— Вряд ли. Мне кажется, она почти ничего не знает про настоящую барышню Сяо. Она…
Ло Мэнсюэ вдруг вскрикнула: «Пин-эр, стой!», обеими ладонями толкнула двери и выбежала наружу.
— Она подслушивала? — растерянно нахмурился Сун Юньхао.
— Пока мы одни, скажи, — выдохнул Чжан Вэйдэ, — сестрица Ло ничего тебе о себе не рассказала?
— Я и сам вспомнил.
— Откуда она?
— Орден Гэгун. Знаешь их?
— Я не так много людей знаю в цзянху.
— Их глава перешёл дорогу Чёрным Обезьянам, и те вырезали весь их орден года три назад. То есть я думал, что весь. Она старшая ученица.
— Их было много?
— Не больше полусотни, кажется.
Ладно — едва ли Сун Юньхао мог знать подробности.
Чжан Вэйдэ вздохнул, торжественно поправил рукава — он подсмотрел этот жест у одного столичного чиновника, который так делал, прежде чем сесть за гуцинь, — и вошёл в соседнюю комнату.
Ло Мэнсюэ сидела на кровати, обхватив за пояс Пин-эр, и другой гладила её по спине. Та тихонько, обречённо плакала, раскачиваясь из стороны в сторону. Ни ласковый шёпот, ни поглаживания её не успокаивали.
Чжан Вэйдэ опустился перед ней на корточки и поймал за руку.
— Сестричка, — сказал он тихо. — Не бойся. Мы никому ничего не расскажем.
— Да, — Ло Мэнсюэ быстро закивала. — Больше никто не узнает.
— Что тебе сказал судья?
— Что папе не отрубят голову. Что его отправят в ссылку. Куда-то на юг, я забыла. И он вернётся лет через пять. — Пин-эр вытерла глаза кукольной головой, но они тут же намокли снова. — Вернётся, если я никому ничего не скажу, а я-а-а…
— Ты же ничего не рассказала. Я сам догадался.
— Это всё равно-о-о…
— Нет, — сказал Чжан Вэйдэ настойчиво. — Это же судья. Он всё сделает по закону, как обещал.
Он замахал рукой на Сун Юньхао, чтобы не входил и не пугал Пин-эр лишний раз, но тот уже подпёр дверной косяк, скрестив руки на груди. Своё мнение в адрес судьи Сун Юньхао, судя по выражению лица, резко поменял, но хотя бы не стал озвучивать вслух.
— К тому же тебе ничего не угрожает, — продолжил Чжан Вэйдэ быстро. — Дух разбойника, даже если он после обряда замены и решил мстить тебе, больше за тобой не гонится, а ту тварь, которая пела песенку, брат Сун убил своим клинком.
Гунпин явно казалась девочке надёжнее, чем неведомый орден Гао.
— Ладно, — сказал Сун Юньхао. — Дух разбойника, если он вообще существует, действительно не потащился за вами в Хугуан. Эту тварь, с куклами, мы убили, — на слове «мы» он едва заметно усмехнулся. — Но в этой комнате по-прежнему след тёмной ци. И не на девочке.
— Это я виновата, — сказала Ло Мэнсюэ еле слышно. Она соскользнула с кровати и судорожно вцепилась в столбик у её изножья. — Но он… он никому не причинит вреда. И его никто не видит.
— Я вижу, — вздохнул Чжан Вэйдэ. — И Пин-эр тоже.
— Вы про братика? — спросила Пин-эр, которая при его упоминании не испугалась, а наоборот, успокоилась: кажется, когда он появлялся, она казалась себе очень взрослой.
— Братика? — скривился Сун Юньхао.
— Это призрак маленького мальчика.
— Нет, — Сун Юньхао упрямо встряхнул головой. — Они все ушли мирно. Поросёнок и остальные. Нет там никаких призраков.
— Они ушли, — эхом повторила Ло Мэнсюэ. — Они ни при чём. Это мой…
— Я могу показать, — сказал Чжан Вэйдэ.
Никто не откликнулся. Сун Юньхао стиснул кулак. Ло Мэнсюэ безвольно уронила руку. Пин-эр почти перестала плакать и глядела с любопытством, но она и так уже видела призрака, и Чжан Вэйдэ понял, что решать ему. На миг он снова почувствовал себя палачом, даже без всяких щипцов.
Но талисман он уже начертал сегодня днём, и было слишком поздно отступать. Он стремительно вытащил его из-за пазухи, собрав силу в кончиках пальцев, провёл ими по начертанным знакам и швырнул талисман вперёд.
— Покажись! — крикнул он громко.
Сун Юньхао шагнул в сторону и своей огромной ладонью закрыл глаза Ло Мэнсюэ. Она слабо вскрикнула, но не стала сопротивляться.
Сун Юньхао повернул голову и сказал негромко: «Вот дерьмо», хотел ещё что-то прибавить, но то ли передумал ругаться при детях, то ли окончательно выбился из сил.
— Я его искала утром, — сказала Пин-эр, — но не нашла. Его даже днём плохо видно.
Она по-прежнему совершенно не удивлялась: наверно, считала, что для заклинателей естественно обзавестись призраком, тем более маленьким и безвредным.
Малышу в синем халате и тигриных туфельках было года три. Он смотрел на Чжан Вэйдэ так же ясно, как сегодня днём, но не откликался, больше походя на набросок талантливого художника, чем на живого мальчика, и силуэт его был полупрозрачен. Даже талисман не создал для него хотя бы подобия реальной плоти. Оно и к лучшему — пятен крови тоже почти не было видно.
Но он ещё мог издавать звуки, и, когда он переступал ногами, туфли тихо шуршали.
— Это твой брат? — спросил Чжан Вэйдэ.
— Мой шиди.
— Это просто тень, — сказал Сун Юньхао. — Одна из земных душ, которая заплутала. Ты что, три года держишь её при себе?
— Я долго болела, — голос Ло Мэнсюэ тоже казался призрачным. — Но зимой я возвращалась домой поклониться. Наверно, тогда я забрала его нечаянно.
— Ты как сегодняшний зверь. Таскаешь с собой повсюду куклу.
— Брат Сюн, не надо! — вскрикнул Чжан Вэйдэ испуганно. — Это… это слишком!
— Она не образумится, если я не скажу всё честно. Вэйдэ, ты можешь отпустить его?
— Я не умею.
— Я могу, — прошептала Ло Мэнсюэ. — И не могу. Нет, я сделаю, если нужно, просто…
— Не смотри, — сказал Сун Юньхао. — Просто дай руку мне.
— Он сам скоро развеется, — сказал Чжан Вэйдэ быстро. — И вообще, от него никакого вреда, не надо так спешить…
Он вдруг смертельно перепугался, что совершил непоправимое, что Ло Мэнсюэ, в пламени свечей казавшаяся болезненно тонкой, тоже развеется вслед за призраком, и ни следа ордена Гэгун не останется больше на земле.
— Сейчас, — сказал Сун Юньхао сквозь зубы.
Ло Мэнсюэ тихо опустила руки, собирая силу в нижнем даньтяне.
— Да, — пробормотала она, — матушка-наставница, наверно, давно тоскует о нём…
Лазурное сияние округлилось в её ладони. Она чуть приподняла руку, и Сун Юньхао приподнял её запястье своим, удивительно бережно, и направил в нужную сторону.
Ло Мэнсюэ замерла на миг, а потом оттолкнула от себя сияющий шар, и Чжан Вэйдэ подумал растерянно: будто мячик ему бросила.
Но малыш развеялся прежде, чем успел хотя бы попытаться его поймать.
Сун Юньхао отпустил руку Ло Мэнсюэ, но другую, что прикрывала ей глаза, ещё долго удерживал, а когда убрал наконец, Ло Мэнсюэ зарыдала.
Люди вообще никогда не плачут красиво, кроме как на сцене в театре, — или Чжан Вэйдэ таких не видел, а Ло Мэнсюэ плакала к тому же смешно, с таким дурацким скрипучим звуком, будто дверь качается от ветра, и от этого Чжан Вэйдэ стало ещё страшнее. Пин-эр обняла её, вцепившись разом и руками, и коленками, и они обе бессмысленно вздрагивающим комом повалились на постель.
— Зачем ты такое!.. — забормотал Чжан Вэйдэ. — А если она умрёт теперь…
Сун Юньхао ничего не ответил, но вдруг заграбастал его голову и прижал к своему плечу. Было неудобно, но тепло. Чжан Вэйдэ затих и повис на нём.
Потом Ло Мэнсюэ сказала еле слышно:
— Я не умру. Мне надо дописать руководство. Я теперь одна осталась — без меня все техники пропадут.
— А когда допишешь? — спросил Чжан Вэйдэ робко.
Она немного помолчала.
— И тогда, наверно, не умру. Я обещала… одному человеку.
— Если то, что светилось, это ваши техники, они очень красивые, — сказал Чжан Вэйдэ.
— Благодарю, — сказала Ло Мэнсюэ церемонно и стала сморкаться в снова извлечённый наружу платок.
Сун Юньхао слегка пошатнулся.
— Я сейчас, — сказал Чжан Вэйдэ, вывернувшись из его уже не очень крепкой хватки. — Я быстро. Можете, пожалуйста, ничего не делать, пока меня нет. Лучше даже не разговаривайте.