеску!

— Я её просто подобрал!

— Я теперь не могу уйти из этой дыры, проклятое зеркало так жжётся, о-о-о! А с подвеской я б давно убежала!

— Тихо вы оба! Проклятье, я теперь нянька, что ли, для двух малолетних идиотов? — Сун Юньхао врезал кулаком по столу так, что рука заныла, и испытал неподдельное наслаждение от тишины.

Тишина длилась пару вздохов: Чжан Вэйдэ втянул голову в плечи, но лисица осведомилась ехидно:

— Братец, а ты знаешь, во сколько раз я тебя старше? Хочешь, посчитаем?

— Толку-то. Что ты сделал с её подвеской?

— Мы подрались…

Теперь захрюкала лисица.

— …мы оба пытались уйти отсюда, — поправился Чжан Вэйдэ, который виртуозно умел менять враньё на лету. — Вчера днём. И нечаянно столкнулись. И она уронила свою подвеску.

— А он спёр, — мрачно подытожила лисица.

— То есть вы правда случайно врезались вчера друг в друга? — переспросил Сун Юньхао. Оба промолчали. — Правда. Два идиота. Ты всё подбираешь, что на пути валяется?

Чжан Вэйдэ улыбнулся:

— Хочешь сказать, тебя не надо было подбирать?

Сун Юньхао уселся поудобнее, скрестив ноги, и погрузился в неглубокую медитацию — чтобы, во-первых, не дать Чжан Вэйдэ подзатыльник, потому что тут слишком легко было не рассчитать силу; а во-вторых, чтобы проверить, что творилось с его собственным телом.

Ничего неожиданного он не узнал: огонь был внутри, но потух. Это должно было случиться лишь к рассвету, но ещё не перевалило и за середину ночи, а он не чувствовал ни боли, ни грохота сердца, он спокойно мог встать на ноги, он говорил о какой-то ерунде с нечистью и незнакомым мальчишкой. Говорил — стыдно признаться — с удовольствием: любая унизительная нелепость лучше, чем мучение. Так Хань Сюань, избавленный императором от порки, убежал, позабыв одеться толком.

— Ладно, братец, — сказала лисица, — если не хочешь меня впускать, выходи ко мне. Или боишься? Точно боишься: у тебя только клинок огромный, а вместо янского корня гороховый стручок.

— Ну вот видишь, барышня, — зачем я тебе такой сдался?

— Выйди. Тебе это нужно не меньше моего.

— Ты видела мою дао?

— Видела. И покажу тебе, где она.

Чжан Вэйдэ яростно замотал головой.

— Зачем это тебе? — спросил Сун Юньхао.

— Ты вернёшь мне подвеску. — В первый раз за всё время лисица заговорила чуть сбивчивым от волнения, но сдержанным голосом. — И мы все мирно уйдём отсюда. Я вредить не стану. Раз ты, братец, не то монах, не то евнух, то и впрямь — на кой ты мне сдался?

Резон в её словах был. Зеркало, похоже, действительно существовало и не только удерживало, но и мучило несчастную, и едва ли она в таком состоянии собиралась нападать, раз даже Чжан Вэйдэ пока что-то не загрызла.

Тварь в глубине дома взвыла снова, а потом лихорадочно забормотала — это было похоже на бессвязные причитания, но в иные мгновения Сун Юньхао казалось, что он вот-вот разберёт в этих стонах отдельные слова. И он совсем не хотел их слышать.

— Знаешь что, барышня, — сказал Сун Юньхао громко. — Поговорим на крыше.

— Не уходи! — зашептал Чжан Вэйдэ лихорадочно. — Зачем на крышу?

— Не буду впускать её сюда. А ты сиди в комнате и не суйся наружу. Я быстро.

Чжан Вэйдэ выкинул вперёд руку, точно хотел схватить Сун Юньхао за рукав, но не решился и безвольно опустил её на стол.

— Отдай подвеску, — сказал Сун Юньхао мягко.

Чжан Вэйдэ, не глядя на него, вытащил из-за пазухи маленький яшмовый круг на тонком шнуре, прошептал:

— И талисман ещё возьми.

— Разве они у тебя не кончились?

— Есть ещё пара штук. — Вслед за подвеской Чжан Вэйдэ вытащил измятый талисман. — Эти посильнее — шкуру я такими отогнал. «Шестикратный дин».