Но тут наверху вдруг хрипло вскрикнули — не от боли, скорее, от гнева. Слева, совсем в другом конце коридора.

— А, это бессмертные господа, — сказал слуга уверенно, даже не слишком удивившись. — Вы же не с ними будете? Недостойный подумал сначала, вы из их числа, да вы не похожи на северянина.

Этот проклятый город был изумительно тесен. Возможно, «Юэлай» был даже не лучшим, а просто единственным приличным заведением во всём Хугуане, а заместитель Дугу хоть и не любил сорить деньгами, как тупой сынок аптекаря, но ценил себя высоко.

Сун Юньхао хотел приказать Тянь Жэню убраться пока на улицу, но, лишь обернувшись к нему, понял, что тот как-то замаскировал свою ци и почувствовать, что он не человек, можно было, лишь подойдя вплотную. Это, увы, не отменяло того факта, что Тянь Жэнь был высокого роста и приметной наружности, и, стоит Дугу Хуну бросить на него хоть один взгляд с верхней галереи…

— Мои пионы, — сказал Тянь Жэнь внезапно.

Он сидел на полу на корточках и изумлённо вертел в пальцах какой-то странный отросток, на взгляд Сун Юньхао, мало похожий на пион.

Тянь Жэнь поднялся и побрёл, как заворожённый, к сцене, и Сун Юньхао тоже разглядел теперь раскиданные по полу сухие травинки и корешки.

— Молодой господин, — позвала музыкантша, при виде Тянь Жэня разом отвлекшись от инструмента. — Молодой господин, что вы ищете? — Она нетрезво хихикнула. — Да это же от вчерашнего выступления Юйлань остались цветы… ой, нет…

Она тоже подняла травинку и, повертев у носа, откинула.

— Это что ещё за сено? Цзяи, совсем рехнулся? Тебя за такую уборку сошлют чистить нужник!

Наверху грохнуло — двери распахнулись, если не вовсе сорвались с петель.

Сгусток тёмной ци метнулся под потолок, бешено заплясали расписные фонари, и почти тут же с верхней галереи спрыгнул человек с коротким мечом. Клинок разрубил тьму, и она взорвалась, как новогодний фейерверк, только вместо искр на сцену посыпались новые сухие цветы, и обрывки изорванной бумаги, и ещё какая-то дрянь. Сун Юньхао — не задумываясь, как учили с детства — зажал рукой рот и нос.

— Молочай, — перечислял Тянь Жэнь задумчиво, стряхивая с плеч труху, — его совсем засыпало, как неведомую Юйлань прошлой ночью. — Полынь. Стебли донника… Не бойтесь, вы не отравитесь.

Заклинатель с коротким мечом спрыгнул на сцену, буркнул:

— Молочай вроде ядовит.

— Если съесть корни. — Тянь Жэнь вытащил из волос что-то похожее на засохший бутон лотоса.

Дурочка-музыкантша, которая теперь любовно таращилась на них обоих, вдруг наступила на что-то, взвизгнула и отшвырнула туфлей дохлую тушку. Сун Юньхао почудилось, что это жаба.

Он сорвал с собственного рукава налипшие мятые бумажки, прочитал сначала обрывок рецепта из неведомых трав («внутрь, трижды в день»), потом увидел рекомендацию, как правильно пилить кость, и не стал дочитывать. Впрочем, и почерк в конце был неразборчив, будто писавшему самому отрезали руку посередине текста, и он справлялся, чем осталось.

Заклинатель растерянно хмурился. Он явно был из Инхушэня, но не тот тощий тип, что прежде сопровождал Дугу Хуна, — а наоборот, широкоплечий и крепкий, очень молодой, быстроглазый, как птица. Он носил непривычный меч — короткий, без перекрестья. Вроде степняки сражались такими в тех редких случаях, когда дрались пешими.

— Что у вас стряслось? — Сун Юньхао указал рукой наверх.

Парень открыл было рот — по молодости он, видно, ещё не отвык слушаться, — но опомнился и только мотнул головой: мол, всё в порядке.

— Я ведь точно не промахнулся, — прибавил он полувопросительно.

— Демон состоит из сотен кусков, — сказал Сун Юньхао. — Прошлой ночью я его уже видел.

— Прям перекати-поле, — пробормотал парень, — цепляет что попало.

Он быстро поклонился, сложив руки поверх меча. И тут вдруг, почувствовав что-то, воскликнул: — Дядя! — и вспрыгнул обратно.

Сверху снова потянуло демонической ци, но угадать направление было трудно.

— У него кровь на одежде, — сказал Тянь Жэнь. — Чужая. Свежая.

— Сами разберутся. — Сун Юньхао вскочил тоже — на середину широкой нарядной лестницы. — Сойди оттуда!

Хлам на сцене шевелился, набухал.

Тянь Жэнь глянул под ноги, и его губы мучительно исказились — не от брезгливости, конечно, и не от страха, существо, которое было одновременно рыбой и лекарем, не могло испугаться каких-то жаб и даже отрезанных конечностей — от горя, что ли?

Он спрыгнул со сцены, неловко подхватив полы халатов.

В мельтешении хлама на миг промелькнуло лицо — остроносое, остроскулое, с недобрым прищуром. Или померещилось? Нет, лицо было совершенно незнакомым, а воображением Сун Юньхао никогда не отличался.

— Вы с тем молодым господином правы, — зашептал Тянь Жэнь, вцепившись в перила. — Сотня кусков. Он может распадаться на части, если надо. Только это всё, что здесь нападало, — так, мишура. Настоящий демон состоит из кусков боли. Заместителя, вашей.

— Я не чувствую боли, — только произнеся это вслух, Сун Юньхао понял наконец то, что прежде лишь смутно ощущал. Меридианы были чисты, и сердце билось ровно и незаметно, будто и не должно было через несколько ночей скрутиться в пылающий узел.

Он с юности не чувствовал себя настолько живым.

Тянь Жэнь выдавил улыбку, махнул рукавом:

— Идите, я как-нибудь…

Сун Юньхао с изумлением понял, что он что-то жуёт — неужто один из подобранных корешков? А впрочем, и человеческие лекари были создания странные, что уж говорить про русалок.

На самом верху лестницы грязи было ещё больше, чем на сцене. Воняло потрохами. Может, это и были потроха — к счастью, пока не человеческие.

Четвёртая комната справа казалась пустой, и в ней стояла удивительная тишина. Позвякивали тонкие бусины на занавесях, но не сильнее, чем от сквозняка, — Сун Юньхао распахнул двери слишком резко.

Одна из пузатых, как бочонок, табуреток лежала на боку, да пара мисок, судя по хрустевшим под ногами осколкам, разбилась, но в целом разрушений было не больше, чем после обычной попойки. Иное дело — запах. От щедро накрытого стола тянуло недавней пирушкой — вчерашней едой, недопитым вином, но этот запах забивала вонь нечистот и острого пота, какой выступает от смертного страха.

Сун Юньхао разрубил прикроватный полог.

Лежавший в дальнем углу постели стал корчиться, не то в надежде на помощь, не то пытаясь уползти ещё дальше — но дальше было некуда, там оставалась лишь жёсткая спинка кровати. Знакомый, может, и опознал бы в несчастном человека, но Сун Юньхао видел только тело: кожу в кровавых язвах, странно иссохшие ноги, бессмысленно пинавшие подушку в кровавых разводах. Распахнутый рот был словно сведён судорогой, и из него не вырывалось не то что крика, но даже смутного хрипа, и из-за бесстрастной тишины гримасы и корчи казались неправдоподобными — будто пытка превратилась в спектакль.

А Чжан Вэйдэ сказал ему как-то, что ещё сильнее пугался, когда Сун Юньхао не кричал во время приступа — он теперь вспомнил это некстати и тут же подумал презрительно, что Цзинь Чун-то молчал не от упорства, а потому лишь, что его мучителю нравилось безмолвное представление, Цзинь Чун перестал сопротивляться слишком быстро. Это была злая, недолжная мысль: совершенствующимся и дано больше, глупо судить смертных за слабость.

Демон сидел внутри. Внутри — а Сун Юньхао плохо умел изгонять демонов из тел, только сразу убивать, но Цзинь Чун пока не умер.

Сун Юньхао собрал силу в руке, ударил одной только ци, без клинка — тело вывернулось, задёргалось.

— Нет! — крикнул Тянь Жэнь сдавленно.

Сун Юньхао обернулся. Тянь Жэнь, отпихнув пузатую табуретку, пробрался к нему, отчаянно замахал рукой:

— Он же ничего не почувствует. Вы так только Цзинь Чуна раните.

Сун Юньхао, и так уже догадавшись, глянул на свою ладонь, вновь наполнявшуюся силой, зачем-то провёл ею по бедру, будто хотел вытереть о штаны.

— Как ещё? Я не умею. Ло-шимэй ловко умеет изгонять, но…